Офицеры российской гвардии в Белой борьбе. Том 8

Командировка в Киев

Порученное мне возглавление миссии для поездки в Киев меня сильно озабочивало. Работа предстояла чисто дипломатическая, совсем не в моем характере – живом и вспыльчивом. Я предпочитал бы выполнение боевых поручений, в настоящее время шли жестокие бои: в северном направлении на Воронеж и в восточном на Царицын, для освобождения области; успехи казакам давались нелегко и стоили немало крови, недостаточность снаряжения и боевых припасов сказывалась.

Небольшим утешением мне было как можно скорее выполнить данное нам задание – получение боевого снаряжения для борьбы.

В первых числах мая 1918 года, чтобы откланяться с атаманом, миссия собралась у него во дворце со мною в составе генерала Черячукина, бывшего консула Карасева, управляющего Отделом путей сообщения и представителя Отдела торговли (фамилии последних двух не могу припомнить; в нашей работе буду называть первого «министром», а второго «купцом»). Получив пожелание в выполнении нашей задачи, П.Н. Краснов напутствовал на добрый путь, и мы отправились на вокзал, где к поезду для нас был прицеплен вагон 1-го класса, воспользоваться которым мы могли лишь недалеко: мост через реку Миус, протекавшую между Ростовом и Таганрогом, еще в начале февраля был взорван отходящими частями добровольцев, при обороне Ростова от наступавших большевиков, так и не исправленный последними, несмотря на два с половиной месяца их владычества здесь; лишь только теперь было приступлено к его исправлению казачьей властью.

Благодаря тому что в нашей миссии состоял управляющий путями сообщений, который своевременно снесся по телеграфу со своим коллегой украинским министром сообщений, мы получили комфортабельный вагон-салон, ожидавший нас на другой стороне реки Миуса, через который мы должны были перейти по временно устроенному мостику. Это нас порадовало, т. к. пассажирское движение только начинало налаживаться и нам предстояло немало пересадок на узловых станциях. Несогласованность расписания поездов удлиняла наше путешествие, но, при удобстве вагона, не представляла беды, давала нам время переговорить о предстоящих нам работах, а мне распределить роли участников нашей миссии.

Кроме представления гетману и посещения властей, куда приходилось ездить всей миссией, я предоставлял нашему «министру» самостоятельно вести переговоры относительно согласования работы железных дорог, которое осложнялось тем, что, перерезанные между Украиной и Доном, они лишились своих управлений и мастерских; а нашего «купца» – вести переговоры по всем хозяйственным вопросам торговли и товарообмена. Я оставлял за собой, с помощью Черячукина, добиваться главного для нас – получения необходимых нам боевых материалов и снаряжения, для ведения войны.

Тягостно пережив минувшие события на Дону, мы сейчас отдыхали, и сердце радовалось весенним дням, когда природа, чуждая нашим невзгодам, входила в свои права в богатой черноземной полосе нашей Родины: поля зеленели, деревья одевались листвой, и все проносившиеся перед нашими глазами селения и деревни утопали «в вишневых садочках», покрытых белыми цветочками, прекрасной Украины.

Я хорошо знал этот благословенный южный край. Моя мать, урожденная Савенко, была хохлушка, дочь екатеринославского помещика, и мои летние вакации я проводил в имениях ее и моих дядей, в нашей милой Малороссии, как назывались южнорусские губернии. Я лично не говорил по-малорусски, но отлично понимал и любил слушать этот певучий язык, которым говорили крестьяне, в то время не испорченный и не заполненный иноземными словами – немецкого, венгерского и польского языков.

На станциях буфеты ломились от продуктов, видимо, ни война, ни хозяйничанье меняющихся властей, ни общая в государстве, после революции, разруха не смогли еще сломить богатый, чудный край. Казалось, дайте покой, не вводите экспериментов, дайте нормально развиваться населению – и эта наша черноземная сила без всяких чудачеств и без всякого напряжения прокормит не только нашу Россию, но и немало останется на вывоз. Можно ли было поверить, что через несколько лет управления советчиками здесь окажется такой голод, что миллионы людей будут умирать и появятся даже случаи людоедства.

Наблюдая из вагона, все, казалось, напоминало о моих прежних поездках сюда. Бросалась в глаза, особенно на больших станциях, замена русских названий станций украинскими, с массой объявлений, заполнявших стены вокзалов, на украинском языке. Я спросил сторожа, стоявшего у вокзального колокола: «О чем тут пишут?» И получил ответ: «А хiба того чертяка разумiе, а хлопцi дiвятся бо москальскi пiсакi були лiпше». (Да простят меня украинцы, что, быть может, исковеркал их мову.)

Прибыв в Киев, мы на вокзале были встречены представителями местных властей. Нам сообщили, что город страшно переполнен приехавшими и бежавшими от большевиков, а потому найти помещение, как в гостиницах, так и в частных домах, трудно, но для нас будут приняты все меры. Я поблагодарил, но просил оставить нам вагон на путях станции, где бы мы могли остаться жить. Просил лишь устроить помещение для генерала Черячукина, который остается здесь.

Устройством этого обещали заняться как городские власти, так и военная комендатура. Вскоре генерал Черячукин получил в центре города вполне удобное помещение, куда он и перебрался. Представитель военной комендатуры передал мне, что, по распоряжению из военного министерства, в мое распоряжение предоставляется автомобиль с солдатом-шофером, который каждое утро будет прибывать к вокзалу или куда я укажу.