Брижит Бардо. Две жизни

Как бы там ни было, как только Маниве услышал эту новость, он тотчас вернулся в Сен-Тропез и отправился в «Гарриг» забрать своего теперь

уже «оприходованного» ослика. Однако, когда он туда пришел, ему было сказано, что мадам Бардо уехала и, вообще, вернется не раньше конца сентября, и, самое главное, уезжая, она запретила отдавать ослика кому бы то ни было без ее разрешения.

Когда же Маниве поинтересовался, на каком основании она оставила Шарля у себя, садовник Бардо сказал, что его хозяйка хотела убедиться, что месье Маниве хорошо обращается со своими, животными.

Маниве и так уже страдал от того, что ржание его Шарля звучало на пару октав выше и никто при этом даже не соизволил извиниться перед ним за содеянное, но теперь он и вообще потерял дар речи, услышав, что Бардо пытается воспрепятствовать ему забрать своего питомца назад.

Маниве потребовал, чтобы перед ним извинились. Когда же ответа не последовало, он позвонил своему адвокату, чтобы тот велел судебному приставу привести Шарля, после чего подать иск на Бардо.

Поскольку французские законы не проводят никакого разграничения между животными и любым другим видом собственности, в основу иска был положен тот факт, что Маниве попросил свою соседку присмотреть за принадлежащей ему вещью и, хотя Бардо ответила согласием, эту вещь она вернула ему в поврежденном виде.

Маниве требовал компенсации в 4 с половиной тысячи франков за нанесенный ему материальный ущерб, то есть за кастрацию ослика, плюс еще десять тысяч за моральный.

Дело рассматривалось в суде Сен-Тропеза 23 октября 1989 года.

Адвокат Маниве согласился с тем, что ослик вел себя похотливо — он употребил при этом французское словечко «chaud tapm», то есть «горячий заяц», — однако подчеркнул, что бедняга заплатил за свою страсть слишком высокую цену. «Этот случай можно приравнять к краже семейных драгоценностей в деревне, где больше не придают значения подобным вещам».

Поскольку Брижит не могла присутствовать на разбирательстве лично, она 16 октября собственноручно и на официальном бланке ее фонда написала в адрес судьи послание, в котором извинялась за свое отсутствие. Видите ли, объясняла она, дела держат ее в Париже, где она сейчас готовит телепрограмму о правах животных. В конце письма Бардо сообщала о том, что, когда Маниве пришел забирать Шарля, ее возмущению не было предела.

«Я люблю всех животных, что оказываются у меня, и я подумала, что этот малыш — и это об осле весом в 250 кг! — теперь мой. Я никогда в глаза не видела никакого Маниве и слыхом о нем не слыхивала. Ни он, ни его садовник, ни кто бы то ни было другой не просили меня присмотреть за бедным животным, моя доброта говорит сама за себя. Я никогда не берусь присматривать за чужими животными, потому что я потом слишком сильно к ним привязываюсь».

По ее словам, она кастрировала Шарля — которого она переименовала в Перишоля, — потому что тот был слишком агрессивен по отношению к Мимозе и Герцогине. «Мне жаль, что этот случай обернулся в нечто столь смехотворное, жаль, что я больше не увижу моего Перишоля, жаль, что в эту историю оказалось втянуто французское правосудие».

Когда же суд вынес вердикт, было ясно как божий день, кто в городе хозяйка. Местный судья посчитал, что Маниве не располагает вескими доказательствами того, что он однозначно объяснил мадам Бардо, что именно он является владельцем ослика, отчего та решила для себя, что ослик теперь перешел в ее собственность, и, пребывая в этом убеждении, она имела полное право поступить так, как считала нужным. А посему, иск Маниве следует считать необоснованным. Более того, по мнению судьи, Маниве нанес Бардо и ее репутации как активистке по защите прав животных невосполнимый моральный ущерб и должен заплатить штраф в размере 20 тысяч франков.

Такой несправедливости Маниве никак не ожидал. «Он меня оштрафовал! Он, видите ли, считает, что я своими действиями бросил тень на доброе имя мадам Бардо и ее деятельность по защите прав животных! Да в этом мире все вверх тормашками!»»

Маниве опротестовал решение.

1 октября 1992 года дело слушалось в апелляционном суде города Экс-ан-Прованс. На этот раз судьи сняли с Маниве штраф, однако отказались изменить первоначальную формулировку. Апелляционный суд согласился с тем, что Маниве не в состоянии доказать, будто Бардо было в действительности известно, что у ослика имеется законный хозяин и он отнюдь не бездомное животное. Судя по всему, согласно французским законам, вещь стоимостью менее 5 тысяч франков может быть передана на хранение другому лицу лишь на страх и риск ей владельца, если, конечно, тот заранее не потребовал расписки. Отсутствие такой расписки, а также свидетелей, способных подтвердить обратное, означает, что суд нижней инстанции был совершенно прав, вынеся решение в пользу мадам Бардо.

Качая головой и до сих пор отказываясь верить, Маниве задается вопросом: «Ну как, по-вашему, я мог прийти к ней и сказать, не будете ли вы так добры присмотреть пару недель за моим осликом, только, прошу вас, дайте мне расписку?»

На всех, кто только был причастен к этой тяжбе, тотчас обрушилась лавина корреспонденции. В ратушу Сен-Тропеза пришла открытка следующего содержания: «Брижит не дала мне сыграть в «крик-крак», вместо этого она сделала мне «крик и крак».

Другая открытка с изображением ослика гласила: «Слава Богу, у нас все в порядке. Жизнь прекрасна. Не то что для Шарля в Сен-Тропезе».

Третья отличалась предельной лаконичностью: «Бедный Шарль, теперь Шарлотта».

Пока апелляционный суд рассматривал это дело, судья высказался на тот счет, будто ослик приобрел прямо-таки мифический статус. Именно в этом ключе Маниве теперь воспринимает эту историю.

«Дело в том, что столкнулись два неравных мифа. Мифический статус моего ослика с мифическим статусом Брижит Бардо. Честное слово, будь у меня выбор, с кем вместе мне попасть в рай — с моим Шарлем или с Брижит Бардо, ей богу, я бы, не раздумывая, взял бы с собой осла».