Печать Джа

— Погодите, я разыскал парней с корабля, узнал информацию о втором пассажире.

— Этого недостаточно.

— Я продолжаю работать… Невозможно успеть всего за одну неделю.

Брови баронессы нахмурились, а голос сделался до одури сладким:

— Бедняжка не успевает. А ходить по кварталу развлечений время есть.

Вот же ж Гаскинс, сука такая — заложил… И как только прознал.

— Попрошу не лезть в мою личную жизнь. И чтобы вы знали, одно другому не мешает.

— Надо же, — притворно удивилась баронесса. — Тогда позволь узнать, как далеко продвинулись твои поиски? Что успел сделать за последние четыре дня.

— Не имею привычки попусту языком молоть. Когда будет результат, тогда и доложусь.

— Вот как будет результат, тогда и получишь деньги, Сигма.

— Я Сига!

Баронесса недовольно сморщила носик.

— Не важно. Можешь идти…

Вот ведь зараза. Только-только отношения с баронессой стали налаживаться и вдруг такой облом. Вряд ли Гаскинс или нанятые им люди устроили слежку. Я подобные вещи за квартал чую — специфика воровской работы. Но если не «хвост», тогда что остаётся? Чей-то длинный и не в меру болтливый язык?

Круг претендентов был крайне узок, поэтому я не стал откладывать разборки на потом. Быстрым шагом пересек двор и буквально влетел во флигель. В тот самый момент, когда Рогги громыхал половником. От разлитого по тарелкам супа исходил приятный грибной аромат.

— Танцор, ты вовремя, — лесным филином проухал Бабура, — садись, откушай с нами.

— Не буду я за одним столом со стукачами сидеть.

Добродушное лицо Бабуры мигом нахмурилось.

— Танцор, ты говори-говори, да не заговаривайся. Отродясь среди нашего брата трепачей не водилось. Правильно я говорю, мужики?

Мужики недовольно переглянулись.

— Сказки можете баронессе рассказывать или Гаскинсу. Хотя, о чем это я? Один из вас именно это и сделал. Признавайтесь, какая сволочь напела про мой визит в бордель?

— С чего ты решил, что это мы? — осторожно спросил Зычник.

— С того, что кроме вас троих об этом никто не знал.

— И что? — раздраженный Рогги бросил половник в кастрюлю. — Я могу перечислить тысячу способов, как раздобыть нужную информацию. У тебя доказательства есть?

Прав был Рогги, зря я вообще все это затеял. В Кирпичном районе за пустую предъяву можно было и перо в бок схлопотать. Хорошо, что у матросов с «Оливковой ветви» были другие привычки.

На следующий день ко мне в комнату заявился Бабура. Спозаранку, когда дом продолжал спать. Ввалился в комнату и позвал на прогулку. Пришлось накинуть сюртук и выйти следом. На улице оказалось необычайно свежо: предрассветный воздух холодил кожу — не спасал даже поднятый воротник. Пальцы, и те зябли в карманах.

Мы миновали двор и свернули на боковую дорожку, усыпанную желудями. Лучшего места для разговора не придумаешь: с одной стороны полотно дороги, с другой — зеленая лужайка. Желающему подслушать и спрятаться было негде: кругом открытое пространство.

Покрутив головой, первым заговорил здоровяк:

— Зря ты вчера это затеял.

— Знаю.

— Ты пойми, Танцор, парни тебе благодарны, что из такой задницы вытащил. Работа пускай и не за деньги — все лучше, чем прозябать в трущобах, пропивая последнее.

— А как же вдовушки в деревне? — не выдержал я.

— Какие там вдовушки, — Бабура с досады махнул рукой, — пьяный треп от безнадеги. В деревне отношение к чужакам еще хуже, чем в город. Здесь хоть какая-то возможность заработать есть… Как не крути, выручил ты нас, Танцор. И парни это понимают.

— Сомневаюсь.

— А ты не сомневайся. Я поболее твоего на свете пожил и знаю, о чем говорю. Только вчерашнее добро легко забывается, когда творится несправедливость.

— Это какая же? — возмутился я. — Обиделись, что деньги баронессы вернул?

— Не только… Месяц назад ты был частью команды: ел, спал, работал вместе со всеми, а нынче в бароны заделался.

— Завидно?

— Все сложно, Танцор… но парней тоже можно понять. Пока одни вынуждены горбатиться — другие слоняются без дела по кафе, да по борделям. А потом заявляются во флигель и жалуются на местных шлюх, не способных должным образом ублажить. Понимаешь, о чем я? Одни назовут это чувством зависти, другие жаждой справедливости.

— Ты оправдываешь стукачей?!

— Нет, я просто пытаюсь вставить мозги на место одному зарвавшемуся пацану. Ты зачем про бордель рассказал? Какие эмоции хотел вызвать у Рогги, проторчавшего пол дня у плиты или у Зычника, набегавшегося до кровавых мозолей? Ты чем думал?

Не хотелось признавать, но Бабура был прав. Я слишком зациклился на собственных проблемах, и упустил из виду остальное. Получается, что зря, потому как Гаскинс моментально этим воспользовался.

— И что дальше?

— Не знаю, — признался здоровяк. — Я поговорю с парнями, только не уверен, что это поможет. На корабле было не в пример проще… Ты попробуй поменьше мельтешить без дела — глядишь и наладится.

Нихрена не наладится. В кои-то веки сытый желудок и мягкий матрас сыграли злую шутку, заставив позабыть о простой истине. Истине — выбитой на камне, возрастом в тысячи лет: человек человеку волк, хищник и конкурент. За лучшую долю готов в глотку вцепится и подгадить, лишь бы другим хуже было. В закрытых сообществах вроде банды в Кирпичном или экипажа корабля люди вынуждены сосуществовать ради выживания. Они принимают правила, играя в дружбу и братство, но стоит оказаться в открытом мире, где каждый сам за себя и старые связи рвутся подобно волокнам гнилого каната.

Я вспомнил, как заблестели глаза Рогги при виде найденного богатства. Окажись мы в лесу, да ещё и без великана Бабуры, превосходящего каждого из нас в силе, как бы тогда он поступил? Согласился поделить деньги на равные доли или пустил в ход нож? А Зычник? Вот то-то и оно… Я и сам, чего греха таить, не был уверен в собственных действиях. Уж слишком большой куш оказался на кону, почитай сто тысяч.

Да, зажрался Сига из Ровенска, совсем нюх потерял, но ничего, время покажет у кого хватка крепче и зубы острее.

Когда мы возвращались в особняк, я все же не выдержал и сказал:

— Будь моя воля, с удовольствием поменялся местами — с любым из вас.

— Я знаю.

— Откуда?

Бабура пожал плечами.

— Наверное опыт… В жизни халявы не бывает. Вопрос лишь в цене, которую придется заплатить. Я один раз позарился на чужое и потерял все что имел: жену, детей, хозяйство, доставшееся по наследству.

— А если окромя жизни нечего терять?

Бабура остановился и удивленно посмотрел на меня.

— А разве этого мало?

Следующая неделя мало чем отличалась от предыдущей. Я по-прежнему слонялся без дела, не зная, как расположить её светлость. И чем дольше тянул, тем хуже ситуация становилась. Гаскинс работал по полной, нашептывая всякие гадости. Это становилось заметно по тому выражению лица, с которым баронесса меня встречала.

— И снова никаких новостей, — говорила она неизменно, проходя мимо. Словно забыла, кто вернул кучу денег, и кто нашел заместо умершего слуги трех новых, готовых работать за еду. Называется, не делай добра…

Бабура к концу второй недели закончил с крыльцом. Заменил ступеньки, выкрасил новые перила лаком и перешел на крышу. Здесь фронт работы предстоял не в пример больше. Потребовались дополнительные руки, в том числе Зычника и Рогги. Целыми днями бывшие матросы пилили, строгали, стучали молотками. А я после того случая ни с кем толком и не общался. Во флигель больше не заглядывал, предпочитая проводить свободное время за пределами особняка.

Нужны были любые зацепки по второму пассажиру. Но увы, все те кто мог назвать его имя, оказались недоступны: капитан и квартирмейстер за решеткой, а боцман растворился в большом городе, как капля воды в океане.

Бабура подкинул мысль по поводу записей в судовом журнале. Согласно морским правилам старший помощник обязан был фиксировать списки членов экипажа и пассажиров. Вот только вряд ли это сможет помочь. Вся документация корабля после ареста была изъята и хранилась под замком в недрах таможенной службы.

Я долго мучался, пытаясь отыскать хоть какую-то лазейку, пока в один прекрасный день из кармана не выпала визитка Артуа Женевье — разговорчивого старичка, подсевшего за столик. Казавшегося на тот момент добродушным, но подпись под фамилией лишала всяческих иллюзий — инспектор. Это вроде старшего стражника на местный манер. К примеру, таковым являлся Густав Колми, три дня продержавший меня в каталажке. Он же ясно дал понять, что знаком с Артуа. И, судя по всему, знакомство это было далеко не дружеским. Может причиной всему второе слово — военный?

Довелось по случаю приобрести одну книгу «О государственном устройстве» и чего-то там. Повелся на красивую обложку с изображением скрещенных мечей. Думал, будет про войну, а на деле оказалось на редкость скучное чтиво о бюрократическом аппарате, его структуре и механизмах работы. Имелись даже графики со стрелочками. Благодаря им я и узнал, что сразу несколько ведомств могли выполнять схожие задачи. Например, Корпус Охраны Порядка и таможня, а еще отдел безопасности при штабе армии и министерство по защите государства, именуемое контрразведкой. Согласно авторам произведения — подобное разделение таило в себе великую опасность. Только отлаженный бюрократический аппарат с системой сдержек и противовесов мог принести пользу. В противном случае стране грозил внутренний конфликт, а при наихудшем варианте развития событий смена власти и даже распад.

Вот и получается, что инспектор инспектору рознь. Один следил за порядком в городе среди гражданского населения, другой — в армии. Разные ведомства, но пересекающийся функционал — чем не повод к соперничеству и конкуренции, а может даже к вражде.

Наплодили чиновников, что блох на уличном псе. Спрашивается, к чему такие сложности? На старом континенте на протяжении многих веков политикой заправляла Церковь. Делала это вполне успешно — пускай только попробуют вякнуть, мигом устроит народные волнения и бунты. Потому правители сидели тихо, и в обучающих книгах со схемами нужды не возникало.

Я без труда отыскал адрес, указанный на визитке. Дом отставного инспектора находился в престижном районе города. Здесь даже искусственный канал имелся, соединяющий водохранилище с водопроводной системой. Настоящая река с бетонными берегами и перекинутыми поверх мостиками. Внизу плавали лодки, специально оборудованные для пассажиров. Деревянные скамейки были подбиты мягким войлоком, а у некоторых имелись высокие спинки с зонтиками. Не понимаю, чем любовались пассажиры: высоким синим небом, а может каменной кладкой канала, покрытого тиной и пахнущего соответственно? Сомнительное удовольствие, за которое еще и платить.

Я постоял на мостике, наблюдая за проплывающей внизу лодкой. Наряженный в разноцветную рубаху гребец никуда не торопился: лениво работал веслами и сладко позевывал, пригретый солнцем. Оно и понятно, клиенты платили за комфорт, а не за скорость передвижения. Кому понравится быть забрызганным мутной водой.