Печать Джа

Глава 1. Танцы с Жанетт

Коты крайне опасные животные. И речь здесь идет не о питомцах богатых домов, раскормленных до состояния меховых шариков, а о поджарых, вечно голодных крысоловах. Я подозревал, что на борту «Оливковой ветви» будет парочка подобных тварей. И даже рассчитывал с ними договориться, но не вышло. Дикие завывания переполошили моряков, дежуривших в трюме.

Меня поймали, скрутили и ткнули носом в пол. В доски, пропитанные морской солью и мышиным пометом. Здесь все воняло солью, но дерьмом все-таки больше.

— Ленни, кто там у нас? Очередной безбилетный пассажир? — раздался голос над головой.

— Крысеныш… Вот капитан обрадуется.

Парочка крепких рук подняла мое тело с дощатого пола.

— Паря, даже не рыпайся.

Я и не думал. Смысл бежать, когда за бортом на многие лиги вокруг океан.

Меня потащили вперед, к большой лестнице, ведущей на верхнюю палубу. Под улюлюканье и свист оживившихся моряков. Самих их я не видел, лишь пятна босых ног, мелькающих перед глазами.

Болезненный удар прилетает под ребра.

— Шевели лапками, крысеныш!

Сложно подниматься наверх по крутой лестнице, когда кисти скручены за спиной, а сам ты находишься в позе танцовщицы Таалийского балета.

— Слышь, Ленни, ты на ручки его возьми.

— Бабы нет, так хоть мужика потаскаешь.

— Приголубь мальчонку, Ленни!

Шутки и прибаутки неслись со всех сторон, нервируя и без того раздраженных конвоиров. Наконец один из них догадался ослабить хватку, позволив выпрямиться. Другой помог задрать голову, оттянув волосы на затылке.

Худо-бедно меня подняли на один пролет, приложив лбом то ли о поперечную балку, то ли об очередную ступеньку. В глубине коридора мелькнул тусклый свет — если не изменяет память, именно там находился камбуз. Там же складировалась часть съестных припасов, перенесенных из трюма по причине повышенной влажности. А если развернуться…

— Шевелись! — тяжелый кулак бьет в грудь, сбивая дыхание. Я заваливаюсь на спину, готовый скатиться вниз по лестнице, где шею свернуть — дело случая, ну или пары секунд. От падения уберегает один из конвоиров, тот что находится по левую руку, пропахший дешевым табачным дымом. Он успел перехватить мое тело, едва не выдернув кость с жилами.

— Ленни, ты чего творишь. Какая каракатица тебя укусила?

— Да потому что достало…

— Тебя капитан достанет, если мы вместо живого человека труп приволочем.

— Тебя чё, всерьез волнует здоровье этой сухопутной крысы?

— Ленни, иди отдохни.

— Зак…

— Ленни, кому сказано, пшёл.

И Ленни пошел. Я услышал скрип досок под ногами, и очередную порцию скабрезных шуточек, отпускаемых в адрес незадачливого конвоира.

— Паря, ты же не будешь творить глупости? — снова этот дружелюбный, располагающий к себе голос. Такие типы опаснее всего — бьют сразу в печень или ножом в горло. Уж лучше нервный и суетливый Ленни.

— Паря, мы договорились?

— Да…

— Тогда давай — вперед.

Чужие руки отпускают запястья. Я выпрямляюсь в полный рост и наконец вижу выход на верхнюю палубу. Всё та же крутая лестница из потемневшей от времени древесины. В широком проем виднеется кусок ночного неба, усыпанного звездами. Хватаюсь за перила и медленно, без лишних движений начинаю подъем наверх.

На палубе столпилась куча народа. Слишком много лиц, чтобы удалось кого-то разглядеть или запомнить. Лишь одна фигура выделялась на общем фоне — капитан, обряженный в синий сюртук с массивными позолоченными пуговицами. Круглое лицо наполовину скрыто густой бородой и бакенбардами, мохнатыми, что дворовые псы Алтанской породы. Столь же мохнатыми и кучерявыми оказались брови, нависшие над глазами.

Меня вытолкнули в центр живого круга, слишком плотного, чтобы попытаться сбежать. Да и куда бежать, если на тысячу лиг вокруг сплошной океан. Лишь в одном месте кольцо разрывалось — именно там, где и стоял капитан. В полном одиночестве, не считая высокой фигуры по правое плечо. Сухое, ничем не примечательное лицо, все тот же синий сюртук, но уже с оловянными пуговицами — либо боцман, либо квартирмейстер. Скорее всего второе, потому как приметная серьга в ухе отсутствовала.

Капитан поднял руку и голоса мигом смолкли. Тишина… лишь одному океану было плевать на приказ, поэтому он продолжал биться о борт судна.

— Вот, безбилетника поймали.

Толчок в спину, и я делаю два вынужденных шага вперед.

— В трюме прятался, за бочками с солониной.

— Кто обнаружил? — голос у капитана был тяжелый и скрипучий.

— Фартовый… Он как его учуял, принялся орать и шерсть дыбом. Вахтовых внизу переполошил.

— Фартовый, значит… Давненько он таких крыс не ловил, больших и…, - капитан с сомнением посмотрел на меня. Наверное, хотел сказать жирных, но передумал, учитывая торчащие под рубахой ребра. — Как же тебя на мое судно занесло, доходяга? Неужто на Новый Свет захотел посмотреть?

Молчу… Толку от разговоров, когда и так все понятно.

— Да-а, — разочарованно протянул капитан, — хоть бы раз что-нибудь новенькое. И что ж вас туда тянет, будто медом намазано. Думаете, жизнь в сахар превратится? А жизнь, она везде одинаковая, что по одну сторону океана, что под другую… Сколько тебе годков, крысеныш?

— Шешнадцать.

По окружившей нас толпе пронеслись смешки.

— Ну надо же, аж цельных шешнадцать, а мозгов так и не нажил… Давай, снимай одежду.

Я недоверчиво уставился на капитана. Может ослышался, причем здесь моя…

— Кому сказано, сымай!

Стоящий за спиной конвоир с силой дернул за рубаху, так что швы затрещали, а сам я едва не оказался на палубе, чудом удержавшись на ногах.

— И портки скидывай. Не заставляй ждать капитана.

Через несколько секунд я стоял голый в окружении десятка людей. В голове тут же начали роиться воспоминания о многочисленных сплетнях, слышанных в порту. О том, как проворовавшихся матросов обмазывали рыбьим жиром и привязывали голышом к бушприту. Бедолаги умирали долгой мучительной смертью из-за чаек, терзающих клювами плоть.

Мышцы сжались, а тело задрожало то ли от страха, то ли от холодного морского ветра, пробравшего до самых печенок.

— Глянь, есть на нем какие отметины?

Чужие пальцы с силой схватили за плечо.

— Стой и не дергайся, — пробормотали над самым ухом. Я узнал голос того самого Зака, только не осталось в нем ничего от былого дружелюбия, лишь безмерная усталость человека, выполняющего свою работу.

— Чист, капитан — ни одной отметки. А вот шрамов у парня, будь здоров, словно через мясорубку пропустили.

— И откуда ты у нас такой взялся?

Чужая рука ложится на плечо — намек, понятный без лишних объяснений, поэтому тороплюсь ответить на вопрос:

— Из Ровенска.

— И где ж такое находится?

— Глушь восточная, — выкрикнул кто-то из толпы, — три недели пути от Лядного.

— Надо же, далеко забрался, — капитан в удивлении покачал головой. — И чем промышлял, как на хлеб зарабатывал?

— По-всякому выходило… где за скотиной ухаживал, где товар помогал разгружать.

— Шрамы откуда взялись? Тюком придавило или на колесо телеги намотало?

Толпа охотно разродилась смехом, словно только и ждала всеселой шутки от главного.

— Лихие люди напали.

— Жалость какая, — протянул капитан. И по голосу было понятно, что плевать он хотел. Так обыкновенно жалеют случайную муху, прихлопнутую кружкой в таверне. — От лихих людей нигде спасения нет: ни на суше, ни на море… Слушай, а может это не они лихие, а ты лихой? Может деревенские за воровство поймали, да оприходовали батогами, чтобы не повадно было чужое красть?

— Я человек честный.

— Честный, говоришь…

На судне воцарилась тишина. Я печенкой почувствовал, что сейчас будет решаться моя судьба. Без схода старшин, без брошенных на чаши весов камней, без слов в защиту и против. На корабле, где существует только один король и бог. И именно он сейчас смотрел на меня, пытаясь понять правду.

Почему медлит, почему глаза щурит, словно арбалетчик, изготовившийся к выстрелу? Неужели…

— Что скажешь, Джефферсон? Верить ему или нет? — обратился капитан к стоявшему рядом помощнику. Лицо квартирмейстера не выражало никаких эмоций. В возвышающейся рядом мачте и то больше жизни было, чем в этом длинном, сухопаром человеке.

— Я бы не стал рисковать. Путь впереди долгий, команда проверенная, а этого крысеныша первый раз видим. Кто знает, что у него за душой лежит.

— А ты что скажешь, Вудсон?

— Согласен с Джефферсоном, уж больно дикий мальчонка, — раздался голос из толпы. До того раскатистый и басовитый, что перекрыл шум волн за бортом. — Я такую породу за лигу чую. Плетью обуха не перешибешь, тут только Жанетт перевоспитает.

Зрители, почуяв запах крови, одобрительно загудели. До ушей долетели отдельные слова, брошенные сухопарым помощником про «репутацию» и про то, что «надо поддерживать».

Похоже, плохи мои дела, совсем плохи. Ни одного голоса «за», даже дружелюбно настроенный Зак за спиной и тот помалкивал.

— По поводу репутации это ты хорошо сказал, — капитан задумчиво посмотрел в мою сторону. — Знаешь, доходяга, почему в последние два года на «Оливковой ветви» не было ни одного безбилетного пассажира? А потому что мы их вешали, несмотря на возраст и пол. Каждая собака в порту знает, что если капитан Гарделли кого поймал, пощады не жди.

Тут же на мои плечи навалилась тяжесть, пригибая к земле. Запястья за спиной стянули крепкой веревкой, а на голову накинули холстину, пропахшую рыбой. До ушей долетел довольный гомон — толпа радовалась, предвкушая зрелище.

Сколько раз я находился среди них. Сколько раз смотрел на дергающиеся в петле тела, на отрубленные головы, кочаном капусты скатывающиеся по помосту. Все думалось, что они чувствуют, когда смерти смотрят в лицо. Когда умирать приходится не в пьяной драке или в бою, а вот так вот, на потеху публике. Как бы я повел себя на их месте? И вот довелось…

— Пускай спляшет!

— Станцует с Жоржеттой.

— Да, к Жоржетте его!

Какая к шантру Жоржетта, о чем они?

Я понял это, лишь когда меня подтащили к самому краю. Едва не сбросили вниз, дав почувствовать босыми пятками деревянный уступ. Под ногами плескались черные волны. Я не мог их видеть из-за накинутого на плечи мешка, зато прекрасно слышал недовольный рокот океана, жаждущего получить в свои объятия очередную жертву. Чувствовал запах большой воды сквозь ткань, провонявшую рыбой.

— Тебе сюда, крысеныш.

Под завывание и улюлюканье толпы меня вытолкнули на узкий выступ. Нет, не выступ — доску, торчащую над океанской бездной. Так вот что такое Жоржетта…

— Танцуй, танцуй! — неслось со всех сторон.

И я невольно задвигал тазом, пытаясь сохранить баланс, чтобы не рухнуть вниз. Судя по довольным воплям именно этого танца от меня и ждали. Проклятое морячье, забери вас шантру, совсем умом тронулись, если подобное развлечение вам по душе. Я повернул было назад, но что-то острое, похожее на кончик шпаги, уперлось в голый живот.

— За проезд не оплачено, — прокричал чей-то веселый голос, — тебе в другую сторону крысеныш.

Без шансов… Сколько я еще смогу простоять на доске, пружинящей от малейшего движения? Попытаться замереть и затаить дыхание, только толку, когда сам корабль раскачивается на волнах.