Три куля черных сухарей

— Делите поровну!

Никита на правах хозяина делил ухо на шесть долей — никто не был в обиде, грызли с удовольствием, будто вкуснее никогда ничего не ели.

А тетка Ульяна, видя такое, ругала Карпа:

— Глянь! Я думала, он делом занимается — просмаливает голову как следовает, а он вухо детям поджаривал!

— А это не дело? — слабо оправдывался Карпо.

— Дак кончать же надо скорее. День на исходе, когда ж мы управимся? Унутренности надо до дела довести? Или как ты себе это думаешь?

— Успеем.

— «Успеем»! — передразнивала Ульяна. — Ты глянь — всего поросенка обкорнал: и сзаду и спереду. А рази они наедятся тем? Вот кончим, наварю — всем хватит…

— Да рази этим наедаются? Это ж забава ребятам, — развел руками Карпо.

Тетка хотела еще что-то сказать, но Карпо махнул досадливо ножом:

— Ах, ладно… Не галди… Иди лучче неси горячую воду, мыть будем. Ото скорее дело будет.

С поросенком управились поздно вечером. Васькина мать помогала кишки «разматывать», поэтому тетка Ульяна всех их пригласила на свежатину. Взрослые сидели за столом в горнице, а ребятам соорудили отдельный стол на кухне.

Ел Васька душистое мясо с картошкой и думал — вот бы каждый день так обедать! Да только не бывать этому, так, наверное, одни цари живут: по три раза в день едят мясо. И царь Николашка тоже, наверное, каждый день ел мясо с салом…

А про рождество Васька забыл. Только уже дома, когда спать ложились, мать напомнила. Она развернула сверток, полюбовалась свежей печенкой и кусочком сала:

— Во, и у нас на праздник будут пирожочки… Тетка Ульяна дала, спасибо ей. Разговеемся, как люди. — И понесла в чулан.

Васька ничего не сказал. Сытно было, хорошо и дремотно. Уснул, не успев поразмыслить над материными словами.