Древнекитайская философия. Эпоха Хань

Книга двадцать шестая. Глава первая. О действительном знании

Конфуцианцы, рассуждая о людях совершенномудрых, полагают, что они знают о прошлом, отстоящем от нас на тысячу лет, и знают о будущем на десять тысяч поколений вперед; что благодаря прозорливости своего зрения и проницательности своего слуха они постигают [суть вещей] при первом же их появлении, что они познают само собой, не изучая, и понимают само собой, не спрашивая. Поэтому [люди] их называют совершенномудрыми, [а совершенномудрых] считают святыми. Подобно тысячелистнику и черепахе[996], они предсказывают счастье и несчастье. Тысячелистник считается священным растением, а черепаха — чудотворным животным.

Что же касается мудрецов, то [их способности] не достигают таких талантов. Их знания недостаточны, и они не обладают даром предвидения, поэтому и называют их мудрецами, [а не совершенномудрыми]. Если названия неодинаковы, то и существо различно, если же сущность одна и та же, то и наименования совпадают. Когда назвали совершенномудрых [особым] наименованием, то знали, что совершенномудрые люди — это сверхвыдающиеся, отличающиеся от мудрецов.

Перед кончиной Конфуций завещал нам книгу пророчеств[997], в которой предрекал: «Какой-то неизвестный мужлан назовет себя Цинь Ши-хуаном[998], войдет в мой дом, усядется на корточках на моей постели и вывернет наизнанку мое платье. Прибыв к Шацю[999], он умрет». Со временем циньский царь захватил всю Поднебесную и провозгласил себя Ши-хуаном[1000] (Первым императором). Совершая ритуал объезда страны, он прибыл в Лу[1001] и посетил жилище Конфуция. Затем он направился в Шацю, но по дороге заболел и скончался.

Еще [в «Книге пророчеств»] говорилось: «Дун Чжуншу[1002] приведет в порядок[1003] мои писания». Впоследствии цзяндуский первый советник[1004] Дун Чжуншу произвел исследование «Чунь цю»[1005] и написал свои толкования к ней.

В «Книге [пророчеств»] предрекалось также: «Цинь[1006] будет уничтожена [при] Ху[1007]». Впоследствии Второй император Ху Хай[1008] действительно кончил тем, что потерял Поднебесную [империю].

[Эти] три примера используются для того, чтобы доказать, будто совершенномудрые люди знают будущее на десять тысяч поколений вперед.

Конфуций от рождения не знал, кто был его отец, [потому что] собственная мать скрывала это [от него]. Но во время его игры на флейте ему само собой открылось, что он происходит от иньского рода Цзы и является отпрыском сунского сановника [Вэй-цзы][1009]. Не обращаясь к документам и книгам, не слушая ничьих рассказов, он [благодаря] игре на флейте и проникновенности мысли сам установил свое происхождение. Этот [факт приводят как] доказательство того, что совершенномудрые люди проникают в глубь прошлого на тысячу лет.

Я же говорил: «Все это заблуждения».

Сверхъестественные истории, зафиксированные в записях пророчеств, повторяют россказни о таинственных карте [духа Реки-Хуанхэ] и письменах [духа Реки Ло]. [Пророчество]: «Цинь будет уничтожена [при] Ху» — того же рода, что и начертания на карте [духа] Реки (Хуанхэ)[1010]. Наставления Конфуция дополнялись и толковались, с тем чтобы подтвердить [существование] чудес и сверхъестественных [явлений], или записи [вышеизложенных историй] подделывались в более позднее время для обоснования достоверности [предзнаменований].

Когда Гао-хуанди[1011] пожаловал владение вану У [по имени Лю Пи], то, отправляя его [в жалованные земли][1012], похлопал его по спине и сказал: «Через пяток десятков лет после воцарения Хань на юго-востоке объявится бунтарь. Уж не ты ли им будешь?» При [императоре] Цзин-ди[1013] [уский правитель] [Лю] Пи замыслил мятеж против династии Хань, вступив в сговор [ванов] семи владений[1014]. Те, кто, случалось, высказывал подобные предположения, возможно, учитывали время и обстоятельства и потому предвидели мятеж, но они не знали имени главаря. Гао-цзу же, наблюдая дерзостную отвагу [Лю] Пи, посчитал, что это будет именно он.

Если исходя из [вышеизложенных] соображений судить о предвидении Конфуция по поводу Ши-хуанди и [Дун] Чжуншу, то возможно, что он как-то раз и сказал, что, мол, «в будущем кто-нибудь заглянет в мое жилище», «[кто-нибудь] приведет в порядок мои писания». Впоследствии же люди, зная, что Ши-хуан побывал в его жилище, а [Дун] Чжуншу проштудировал его писания, перетолковали его слова и присочинили эти имена.

Если бы Конфуций был наделен сверхъестественной силой и мог предвидеть существование Ши-хуана и [Дун] Чжуншу, то тогда он должен был бы с самого начала знать о том, что является сам потомком дома Инь и отпрыском [Вэй] Цзы, и ему не надо было бы играть на флейте для того, чтобы самому установить это. Но до тех пор, пока Конфуций не стал играть на флейте, он не в состоянии был определить своего происхождения. Что касается его предсказания о Ши-хуане и замечания насчет [Дун] Чжуншу, то и они того же толка, что и игра на флейте.

Согласно сведениям о деяниях Ши-хуана, он не бывал [на территории] Лу. Как же он мог тогда посетить дом Конфуция, сесть на постель Конфуция и вывернуть наизнанку платье Конфуция?

В день гуй-чоу десятой луны на тридцать седьмом году своего правления Ши-хуан отправился в поездку [по стране]. [Он] прибыл в Юньмэн[1015], где принес заочную жертву юйскому Шуню[1016], погребенному в [горах] Цзюи. Он спустился вниз по Реке (Янцзы), осмотрел Цзигэ; [затем] он переправился через поток у Мэйчжу, проследовал через Даньян и прибыл в [город] Цяньтан[1017]. [Когда он] достиг [реки] Чжэцзян, то поднялись огромные волны, и тогда [он] проехал сто двадцать ли в направлении на запад и там [в узком месте] переправился на другой берег.

[После этого] он поднялся на [гору] Гуйцзи[1018], где совершил жертвоприношение Великому Юю и воздвиг [памятный] камень с хвалебной надписью.

На обратном пути он принес жертвы Южному морю. Следуя из Цзянчэна на север вдоль морского побережья, он добрался до Ланъе. Из Ланъе направился на север и дошел до гор Лао и Чэн, [затем] проследовал к горе Чжифу. Оттуда, держась берега моря, отправился на запад и достиг брода Пинюань, где его свалила болезнь. На террасе Пин в Шацю[1019] [он] скончался.

Поскольку он не побывал [на территории] Лу, то непонятно, что имели в виду записи пророчеств, предрекая посещение Ши-хуаном [территории] Лу? Коль скоро [его] пребывание в Лу невозможно установить, то заявление Конфуция, [начинающееся] словами: «Какой-то неизвестный мужлан...», не может внушать [доверия]. А поскольку сентенция о том, что «какой-то неизвестный мужлан...», не может внушать доверия, то и фраза: «Дун Чжуншу приведет в порядок мои писания», в свою очередь, оказывается недостоверной.

Записи о знаменитых деяниях не есть писания, созданные Небом и Землей, [а суть отражение того], что говорили и о чем слышали простые люди из народа. Все они описывают прошлые события, исходя из сведений, на которые можно положиться. Не видя и не слыша, нельзя составить представления [об окружающем]. Всякий раз, предвидя счастье и несчастье, совершенномудрые люди [опираются на] наблюдения фактов и выводят заключения по подобию вещей, обращаясь к началу, они предугадывают конец [явления]. По тому, что творится за околицей и в переулках, [они] могут судить о том, что происходит во дворцах и хоромах. Исходя из того, что [обнаруживается с] полной ясностью, они определяют то, что скрыто во тьме [неизвестности].

Книги пророчеств и сокровенные тексты задолго предвидят то, что еще не произошло, то, что призрачно, неявно и скрыто от глаз, заранее узнают будущее; мгновенно проникают в то, что необыкновенно и удивительно, непостижимо и недоступно пониманию обычных людей.

Предугадать бедствия, рассуждая с помощью сравнения сходных между собой вещей, или предсказывать будущие события, проникая в их истоки и изучая прошлое, — это доступно не только совершенномудрым людям, но и мудрецам.

Когда Чжоу-гун[1020] управлял в Лу[1021], то Тай-гун [наперед] знал, что его потомки будут поражены слабостью и бессилием. Когда Тай-гун управлял в Ци[1022], то Чжоу-гун предвидел, что его отпрыски станут жертвой разбоя и мятежа. Наблюдая результаты их методов [управления], [они смогли] обнаружить предвестников будущих бедствий и возмущений.

Когда Чжоу-синь [приказал] изготовить палочки для еды из слоновой кости, то достопочтенный Цзи[1023] осудил его [за излишество][1024]. Конфуций сожалел, что в царстве Лу вместе с умершими сопогребали фигурки людей[1025]. Причиной этого было опасение, что [употребление] палочек для еды из слоновой кости вызовет у Чжоу-синя желание вкусить печень дракона, а захоронение фигурок людей обернется злом для погребенных. Тай-гун и Чжоу-гун провидели то, что еще не произошло, а достопочтенный Цзи и Конфуций распознавали то, чего пока не случилось. [Таким образом], в том, что касается предвидения будущего, мудрецы не отличаются от совершенномудрых людей.

Когда луский правитель совсем состарился, а его наследник оказался немощным, то его дочь от второй жены, прислонившись к колонне, разразилась горестными стонами, ибо она видела в таких обстоятельствах, как старость [одного] и немощность [другого], предвестие будущего упадка и смуты. Женщина и та могла благодаря своему разумению делать заключения, исходя из подобия вещей, и предугадывать будущее. Тем более это относится к совершенномудрым людям и благородным мужам с их высокими дарованиями и проницательным умом!

В десятом году правления Первого циньского императора[1026] мать [циньского] Чжуан-сян-вана[1027], вдовствующая государыня Ся[1028], увидела во сне супругу Сяо-вэнь-вана[1029], [которая] сказала: «Государыня Хуаян вместе со [своим супругом] [Сяо]-вэнь-ваном должна быть похоронена в Шоулине. Сын вдовствующей царицы Ся, Чжуан-сян-ван, похоронен в Фаньлине. Поэтому вдовствующая царица Ся [должна быть] отдельно похоронена в Дулине[1030], чтобы я могла сказать: "Я вижу моего [приемного] сына на востоке, а на западе вижу своего супруга. Через сто лет рядом [с моей могилой] окажется город с населением в десять тысяч семей"». По истечении времени эти слова оправдались. Если тех, кто, выводя заключения из подобия вещей, предвидят будущее, считать совершенномудрыми людьми, то в таком случае совершенномудрыми людьми являлись дочь от второй жены луского правителя и вдовствующая государыня Ся.

На десятом году [правления] циньского Чжао[-сян-]вана[1031] достопочтенный Шули[1032] умер и был похоронен к востоку от террасы Чжан, находящейся к югу от реки Вэй. [В свое время] он сказал: «Через сотню лет дворцы Сына Неба окружат мою могилу». [Действительно], когда к власти пришел дом Хань[1033], к востоку от нее (могилы Шули) был сооружен дворец Чанлэ, к западу — дворец Вэйян, как раз напротив нее — императорский арсенал. Вышло все точно так, как он сказал.

Это считается доказательством [его дара] предвидения и предсказания будущего. Если подобные [качества] считать присущими совершенномудрым людям, то тогда достопочтенный Шули был совершенномудрым человеком. Если же [он] не являлся совершенномудрым человеком, то, значит, способностей предвидения и предсказания будущего недостаточно для того, чтобы признать человека совершенномудрым.

В таком случае предвидение достопочтенным Шули того, что его могила окажется в окружении дворцов Сына Неба, можно уподобить заявлению Синь Ю[1034] о том, что Ичуань[1035] в будущем станет территорией [варваров]-жунов[1036]. В давние времена, когда Синь Ю проходил через Ичуань, то увидел там людей, которые с распущенными волосами совершали жертвоприношения, и предрек: «Не пройдет и сотни лет, как эти места станут землей [варваров]-жунов». Через сто лет после этого [царство] Цзинь[1037] переселило [варваров]-жунов из Лухуни[1038] в Ичуань, [и, таким образом], в конце концов так и случилось, [как предсказал Синь Ю][1039]. Синь Ю сделал вывод о будущем местонахождении [варваров]-жунов, исходя из такого признака, как распущенные волосы [обитателей Ичуани]. Достопочтенный Шули предвидел, что его могила будет зажата между [дворцами Сына] Неба, глядя на обширную равнину вокруг.