Ребис

Глава двадцать седьмая — Монета

Свет падал ровно. Солнце стояло в зените, даря последние тёплые дни в году. Скоро ледяные дожди доберутся и до Уилтшира. Гравий на подъездных дорожках развезёт, окна покроются грязными пятнами, и дом наполнит звук отплясывающей по карнизу водяной дроби. Но какое это имело значение, если Драко твёрдо решил, что не покинет мэнор никогда?

Мать пыталась его расшевелить, однажды даже принесла ему письма от Блейза и Панси. Можно подумать эти эгоисты сами вспомнили о его существовании.

А ещё мать стала говорить с ним о делах. Она взялась за них с мужским подходом, не откладывая в долгий ящик, не запираясь в своей комнате, как бывало раньше — после ареста отца. Нарцисса в мгновение ока разделалась с гоблинами Гринготтса, получив причитающееся ей наследство, оплатила счета, наладила связи со старыми знакомыми с материка, отнёсшимися к ней куда лояльнее старых добрых англичан. Она избавилась от призрака Петтигрю в винном погребе, не дав ему «обжиться», насколько это слово актуально для мёртвого.

Кроме того, в мэноре появился новый домовой эльф, ведь Челли теперь присматривал за Драко и почти не отлучался от него, сколько бы тот его не гнал.

Последний раз Малфой швырнул в эльфа тарелку.

— Убирайся! — вопил Драко. Из-за крика шея напряглась, а поджившая кожа на плече начала трескаться, появилась сукровица. От боли и злости глаза Драко застлали слёзы.

Челли принялся собирать в салфетку осколки.

— Оставь меня, — прошептал Малфой.

К его удивлению домовик не стал возражать и ушёл.

Драко оглянулся на дверь. Несколько осколков фарфора так и остались лежать возле неё на ковре.

Мир Драко сузился до пределов дома, выйти из которого он отказывался наотрез.

Поттер не должен был его спасать. Так он и сказал ему, придя в себя в объятиях плачущей матери, задыхаясь после мучительной аппарации.

— Я сделал это не для тебя, — спокойно ответил тот. — Тебя там не было, Малфой, понял?

Он понял. Его имя ни разу не всплыло в прессе в связи с «пожаром» в Министерстве Магии. Небольшое возгорание в хранилище. Даже Скитер ограничилась двумя колонками в номере, вскользь пройдясь по некомпетентным чиновникам Архива. Чуть больше внимания событию уделил журнал «Придира». Ксено Лавгуд возложил вину за поджог на гнилозубов.

Драко поднялся на ноги, подошёл к окну и закрыл глаза.

Иногда, как сейчас, кожа будто горела, хотя ожоги были щедро смазаны мазью.

Утомительная процедура её нанесения, проводимая изо дня в день, вызывала у Драко особое раздражение. Ведь она бесполезна! Эти раны нельзя излечить. Адское пламя не сравнится с цветами жгучецвета.

Малфой осторожно дотронулся до шеи.

Уродство — всё, что он почувствовал под пальцами, такими же уродливыми, но они хотя бы не болели. Даже во время бесед с матерью, он старался повернуться к ней левым боком, а ладонь прятал.

Шаги, донёсшиеся из коридора, заставили Драко насторожиться. Поступь была тяжелее маминой и сопровождалась мерным постукиванием. Малфой так живо представил отцовскую трость, попадающую то на квадрат мрамора, то на стык между плитками, что едва не кинулся из комнаты.

«Невозможно», — сказал себе Драко.

Наваждение так же быстро прошло, как и появилось, однако дверь открылась, и под шум возмущающихся Малфоев на фамильных портретах в проёме появился молодой человек в утеплённой мантии, больше похожей на маггловское пальто.

— А твоя родня в галерее всё такая же противная. Цикламена, конечно, душка, но Лайонелл… Всё-таки старикан не забыл, как я измазал его раму соплями докси. Мерлин, какая у вас жара!

— Тео, — оторопело произнёс Драко, улыбнулся и повторил: — Тео!

— А в Косом переулке выпал снег, — добавил Нотт, расстегнув верхние пуговицы. Трость он аккуратно прислонил к креслу, а сам подошёл к Малфою. — Привет.

Драко понял, что готов разрыдаться, когда ответил на объятие Тео. Он был страшно горд, что получилось скрыть, каких страданий стоили эти движения.

— Ты поправился! — воскликнул Малфой, машинально становясь к Нотту вполоборота.

— Ага, — кивнул тот. — Дядя Реджи засыпал колдосестёр цветами. Ты же его знаешь, для него вручение букета — ещё один повод заглянуть ведьме в вырез мантии.

— Представляю. Он ещё не женился?

— Nein, — по-немецки ответил Нотт. — Говорит, что с моим появлением отпал последний стимул искать жену, ведь сын у него теперь, вроде как, есть.

— Ты всё-таки уезжаешь в Швейцарию, — констатировал Драко.

— В Берн, — со вздохом сказал Теодор. — Багаж остался в «Дырявом котле», не хотел тащить к тебе чемоданы. Между прочим, я простоял в очереди к камину добрых сорок минут. Пришлось отбиваться тростью от желающих попасть в Уилтшир магозоологов. Все жаждут поглядеть на геометрические загогулины на полях местного фермера. Лунные тельцы вытоптали в нескольких милях от вашего мэнора пару гектаров травы. Магглы, как я слышал, стоят на ушах.

— Неужели, — рассеянно откликнулся Малфой. Он понятия не имел о происходящем в собственном саду, что говорить о какой-то далёкой ферме.

— В последнее время вообще произошло много любопытного. Том Аббот клянётся, что за последние дни в его бар три раза пытались войти простецы. А на острове Мэн магглорождённая девчонка провела своего брата, не волшебника, через защитный барьер прямо к магической пристани!

«Похоже, трещины, оставленные Долоховым на шаре, дают о себе знать», — подумал Драко.

— Пьянчужки в том же «Котле» поговаривают, что это дело рук нашего новоиспечённого министра, будто после разгона дементоров из Азкабана он собрался отменить Статут о секретности, и мы пожинаем первые плоды! Бред сумасшедших. Только безумцу придёт такое в голову.

— Наверное, — буркнул Драко, гадая, насколько Тео в курсе случившегося. Ожоги не заметил бы только слепой, но Нотт даже не поинтересовался природой их происхождения.

«Нет, — успокоил себя Малфой, — я слишком подозрителен. Тео не стал бы так жестоко шутить и топтаться на моих ранах».

— …как бы им не пришлось продавать летучий порох втридорога, вот так я ему и сказал, — продолжал разглагольствовать Нотт, но осознав, что его не слушают, обиженно насупился. — Ну ладно! Мне пора.

— Как?!

— Так. Каждая минута у вас стоит мне четыре кната. Я, само собой, заколдовал чемоданы от воров, но мне спокойнее, если за ними присматривают настоящие глаза.

— Когда же ты вернёшься?

— Через полгода, — Нотт сверился с карманными часами, будто они показывали месяцы, — раньше вряд ли удастся, а жаль. Слишком много дел осталось здесь — в Британии и… Астория.

— Очень важное дело, — с ухмылкой заметил Драко.

— Даже не вздумай за ней увиваться, — в шутку сказал Тео, но Малфой не улыбнулся.

Обожжённые пальцы сжались в кулак.

До Астории ему не было дела. За эти дни он вспоминал только одну девушку, но после всего она скорее сожжёт то, что от него осталось, и отдаст своему коту. С ней Поттер не станет секретничать. Гермиона Грейнджер осталась по ту сторону ворот мэнора. Чувство некой жестокой правильности всколыхнулось в Драко.

— Вот, — Тео сунул руку в карман и положил на стол блеснувшую в солнечных лучах монету. — Это мой подарок, помнишь? Пришло время вернуть его. Я не знаю, что с тобой случилось. Твоя мать лишь сказала, что в этом её вина.

— Нет, — печально ответил Драко. — Это не вся правда.

Тео понимающе кивнул.

— В любом случае монета твоя, она тебе нужнее, друг.

Драко затопила волна благодарности, и одновременно с этим он ощутил нестерпимую боль. Наконец-то, правильное слово было произнесено, такое обыденное и простое. Но никогда прежде никто не называл Малфоя другом.

А сейчас его единственный друг прощался.

Тео протянул ему руку для пожатия.

Драко нахмурился. Будь на месте Нотта кто-то другой, он бы счёл этот жест издевательским. Как прикажете поступать, когда на собственные пальцы жалко смотреть, к ним неприятно прикасаться?

Он глубоко вздохнул, будто готовился к прыжку в воду, прежде чем ответить на рукопожатие.

Тео не поддел его, не поморщился, не подал вида, что что-то не так. Драко посмотрел на их руки и впервые не видел чего-то ужасного, просто обожжённая кожа, это не смертельно.

Тео улыбнулся.

Он всегда был лучше него.

— Теперь точно пора!

Затем Нотт энергично хлопнул в ладоши и устремился к дверям, с неохотой опираясь на набалдашник трости. Он поддел ею попавшийся по пути фарфоровый осколок и гнусаво проворчал:

— Не терпится избавиться от этой клюки. С ней я похож на Грюма.

Драко хмыкнул.

— Я так и не спросил, где ты взял эту монету, — он неуверенно подхватил её, подбросил и, к собственной радости, поймал, будто она была снитчем.

Теодор пожал плечами.

— Отжал у садового гнома, — усмехнулся Нотт, стоя на пороге. — Удачи, Драко!

— Прощай, друг, — искренне сказал Малфой.

Не оборачиваясь, Тео поднял согнутую руку кулаком вверх:

— Пришлю тебе открытку с видами Альп.

— И коготь йети! — крикнул Драко ему в спину.

— И коготь йети!

— Прощай, — повторил Малфой в пустоту.

— О-о, Лайонелл! Мне кажется, или вы продолжаете полнеть даже на портрете? — донёсся до него голос Тео уже из коридора. — Ваши щёки скоро не впишутся в границы рамы.

Драко громко рассмеялся.

Словно свежий северный ветер Нотт ворвался в его жизнь и развеял мрачные мысли. Малфой впал в приятное оцепенение, уставившись невидящим взглядом за окно. По тисовой ограде разгуливали белые павлины, словно слепленные из белых хлопьев. Глядя на них, Драко невольно думал о заснеженных горах и аккуратных швейцарских шато. Он бы тоже хотел уехать, улететь как можно дальше с этого острова жеманных улыбок и горьких разочарований.

Драко потерял счёт времени.

Солнце клонилось к закату, когда Челли появился в комнате. Он осторожно подобрал оставшиеся осколки и теперь переминался с ноги на ногу, не решаясь тревожить Драко.

Малфой повернул голову.

— Ну! Что случилось?

Челли потупился.

— Хозяин, к вам гостья. Это юная мисс Грейнджер. Я спросил хозяйку, стоит ли её впускать. Хозяйка сказала, что это решать вам.

Драко криво улыбнулся.

— Где она?

— В саду, по эту сторону ворот. Просить мисс Грейнджер уйти?

* * *

Возле фонтана собралась небольшая стайка птиц, в основном зяблики и синицы. Они со щебетом перелетали с одной мраморной раковины на другую и ерошили перья, мокрые от сыплющихся сверху брызг. Вышагивающие по аллеям павлины не обращали на внимания на эту мелкую возню. Вокруг лежали листья, разбухшие от сырости.

От воды тянуло прохладой, и Гермиона плотнее запахнула плащ. Волшебство парка действовало на неё успокаивающе.

Домовой эльф появился снова и принёс стаканчик ярко-оранжевого напитка. Гермиона сделала глоток. Восхитительно! Персиковый сок с мякотью. Кусочки фруктов божественно сладкие, но совсем ледяные, как подтаявший сорбет. Гермиона поймала себя на мысли, что давно не пробовала ничего вкуснее.

Сонная цветочная фея высунулась из ветвей кустарника, приманенная блаженным ароматом.