Чёртов палец

4

Безуспешно пытаясь разыскать Маевского, которому, вероятно, что-то помешало явиться на маскарад к графине, и надеясь, что тот ему телефонирует, Навроцкий три дня провёл в Петербурге. Кода на третьи сутки вечером он наконец вернулся в Осиную рощу, в доме было тихо. Лотта не встретила его по обыкновению внизу, и тогда он поднялся к ней сам. Она стояла в углу комнаты перед иконой, спиной к нему. Подойдя к окну, он с минуту любовался видом на парк и озеро.

— Ты ведь бросишь меня? — вдруг промолвила она, не оборачиваясь. — Бросишь?

— Отчего же мне тебя бросать? — удивился Навроцкий.

Она резко обернулась и устремила на него заплаканные, воспалённые глаза. Он невольно вздрогнул и несколько секунд стоял ошеломлённый: такой он никогда её не видел. Почувствовав необходимость обнял» и успокоил» её, он сделал шаг, но заметил, что в руке у неё что-то блеснуло, и, узнав свой «Веблей», от неожиданности остановился. Она подняла руку, чёрное дуло метило ему в грудь. «Вот она, испанская-то кровь!» — успело пронестись в его голове прежде, чем револьвер выстрелил. Слух его различил, как что-то прошипело и чмокнуло у него за спиной. На мгновение ему показалось, что он ранен.

Лотта опустилась на кровать и, бросив револьвер на постель, закрыла лицо руками.

— Ну и бросай, — промолвила она и упала лицом в подушку.

Оправившись от испуга и сообразив, что пуля его не задела, Навроцкий оглянулся вокруг: на подоконнике раскрытого окна лежал мёртвый голубь.

— Убери его! — сказала Лотта.

Преодолевая брезгливость, Навроцкий потянулся к голубю, но в ту же минуту откуда-то с крыши на подоконник прыгнул жирный хозяйский кот. Схватив голубя, животное торопливо и воровато поволокло его через комнату и открытую дверь вниз по лестнице, оставляя на полу полоску из пятен крови. Увидев кота с мёртвым голубем в зубах, Лотта вздрогнула, по губам её пробежала судорога отвращения.

— Почему ты не убрал его? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Не успел.

Навроцкий взял с постели револьвер, поставил его на предохранитель и, погладив Лотту по голове, склонился, чтобы поцеловать её. Она отвернулась к стене.

— У меня болит голова, — сказала она. — Я хочу побыть одна.

Навроцкий спустился вниз и спрятал «Веблей» в ящик комода.

Весь вечер Лотта провела у себя в комнате, ссылаясь на нездоровье. Разговаривать с Навроцким она отказалась, и единственное, что ему оставалось, — это ждать лучшей минуты.