Кровь и Пламя

Глава IV. Свидание в Трептов-парке

*

(19 августа)

Кристину разбудил скрежет. Она обернулась на звук и увидела сову, которая скребла когтями по оконному стеклу. Девушка тряхнула головой, резко вскочила с кровати и подошла к окну. Из-за стекла на неё недовольно глядела птица, которая в одной лапе сжимала свиток, а другой стучалась в окно. Француженка открыла ей, но сова на неё лишь покосилась, разжав лапу и положив свиток на подоконник, а после взмахнула крыльями и улетела, оставив Кристину одну.

Тёплый утренний ветер трепал её волосы, с улицы доносился шум проснувшегося города. Сон был коротким и тревожным, потому Кристина некоторое время просто смотрела на пергамент, пытаясь окончательно проснуться. Наконец подошла к кровати, вынула волшебную палочку из под подушки и проверила письмо на охраняющие заклятия, чтобы затем раскрыть его:

“Кристина Валери Фавр де Поль,

Вам дорога жить Марты фон Мирбах, и мне приятно видеть подобную привязанность, которая выражается в самоотверженном желании помочь бедной девочке от совершенно чужого ей человека. В наше время подобное не часто встретишь, и это говорит о Вас, как о выдающемся представители волшебного сообщества. Однако же я помню, как Вы обошлись с Сибель Арслан, и это уже не делает Вам чести.

Но несмотря на это я хочу встретиться с Вами сегодня в полдень в Трептов-парке, буду ждать у Карпового пруда, там, я думаю, мы сможем решить наши разногласия по поводу судьбы Марты фон Мирбах.

Приходите одна”.

Резкий стук в дверь отвлёк Кристину от письма:

— Мадемуазель, — голос Энцо был немного взволнован, — Мадемуазель, просыпайтесь, у нас гости.

— Энцо, открыто! — бросила в ответ француженка, успев подумать, что ещё же за гости у них могут быть?

Повернулась ручка, раскрылась дверь, и в комнату вошёл могучий Энцо Ламбер в пижамных штанах и рубахе в золотую лилию на голубом фоне.

— О! — от увиденного Фавр де Поль даже замерла с пергаментом в руке у раскрытого окна, — Милая пижама.

— Милые кружева, — вежливо улыбнулся мужчина.

Кристина опустила взгляд на своё декольте и утвердительно покачала головой:

— Кто там пришёл?

— Месье Готье вместе с месье фон Мольтке.

Француженка удивлённо подняла бровь сделала шаг от окна и бросила на кровать пергамент:

— Неожиданно, но вижу, тебя тоже с постели подняли?

— Так и есть, — кивнул Ламбер и отступил за порог, — Собирайтесь, я буду ждать в своём номере.

Он закрыл за собой дверь, оставив девушку в раздумьях.

Остановились они в гостинице для цауберов, прибывающих в Берлин по рабочим вопросам — здание стояло в одном квартале от зала заседаний Бундестага и представляло из себя вполне себе обычный дом и в целом обычный отель, в который просто никак нельзя было заселиться, если ты не волшебник — для обычных людей всё всегда было занято. Их номера с Энцо располагались через стенку, и Кристина даже удивилась, насколько тихо к тому пришли гости из Франции, раз ничего не услышала. Хотя, может быть, на самом деле, она просто очень крепко спала, не смотря на всё то, что ей снилось.

Француженка быстро оделась, взяла письмо, сунула её в карман и вышла из своего номера. У Энцо в кресле напротив кровати сидел он сам, уже тоже успевший переодеться. А вот на кровати были Поль Готье в алой мантии мракоборца и в точно такой же мантии Рихард фон Мольтке. Француз поднялся и радостно кивнул Кристине, а вот немец только поднял взгляд и лишь скрестил руки на груди.

— Привет, Поль, — приветливо улыбнулась Фавр де Поль, потом взглянула на Мольтке и усмехнулась, — Я смотрю, не все рады меня видеть.

— Я смотрю, я в плену? — тот смотрел исподлобья на девушку, потом перевёл взгляд на Ламбера, который как бы невзначай вертел свою трость в руках.

— Конечно, мы же тут тёмные волшебники, — фыркнула Кристина, подошла к Полю и отдала тому письмо, — Меня зовут пообщаться сегодня в полдень с очень прозрачными целями.

— Свидание? — Энцо удивлённо посмотрел на девушку.

— Угу, — кивнул Поль, быстро дочитав письмо, и поднял взгляд на Кристину — А что, Марту украли? Как я понимаю, турки?

— Сегодня ночью, успели на гору Броккен раньше нас, — утвердительно кивнула она и посмотрела на Ламбера, — Энцо, я собираюсь идти на это свидание и задавать вопросы тому, кого встречу.

— Очень обдуманный план, — тот скептически поднял на неё глаза, — Может, всё-таки, не в одиночку?

— Месье Ламбер, а Вас никто не освобождал от Вашей миссии, — весело произнесла Кристина и взглянула на Готье, — Ты пойдёшь со мной сам, или тебе приказ нужен?

— У меня приказ от месье де Ноайя, доставить Рихарда Мольтке вам двоим и возвращаться в Париж, — улыбнулся тот, — Так что нарушать я буду именно его.

— А меня вы, видимо, снова свяжете и запрёте в подвале? — обиженно произнёс немецкий мракоборец.

— Нет, ты тоже с нами пойдёшь, — покачала головой Кристина, — Энцо, спустись, пожалуйста, вниз, попроси доступ к алхимическую лабораторию, я знаю, что она имеется при отеле. Никаких запрещённых зелий готовить не будем, у них ингредиенты должны быть под наши нужды.

— Пожалуй, ещё попрошу подать туда завтрак, — усмехнулся Ламбер, поднимаясь с кресла.

— Да, это было бы чудесно, — кивнула Фавр де Поль, — Поль, мне от тебя нужно будет, чтобы ты сходил в магазин.

— Только скажи, что именно нужно будет купить? — отозвался тот.

— Что-то очень удобное, — обворожительно улыбнулась девушка, — Рихард, а ты останешься со мной и будешь меня охранять, как мракоборец, а то времена нынче неспокойные.

— Меня ждут в Бундестаге, — сухо ответил немец.

— Исходя из всего того, что ты пропустил, лучше тебе оставаться тут.

— Что же на это ответит Виктор Шваниц? — с вызовом посмотрел он на Кристину.

— Ничего он не ответит, — покачала та головой, — Хотя, надеюсь, он уже пришёл в себя, и его выпустили из клиники.

Мольтке посерел:

— Как я понимаю, после моего похищения в стране всё стало только хуже?

— Как всегда, — пожала плечами Фавр де Поль, — Но, к сожалению, отпустить тебя мы не можем, иначе велик шанс, что о нашем плане станет известно. Так что ты же хотел остаться наедине со мной, это твой шанс, — с издёвкой произнесла она.

На скулах Рихарда заиграли желваки, он потёр шрам у себя на лбу, который начал неимоверно зудеть. Энцо посмотрел на него и снисходительно улыбнулся.

**

(19 августа)

В Берлине стояло жаркое летнее утро.

После ночного дождя воздух был чертовски влажным, так что утреннее солнце к десяти часам уже успело превратить столицу Германии в одну большую турецкую баню.

Хаким сидел на летней веранде турецкой кофейни за резным массивным столиком и аккуратно пил кофе. Как бы он не хотел быть одетым по погоде, но сейчас на нём были чёрные брюки, жилетка и белая рубашка — какие-никакие, а приличия требовали от него одеться во что-то, соответствующее деловой встрече. Хотя ворот был расстёгнут, что давало турку хотя бы чуть больше прохлады.

Напротив него сидел Иван Лисицын и крайне мрачно пил кофе. У его белой рубашки воротник точно также был расстёгнут, но пиджак и брюки вообще ничего не делали для комфорта и прохлады. Все в один голос утверждали, что в убежище Хакима всегда прохладно и полумрак, кто ж знал, что глава Глубинного Государства захочет позавтракать на улице? Обычно он так никогда не делал, видимо, большая честь.

— Как спалось, Иван Тимофеевич? — Хаким улыбнулся, наблюдая, насколько некомфортно в этой обстановке его визави.

— Стараниями Ваших людей поздно лёг, — тот мрачно взглянул на турка, — Стараниями муэдзина в соседней мечети, рано проснулся.

— Говорят, когда император Фридрих вошёл в Иерусалим, — его собеседник говорил размеренно, взглядом изучая Лисицына, — Первым делом он спросил у пришедших к нему шейхов и эмиров, а почему не слышатся голоса муэдзинов, которые ему были так по-душе? — он отпил кофе, глядя, как русский вздохнул, — Шейхи и эмиры удивились словам императора, но исполнили его волю, азан снова зазвучал с минаретов.

— К сожалению, этот город не похож на Иерусалим, а я на императора Священной Римской Империи, — скривился Лисицын.

— По погоде сегодня похож, — улыбнулся турок, — Хотя да, Иван Тимофеевич, Вы на императора не похожи, увы.

— Так сложились обстоятельства, Вы же в курсе о ночном происшествии на горе Броккен?

— Вы действительно считаете, что я буду вести беседу на эту тему? — Хаким удивлённо посмотрел на русского и откинулся на спинку своего плетёного кресла.

— Сдаётся мне, вчера вечером Эмма Вайцзеккер предложила Вам ничего не предпринимать в сложившихся обстоятельствах, а потом скоропостижно скончалась, а Вы посчитали себя свободным от обещаний?

— Что-то последнее время я словно на базаре, — ухмыльнулся турок, — Чувствую себя, как Мустафа-бей.

— Вы умираете? — наигранно удивился Лисицын. Желваки на скулах его собеседника мгновенно заиграли.

— Вам никогда не предлагали отрезать язык, Иван Тимофеевич? — Хаким прищурился.

— Предлагали, но я каждый раз отказываюсь, — теперь русский уже откинулся на спинку кресла, — Да и сейчас вряд ли Вы всерьёз мне подобное предложите.

— Мне даже стало интересно послушать, почему?

— Убивать должностное лицо при исполнении, когда его страна остаётся всё ещё в стороне от драки за германскую землю? Мне кажется, или это не очень умный ход?

— Во-первых, уже не в стороне, — улыбнулся Хаким, — Во-вторых, что нам сделает Россия, выскажет озабоченность? Ну, и в третьих, Вас это всё равно не спасёт.

— Хаким, пока Ваши люди не натворили никаких дел, за которые в приличном обществе порицают, верните Марту Мирбах, — Иван внимательно смотрел на собеседника.

— Кому, Вам? — тот огладил бороду.

— Её семье, я здесь совсем не по её душу приехал. И в мои планы не входило разбираться с ракшасом и какими-то турецкими ассасинами.

— Я предлагаю Вам, Иван Тимофеевич, и дальше не заниматься этим делом. Я понимаю, что Вы здесь ради Аненербе и их оккультных тайн, — в голосе турка прозвучала угроза, — Вот и занимайтесь ими.

— Как сотрудник своего ведомства, я в целом не против кровавых ритуалов с использованием детей, в особых условиях, — русский отпил кофе, — Но, во-первых, эти условия ещё не наступили. А во-вторых, я, как человек, не разделяю Вашу страсть к кровавым ритуалам с использованием немецких девочек.

— Иван Тимофеевич, нельзя быть настолько самоуверенным, чтобы прийти ко мне и угрожать, — голос Хаким стал чуть ниже.

— Это предложение, — покачал головой Лисицын, — Это предложение сфокусироваться на Аненербе, которое в эту минуту рвётся к власти на заседании Бундестага. А девочку Марту передать родственникам.

— И что же мы за это получим? — улыбнулся турок.

— Поддержка ваших притязаний на германскую землю, — русский допил кофе.

— Наши притязания мы можем обеспечить сами, — усмехнулся его собеседник.

— Тогда это был хороший кофе, — Иван поставил свою чашку на блюдце, — Думаю, это можно считать официальным отказом.

— Вы ещё ничего не предложили, а уже увидели отказ, так дела не делаются.