Чёртов палец

2

Свою крохотную дачку в нескольких верстах от Борго госпожа Янсон продала: жить на вдовью пенсию вдвоём с дочерью было трудно. Муж госпожи Янсон получал хорошее жалованье, но на чёрный день она так ничего и не отложила: приходилось много платить и за аренду петербургской квартиры, и за прислугу, и за образование дочери. Ей казалось, что она ещё успеет сделать необходимые накопления, но вместе со скоропостижной кончиной мужа умерли и её надежды на обеспеченную старость. Теперь они с Лоттой жили в окружённом палисадником деревянном домике покойных родителей госпожи Янсон.

Лотта тяготилась жизнью в доме матери. Пора было подумать о своём будущем и если не выйти замуж, то хотя бы устроиться гувернанткой к хорошим людям. В этом ей могли бы помочь и рекомендация институтского начальства, и золотая медаль, полученная из рук самой императрицы, но найти место гувернантки в Борго было непросто.

Часто и с грустью вспоминала Лотта институт. С каким нетерпением ждали девочки дня его окончания, обретения долгожданной свободы! И какими чудесными кажутся ей теперь проведённые в нём годы! Было там всякое: и слёзы, и радость, и предательство, и верная дружба. Но какими милыми кажутся теперь их забавы, невинные шалости, детские страдания! Целый год Лотта переписывалась со своими институтскими товарками Ольгой и Ритой, но Ольга уехала к себе в Юрьев, в Эстляндию, вышла там замуж и перестала писать, Рита уехала на Кавказ. Иногда Лотта получала письма и от других товарок. Мало кто из них остался жить в Петербурге, большинство разъехались по родным местам, многие, из семей победнее, поступили на службу гувернантками, другие вышли замуж.

Лотта вспоминала, как недавно вместе с другими жителями Борго ходила встречать с поезда Сельму Лагерлёф. Местные школьники от вокзала до самого центра образовали шеренги вдоль дороги, приветствуя Сельму. Самые известные в городе люди, директор книжного издательства Сёдерстрём и ректор Аллардт, всюду сопровождали знаменитую писательницу. «Значит, женщина тоже может добиться успеха? — думала Лотта. — Настоящего, большого успеха? И даже получить премию Нобеля? А я? Могу ли я хотя бы приблизиться к такому успеху? — спрашивала она себя и тотчас вздыхала: — Нет, нужны новые наблюдения, впечатления, переживания — не это скучное, однообразное прозябание в узком постылом переулке, где всё, даже сам воздух, дремлет в вечном ленивом оцепенении! Нужна другая жизнь!»

«Впечатление будит чувство, — размышляла она, глядя через заиндевевшее окно на замерший под снегом мир, — чувство рождает мысль, мысль заставляет человека совершить поступок, а поступок приводит к славе… или к позору… Но ведь это и есть движение, жизнь… Без движения погибнет любой организм. Вот и душа погибнет от неподвижности, от смертельной скуки».

«Ну, если уж не получить Нобелевскую премию, то хотя бы полюбить хорошего человека!» — думала она в другой раз.

Она всё чаще вспоминала Петербург, в котором провела половину из своих двадцати лет. За годы учёбы в институте жизнь в Петербурге успела стать для неё более привычной, чем жизнь в маленьком Борго, еде прошло её детство. Тогда в Петербурге она была счастлива: в институте её окружали милые подруги, дома каждую субботу ждали любящие родители, жизнь вокруг кипела и была такой светлой, весёлой, полной неясных ожиданий. Думая о Петербурге, Лотта иногда доставала из шкатулки визитную карточку с золотым тиснением и, разглядывая её, предавалась смутным мечтам; она уже давно вытащила эту карточку из кожаного бювара матери и спрятала у себя в комнате…