Невербальная практика

Часть 1. Леди Джи

Гермиона Грейнджер считала, что быть девственницей в двадцать пять лет нисколько не зазорно, а уж при отсутствии стабильного партнёра — и подавно. Живя в Хогвартсе девять месяцев из двенадцати, было затруднительно выстраивать свою личную жизнь. Кроме старого Филча, характер которого из года в год становился только хуже, во всем замке, если закрыть глаза на студенческий состав, было не более пяти особей мужского пола, и практически всех их Гермиона считала совершенно неприемлемыми.

После расставания с Роном, который наотрез отказался продолжать отношения на расстоянии, когда она решила работать в Хогвартсе, Гермиона так и не смогла найти мало-мальски стабильного партнёра. Не сказать, чтобы она слишком страдала от этого, увлечённая работой и исследованиями.

Но один раз, когда обозлённый плохой оценкой слизеринец нацарапал на парте хлёсткое «старая дева», Гермиона задумалась (и написала докладную, конечно). В её жизненном списке, изобилующем пунктиками по типу «стабильная работа», «стабильная зарплата», «стабильное место жительства», очень не хватало галочек напротив «стабильных отношений» и «стабильного секса». Мисс Грейнджер ценила опыт и ненавидела, когда ей его не хватало.

Во время ночных обходов она ловила студентов, зачастую не затрудняющих себя даже сокрытием. Все повторялось по одному и тому же сценарию: они смущённо одёргивали одежду, смиренно кивали, стойко перенося вычет баллов, а в своих гостиных за глаза называли мисс Грейнджер чопорной старухой.

Гермиона злилась и заваливала студентов домашним заданием до тех пор, пока обеспокоенная Минерва Макгонагалл не вызвала её к себе и не сообщила тревожным голосом, что ей пора взять отпуск. Грейнджер смиренно приняла совет директора и уехала к родителям.

Там она познакомилась с очаровательным соседом по имени Майкл. Он был магглом, жил с родителями, работал в супермаркете и имел тело, достойное глянцевых обложек. Гермиона часто подглядывала за ним через окно, когда он, нацепив на себя тонкую белую майку, томно поливал газон из шланга. Орошаемая брызгами, ткань прилипала к ошеломляющему торсу Майкла, и Гермионе становилось больно из-за того, что она слишком сильно вжималась лбом в несчастное стекло. В конце концов она, предвидя скоротечность отпуска, пригласила соседа на свидание. Но когда Грейнджер, решительно настроившись наконец прикоснуться к прекрасному, узрела Майкла в его ораторском мастерстве, все желание разом схлынуло. Решив, что даже ослепительные кубики пресса и красивые пухлые губы не заставят её переносить рассказы об устройстве газонокосилки, Гермиона отреклась и от Майкла, и от мысли, что она и впрямь сможет затащить в кровать кого-то, кого знает меньше года.

Решив потратить последние дни отпуска с пользой, она сходила на пару-тройку сеансов к психологу. Тот, внимательно выслушав историю и про пунктики, и про «старую деву», и про «ослепительные кубики», посоветовал Гермионе не держать все в себе и записывать чувства на бумаге. Она прислушалась и в тот же вечер взялась за перо. Так родился чувственный рассказ о том, что было бы, если бы Майкл стоял хотя бы на одну ступень развития выше. Наверняка бедняга проворочался всю ночь, даже не догадываясь, какие таланты ему (а в частности его языку и рукам) приписала мисс Грейнджер в порыве фантазии, изредка сжимая ноги от удовольствия.

По возвращении в Хогвартс Гермиона уже не терроризировала студентов как раньше, направляя весь свой пыл на бумагу. Вскоре в запертом ящике её рабочего стола появилось около десятка рукописей. Все они были совершенно непристойного содержания, и включали в себя такие сцены, от которых Гермиона удовлетворённо краснела. Сперва героем её новелл за неимением других мужских образцов был Майкл, хоть и отмеченный несвойственным ему интеллектом. Затем полет фантазии мисс Грейнджер начал рисовать совершенно идеальных мужчин, которых помимо Шекспира, философии и романтических мелодрам чрезвычайно увлекало доведение женщины до «исступления».

Но, сколько бы удовлетворения она ни получала от написанного, нечто внутри все ещё жаждало освобождения. Просматривая рукописи, Гермиона испытывала тоску из-за их неприкаянности. Как и любой писатель, обладающий хотя бы малым талантом и жаром желания поделиться своим творчеством, она начала задумываться о публикации. Вооружившись псевдонимом «Леди Джи», Грейнджер послала свою самую лучшую рукопись сразу в несколько редакций, но почти все они посчитали произведение излишне пошлым. Несколько недель она ходила поникшей и уже было снова начала увеличивать объем домашнего задания для студентов, но вдруг пришло письмо, определившее будущее не только Гермионы, но и всего Хогвартса.

Послание было адресовано от редактора некого журнала для взрослых «Шелковая ночь», и содержало довольно приятные замечания о том, что в новелле есть нечто настоящее и страстное, и что редакция готова платить Гермионе за каждый новый экземпляр по отдельности около десяти галеонов. За эти смешные деньги можно было четыре раза пообедать в «Кабаньей голове», но Грейнджер так отчаянно хотела публиковаться, что тут же согласилась.

Послания от восторженных читательниц сперва приходили нечасто, а затем вместе с растущим окладом Грейнджер каждый месяц начала получать от десяти до пятнадцати писем, наполненных чувственными восхищениями и мольбой о следующей новелле. В конце концов безызвестный некогда журнал стал довольно популярным и почти догнал по тиражу «Ежедневный пророк».

Это всколыхнуло общественность во всех уголках Магической Британии и, конечно же, не обошло Хогвартс. Преподаватели, а в том числе и Гермиона, начали изымать «непотребную литературу» с завидной частотой. Вскоре это вылилось в проблему такого масштаба, что все письма и послания, прибывающие в Хогвартс, начали проверять. Макгонагалл назначила специальное дежурство, и во время раздачи посылок преподаватели, вместо того, чтобы спокойно обедать, коршунами кружились над студенческими столами и высматривали, не промелькнёт ли среди обёрток броская обложка «Шелковой ночи».

Обретя насыщенную личную жизнь в своих новеллах, получив поддержку сотни читательниц и некоторую известность, Гермиона успокоилась и даже закрыла глаза на то, что является причиной переполоха в Хогвартсе. Внутренне стыдясь своего тайного занятия, она все же считала, что «Шелковая ночь» — далеко не главная причина повышенного либидо студентов. За окном стояла весна и все уже ожидали каникул, поэтому легкомысленность и любвеобильность, как считала мисс Грейнджер, были вполне оправданы.

Но она все ещё была преподавателем, и поэтому исправно гоняла парочки из тёмных углов, следила за тем, чтобы они снова не проникли в ванную старост, и нескончаемо твердила: «В стенах Хогвартса нужно учиться, а не играть в любовь». Поэтому там и тут шёпотом все ещё повторялось унылое «чопорная старуха», но Гермиона больше не обращала на это внимания, а лишь таинственно усмехалась.

— Мисс Грейнджер, кто-то зачеркнул руну на странице пятьсот два, — вверх взлетела рука, и Гермиона перестала гипнотизировать взглядом папку на своём столе. Худощавая шестикурсница нетерпеливо смотрела на неё. Веснушчатое лицо выражало крайнюю степень возмущения.

— Глэми, пусть сосед поделится с тобой своим учебником, — ответила Гермиона, прочистив горло.

Глэми обречённо покосилась на слизеринца, сидящего по правую руку от неё. Дерек дьявольски усмехнулся и медленно подвинул свою книгу на середину парты. Несмотря на его прекрасное бледное лицо и идеальную успеваемость, Гермиона относилась к Дереку, как и к любому слизеринцу, с неприязнью. Ко всему прочему, он, соревнуясь с Глэми в успеваемости, постоянно задирал гриффиндорку, ронял её книги и дёргал за пушистые волосы.

Грейнджер не могла взять в толк, почему мальчишки не желали проявлять свою симпатию менее травматично для противоположного пола. Глядя на вечные перепалки Глэми и Дерека, Гермиона с иронией думала о том, что когда он решит признаться однокурснице в симпатии, то замучает её до смерти, поскольку не обучен другому языку любви. И, хоть Глэми была её любимицей, Гермиона все же приняла решение посадить их вместе, лишив всех остальных в классе возможности списать.

Все замолкли, продолжая работу. Гермиона украдкой взглянула на крупные настольные часы: до окончания занятия оставалось ещё несколько минут. Она нервно прикоснулась к перевязанной и готовой к отправлению папке и нервно поджала губы. Внутри была рукопись из двенадцати страниц, вымученная с огромным трудом. Грейнджер возилась с ней дольше обычного и по завершении осталась не вполне довольна. Ей казалось, что каждая строчка повторяла предыдущие, и все это уже где-то было если не миллион, то уж точно десяток раз. Герои казались скучными и ленивыми, их действия не блистали оригинальностью.

Гермиона, перевязывая папку, уже предчувствовала: редактор «Шелковой ночи» снова скажет ей, что текст проседает. Так было уже около месяца или чуть больше. Гермиона чувствовала себя выдохшейся и неспособной написать что-то увлекательное и столь же чувственное, как раньше. Сначала Грейнджер грешила на дополнительную нагрузку по подготовке студентов к международной магической олимпиаде по рунам, но вскоре поняла: она просто исчерпала запас своих познаний, и даже фантазия уже не могла спасти положение.

Гермиона досадовала на то, что для разнообразия не имела возможности сходить на обычное свидание, не говоря уже о возможности получить партнёра для «практики». Даже самый невинный флирт с живым мужчиной, как ей казалось, мог помочь выйти из творческого кризиса. Но на горизонте было пусто, и в стенах Хогвартса абсолютно никто не мог помочь ей справиться с этим досадным положением. Ну, почти никто…

Гермиона расплылась в мечтательной улыбке, чувствуя, как её сердце замирает на долю секунды, а все внутренности щекочет от восторга. Она зажмурилась и представила длинный целительский халат, кипенно-белую рубашку и абсолютно идеальный разрез чувственного рта.

И, словно повинуясь силам вездесущего провидения, предмет тайных фантазий Гермионы Грейнджер вдруг оказался в дверном проёме, обозначив своё присутствие лёгким стуком.

— Целитель Хорни, — Гермиона подорвалась с места и так неестественно улыбнулась, что Дерек, взглянув на неё, побледнел от ужаса.

— Мисс Грейнджер, прошу прощения, — едва её ушей достиг голос, принадлежащий самому сексуальному мужчине столетия, Гермиона почувствовала слабость в коленках и на всякий случай села обратно. Высокий широкоплечий брюнет, медленно и уверенно шествуя среди парт, смерил её внимательным взглядом и снова улыбнулся, вряд ли понимая, какое воздействие оказывают его губы на женскую фантазию. Тем временем все шестикурсницы оторвались от выполнения задания и почти всем корпусом повернулись в сторону вошедшего. Даже Глэми чуть не свернула шею, пытаясь как можно лучше рассмотреть лицо школьного целителя.

В прошлом году заметно постаревшая и уставшая от работы мадам Помфри ушла на покой, и место школьного целителя довольно быстро занял Роб Хорни, только что закончивший курсы в Больнице святого Мунго. Едва войдя в замок, он стал центром женского внимания и окончательно и бесповоротно разрушил спокойное течение жизни Гермионы Грейнджер. Она помнила, что после недолгого первого разговора, сплошь состоящего из светской вежливости и её идиотского заикания, в рабочем столе появилась довольно внушительных размеров рукопись, полная таких грязных подробностей, что Гермиона не решилась отправлять это редактору.