Ребис

Глава двадцать первая — Драко предвкушает триумф

Коридоры Мунго сияли чистотой. Многочисленные родственники пациентов ещё не подтянулись.

Волшебники на портретах только начали просыпаться. Драко же был слишком возбуждён и переполнен впечатлениями, чтобы найти время на сон. Ночью он глаз не сомкнул. У него было время подумать.

Раньше, в чём-то усомнившись, Драко обращался за советом к отцу. Люциус выслушивал его с непроницаемым лицом, лишь иногда чуть морщился при упоминании некоторых имён. Можно было подумать, что излияния Драко его не задевали, но на следующий день мистер Малфой принимался за дело, используя всё своё влияние, чтобы обидчик сына поплатился сполна.

Город заливал красноватый солнечный свет, разгоняя жемчужно-серую мглу тумана и окрашивая ближайшие к окнам кровати в тёплый цвет. Даже болезненно-бледная кожа Люциуса на какое-то время приобрела здоровый телесный оттенок. Отец казался Драко мирно спящим уставшим человеком. Малфой принял это за добрый знак. Не так давно отец подолгу сидел над свитками в кабинете мэнора и, утомившись от бумажной работы, откидывал голову на спинку кресла, закрывал глаза и отдыхал. Эти редкие минуты Драко обычно и выбирал для выплеска своих жалоб.

Он торопливо и неосознанно переставил несколько флаконов на столе, поправил край одеяла и опустился на стул для посетителей. Сегодня палата выглядела уютнее и дружелюбнее, чем представлялось Драко раньше. Солнце создало иллюзию покоя, почти заставив Малфоя позабыть, что на самом деле Люциус осунулся и постарел, сделавшись похожим на Абраксаса, только-только сражённого драконьей оспой. В день смерти деда тоже было ясно. Опрокинутая на пол кабинета вазочка так и блистала, а шоколадные конфеты подтаяли и, прыгая по ковру, оставляли шоколадные следы. Маленький Драко запихивал кусачие лакомства в карманы, и там они окончательно превращались в сладкие кляксы. Но тогда ни мать, ни отец не ругали его.

Плохое сравнение, плохое воспоминание. Драко мотнул головой, отгоняя дурные мысли, и ему на удивление легко удалось с ними справиться. Он торжествовал, и чувствовал себя так, будто внутри него весело взрывались фейерверки и трещали праздничные бенгальские огни. От радости и предвкушения долгожданного успеха у Драко покалывало пальцы. Он взял в руки ладонь отца, всё такую же жёсткую и сухую, быстро оглянулся на входную дверь, проверяя наличие невольных слушателей, и с сияющими глазами заговорил:

— Очень скоро я вытащу тебя отсюда, — пообещал Драко отцу. — Ты не представляешь, кто предложил мне помощь, а скажу — не поверишь. Это тот русский — Долохов. Помнишь его? Он сам нашёл меня через Рабастана. Да, — Малфой скривил губы и фыркнул, — я помню, довериться Лестрейнджам всё равно, что положиться на оборотня при полной луне, но, пожалуй, я не пробовал только это...

Драко вновь взглянул в окно.

Лондон ожил. Магглы торопились по делам, суетились на автобусной остановке, не подозревая, что скрывается у них под самым носом прямо за облупленным фасадом дома, в витринах которого пылились манекены. Однако, если у Долохова всё получится, чары развеются, морок исчезнет, и госпиталь предстанет перед магглами во всей красе — огромное здание в сердце Лондона, а следом рухнет защита Косого переулка, волшебной почты возле Хитроу и многих других мест. Статут о секретности перестанет существовать, и волшебники не будут больше прятаться и займут положенное им место. Министерству магии придётся хорошенечко поработать, чтобы успокоить общественность. Драко пока не понимал, как Долохов собирался заполучить власть в Британии, но Рабастан говорил так уверенно, что Малфой почти не сомневался, на чьей стороне удача.

Удача…

Драко сунул руку в карман и достал подарок друга. Зачарованная монета переливалась подобно кусочку радуги, отбрасывая блики на покрывало, ширму и стены.

— Они все пожалеют о том, что сделали с нами, папа, — проговорил Малфой, разглядывая сверкающий кругляш как зачарованный.

Он ещё немного посидел с Люциусом, дождался целителя и вышел в коридоры Мунго. Картинная рама, в которой несколько недель назад Драко подкарауливал колдун с пятого этажа, на этот раз не предвещала беды. На ней запечатлелся мирный лесной пейзаж. Здесь рядом была дверь в палату, где лежали родители Невилла Лонгботтома.

«И, — подумал Драко, — наверняка поблизости держат магглов — родителей Гермионы».

Он впервые за утро вспомнил о её существовании только сейчас, прикрыв глаза и мысленно вернувшись к подслушанному разговору бывших гриффиндорцев. Теперь лицо Гермионы всплыло перед ним точно наяву. Того и гляди, она откроет рот и заведёт старую песенку про Кингсли и Поттера, какие они благородные и сердечные. Настоящая она так бы и поступила, прежде чем сдать его в Аврорат — в лапы МакКиннону. Но даже нереальная, вызванная памятью, Грейнджер осуждающе качала головой и поджимала губы, глядя на Драко, окатывая его презрением как в школьные годы, стоило ему отпустить шуточку про семейку Уизли. Её улыбка вчера была куда приятнее, и во взгляде было нечто такое, что заставило Драко забыть даже об отце. Почти предательство! Пока Люциус не придёт в себя, о Гермионе лучше не думать, да и потом, скорее всего, тоже.

Драко досадливо поморщился.

Совсем скоро он встретится с Долоховым и обменяет секрет, выболтанный Грейнджер, на записи Гриндевальда.

Конечно, он поделится камнем с ней и даже с Лонгботтомом. С настоящим сокровищем в руках ему по плечу вылечить всех в этом здании!

«Придётся повозиться с рецептом, — сказал себе Малфой, но сердце уже забилось чаще, и внутренний голос с неподконтрольной радостью подсказал: — Гермиона могла бы помочь с этим! Так или иначе, к ней опять придётся обратиться за помощью в расшифровке! Это сэкономит время и будет полезно отцу».

Предлог был найден, и взбудораженная душа Драко немного успокоилась. Время попрощаться с Грейнджер ещё не подошло. Кто знает, вдруг она снова улыбнётся как вчера, узнав, что он раздобыл для их родителей, или даже прижмётся губами к его щеке, а может вовсе кинется к нему в объятия, сожмёт пальцами отвороты мантии и поцелует его по-настоящему.

Драко скривил губы. Два образа не складывались в единое целое — здоровый отец и он сам, обнимающий Грейнджер. Как два пазла от разных мозаик, сколько не примеряй их друг к другу — не складываются.

Мимо прошла целительница в мантии лимонного цвета.

Драко кашлянул, напомнив самому себе Амбридж, и дождался, когда на него обратят внимание.

— Вы не подскажете, мэм, в какой палате находится мистер Нотт?

— А вы ему кем приходитесь?

— Я учился с ним на одном курсе, — ответил Малфой и почти сразу добавил: — Он мой друг.

Целительница перелистала несколько страниц блокнота.

— Не думаю, что навестить его — хорошая идея, — пробормотала она, но, подняв глаза на Драко, сказала: — Хотя если разрешено одному, почему бы мне отказывать второму?

Женщина подсказала Малфою дорогу, так что вскоре он был на месте, ему даже не пришлось спускаться. Открывая дверь, он гадал, кто мог прийти проведать Тео, и вспоминал его родственников. Нотт занимал самую дальнюю от входа кровать. Рядом сидела девушка. В лучах солнца её волосы, как будто вспыхнули пожаром, стоило ей обернуться на шум.

— Драко! — вполголоса воскликнула Астория. Вид у неё был подавленный. — Как хорошо, что ты заглянул!

— А ты что тут делаешь? — немного ошарашенно спросил Малфой.

— Я пришла к Тео. Он совсем плох. Колдомедики говорят, что заклинание, которым его поразили, очень тёмное. Драко, они не могут найти контрчары.

Драко проследил за её взглядом и посмотрел на тумбочку у изголовья кровати. Она была уставлена колбами кровевосстанавливающего зелья. Тео был бледен как смертофальд. Он не проснулся ни при хлопке двери, ни при скрипе раздвигаемой по соседству ширмы.

— Иногда он ненадолго приходит в сознание, — произнесла Астория, поняв по испуганному лицу Драко, что того беспокоит.

— Ты здесь не первый раз.

— Нет, — покраснев, пробормотала Астория и сжала ладонь Нотта крепче. — Хотя выбираться сюда ой как непросто.

— Почему же? — бесцветно спросил Драко.

— Я думала, ты знаешь… На отца напали недалеко от магазина волшебных палочек. Рядом оказались авроры, и всё обошлось. В этот раз, но нет гарантий, что подобное не повторится.

— Возле магазина Кидделла? Это же Косой переулок!

— Да, причём не так далеко от нашего дома, — согласилась Астория. — Мама не хотела писать Айрис в Хогвартс, но в «Ежедневном пророке» постарались преподнести эту новость в самом нелицеприятном виде. Теперь Айрис рвётся домой, но мама, естественно, против. Хогвартс — самое безопасное место для неё.

Драко помрачнел. Два года назад нечто подобное говорил Дамблдор, не подозревающий о том, что происходило в Выручай-Комнате.

— …мы с Дафной практически под домашним арестом, заперты в доме с домовыми эльфами.

— Как же ты добираешься сюда — на метле?

— Сразу видно, что вы с Тео на одной волне, — впервые улыбнувшись, произнесла Астория. — Он сказал то же самое в первый раз. Слово в слово.

Малфой хмыкнул. Он ничего не знал об Аурелиусе, газеты в последние дни волновали его меньше всего.

— Я понятия не имела, что задумал папа, — неожиданно сказала Астория, дотронувшись до его плеча. — А когда узнала, чем закончилось то судебное заседание, пришла в ужас, честное слово, Драко! Мы не понимали, почему отец так поступил. Это ужасно!

— Он обещал мне помочь, — зло бросил Драко.

— Да, обещал. Я верю, нет, скорее, надеюсь, что он взаправду хотел помочь мистеру Малфою.

— Но обманул меня.

— Во время допроса с помощью Сыворотки правды твой отец назвал имена министерских чиновников, так или иначе замешанных в делах, которые… которые могли нанести урон их карьере. Имя моего отца тоже прозвучало, как и других магов из Министерства Магии.

— Они признали те показания недопустимыми!

— Верно, потому что нельзя признать только половину сказанного правдой. Отсюда эта выдумка про кровь вейлы у Малфоев...

— Бред, — выплюнул Драко.

— …ведь все знают, что волос вейлы входит в состав Веритасерума. Они сослались на невосприимчивость Люциуса к зелью.

— И после этого кто-то всерьёз рассчитывал, что я воспылаю к Министерству любовью?!

Из светлых глаз Астории потекли слёзы.

— Мне так жаль. Моя семья принесла тебе боль, Драко. Наверное, мы заслужили всё, что случилось, заслужили быть запертыми в собственном доме и выбираться в люди только под Оборотным, вздрагивать от собственной тени. Я прекрасно понимаю, что нам уготовили судьбу Ноттов. Для Пожирателей смерти мы такие же предатели Сам-Знаешь-Кого, как они, хотя метки у отца никогда и не было.

Драко уставился в одну точку. Как бы он хотел не слышать этого. Вот бы Астория замолчала! В одном она права: Гринграссы заслужили все свалившиеся на них несчастья. Да это и несчастьями не назовёшь, так — неудобства. Аурелиуса спасли подоспевшие авроры вроде Поттера, знакомые при встрече не стесняются подать руку миссис Гринграсс, счета не арестованы, а волшебные палочки целы. И всё же слышать рассказ Астории было невыносимо. Разве маленькая прелестная Айрис должна пострадать из-за жадности и глупости своего отца? А Дафна и Астория? Разве сам он, Драко, имел право выбора, когда Люциус привёл его к Тёмному Лорду? И Тео. Ему не место здесь, он не должен лежать тут, умирая от неизвестного заклятия. А что если его послал Долохов?