Клубок со змеями

Бастет не ответила. В этот момент ее взгляд принял пугающе отрешенный вид. Словно все в одночасье в этом мире перестало ее интересовать.

Азамат картинно развел руки в сторону:

— Желание прекрасной девы — закон. Место и время?

— Здесь же. Завтра вечером.

— Я принимаю твой вызов, — сказал Азамат, отвешивая шутливый поклон. — Жаль. Ты была моей лучшей разведчицей, а завтра станешь лишь очередным куском мяса на радость местным падальщикам.

Бастет вновь ничего не ответила. Ее невидящий взор был устремлен в пустоту.

— Мы задерживаемся, — произнес Азамат приказным тоном, — пойдемте ребята, нажремся караванного пойла и отдохнем. Мы неплохо потрудились сегодня. Воду не трогать. Так, на всякий случай.

— А они? — подал голос один из разбойников, стоявших позади меня.

— Что, они? — уточнил Азамат.

— Не сбегут?

Главарь разбойников пристально вгляделся в бледное лицо Бастет. В ее отрешенный взгляд. Увидел дрожь, охватившую руки.

— Уверен, — четко выговаривая слова, произнес Азамат, — они и не собираются. Ведь так?

Бастет продолжала хранить мучительное молчание.

Главарь разбойников обернулся ко мне, и на его губах заиграла веселая, даже отеческая, улыбка.

«Земляной лев».

— Повезло тебе с женщиной, Саргон, — произнес он, — ты столько вылил на нее помоев, а она готова отдать за тебя жизнь.

Я ничего не ответил, ибо не мог подобрать слов. Да и не хотел, честно говоря.

Задумчиво окинув меня взглядом, Азамат захромал в сторону верблюдов, наверняка собираясь оценить награбленные сокровища. Его люди, молча, последовали за ним.

Уже через минуту мы с Бастет остались одни. Она рухнула на колени, словно подкошенная трава, и закрыла лицо руками. Со стороны могло показаться, что нубийка оплакивает маленького щуплого человечка в выцветшей грязной набедренной повязке.

— Бастет, — тихо позвал я.

Она не ответила.

— Бастет.

Она отняла руки от лица и, не глядя в мою сторону, спросила:

— Это правда? — ее голос звучал также безжизненно, как после того, когда над ней надругались наемники.

— Что именно? — я чувствовал, как разрывается сердце.

— Что ты продал меня караванщику.

— Я...

— Не смей лгать!

— Одна ночь.

Она подняла глаза на меня. В них читалась боль и отрешенность.

— Только на одну ночь, — выдавил из себя я. — У меня не было выбора, иначе все бы пошло крахом.

— Все и так пошло крахом, — с пугающим спокойствием произнесла она, вставая и поднимая меч.

— Бастет, послушай... — я не успел договорить.

Одним рывком она преодолела расстояние, что нас разделяло, и с силой повалила меня на песок. От сотрясения руку пронзила боль, но я даже не обратил на нее внимание. Все, что я видел, это ее лицо. Ее слезы, которые брызнули фонтаном из глаз... и занесенный над моей головой меч, слегка изогнутый на конце.

— Прости, — успел я тихо произнести прежде, чем она с яростью опустила клинок, целясь мне в голову.

Меч прошел буквально в ногте от моего лица и врезался в песок.

Нубийка тяжело дышала. Соленые слезы смешались с кровью, превращая ее лицо в один сплошной багряный развод. И только яркие белки глаз выделялись на нем, сверкая, подобно звездам на ночном небосводе. Очень далеким звездам, медленно угасающим в одиночестве и отчаянии.

— Ты спас меня от гиен, — произнесла Бастет, давясь слезами, — теперь я попробую спасти тебя от Азамата. И мой долг будет исчерпан.

— Дай мне объяснить...

— Нечего объяснять, — ответила она, вставая, — ничего больше не нужно объяснять.

Я медленно сел и посмотрел на нее сверху вниз, но, казалось, моя личность перестала для нее существовать. Громко втянув ноздрями воздух, Бастет медленно направилась в сторону нашей палатки.

Я же еще долго сидел на песке, не замечая, как солнце постепенно, но неуклонно путешествует по небу, сменяя день на вечер. Лучи яркого светила нещадно палили неприкрытую голову, заставляя разум погружаться в туман. Он еще больше притуплял чувство времени, которое и без того практически исчезло. Испарилось, подобно росе, высыхающей к полудню. Я продолжал сидеть даже тогда, когда начали сгущаться сумерки, а из шатра Хазина стали доноситься пьяные голоса и дикий смех Азамата. Никогда еще в своей жизни мне не было так скверно и отвратительно. Даже когда меня вели в тюрьму по Дороге Процессий.