3000 дней невиновности

Джинни отвернулась от него, едва сдерживая рвущиеся из груди рыдания.

— Нет, Бен, это неправда, мне жаль, что всё так вышло…

— Тогда скажи это, глядя мне в лицо, — он схватил её за руку и заставил развернуться. — Посмотри мне прямо в глаза и поклянись, что не любишь меня. Поклянись мне.

Джинни посмотрела в его глаза, и какая-то часть её в этот момент умерла. Её решимость таяла на глазах, потому что Драко был совершенно прав: любовь это не просто произнесённые слова, любовь — это что-то живое, то, как ты ведёшь себя и как говоришь, нечто, что полностью предопределяет твоё поведение, поступки. И она могла сказать, глядя в его такое милое сердцу лицо, что он любит её так же сильно, до глубины души, как и она любит его. И она была в шаге от того, чтобы полностью уничтожить это.

— Я люблю Гарри, — отчеканила Джинни. — Я не люблю тебя, я соврала.

Драко отшатнулся от неё, пытаясь устоять на нетвёрдых ногах, словно её слова причиняли ему физическую боль. Он вцепился руками в край столешницы, чтобы удержаться вертикально, и его суставы побелели из-за усилия, с которым он сжимал деревянную поверхность. Джинни не могла видеть его глаза, потому что Драко опустил голову, тяжело дыша.

Её сердце ускоренно забилось, пульс громко отдавался в ушах.

— Бен…

Что-то стеклянное разлетелось вдребезги в шкафчике.

— Пошла вон из моего дома!

— Мне жаль, что ты неверно истолковал наши отношения, — добавила она. — Я никогда не хотела, чтобы всё так…

— Просто… Просто заткнись и убирайся прочь! — взревел он, надвигаясь на неё. — Я должен был догадаться… Боже, и это после того, как я рассказал тебе всё…

— Я не просила тебя рассказывать мне обо всём! — воскликнула Джинни.

— Это всё было ложью, — выплюнул он. Где-то в шкафчиках разлетелось на части ещё несколько стаканов. — Ты врала мне, не краснея, ты, шлюха!

Гнев моментально затопил Джинни.

— Да как ты смеешь называть меня так, ты…

— Надеюсь, вы великолепно подходите друг другу, — проорал Драко, зло сверкая глазами, в то время как все чашки с тарелками вокруг них начали разлетаться на мелкие кусочки. — Ты и Гарри, надеюсь, он попользуется тобой, а потом бросит, точно так же, как и ты… — его голос надломился, и Драко отвернулся прочь.

— Не стоит…

— Просто отъебись от меня, ты, грёбанная шалава!

Джинни рванула прочь по коридору, не оглядываясь назад. Она едва заметила, как налетела на Джона, который как раз вошёл в дверь.

— Джинни, что происходит?

И с трудом помнила, как добежала до своей обычной точки аппарации. Джинни понятия не имела, куда направляется, пока не оказалась на месте и не увидела несимметричные очертания Норы, темнеющие на горизонте.

Она бежала, бежала так быстро, как только могла, по заднему двору и через кухню.

— Мам? — позвала она, её голос прозвучал непривычно громко в темноте дома. — Мам, ты тут?

Миссис Уизли спустя несколько секунд уже спускалась по лестнице, на ходу запахивая выцветший халат и завязывая пояс на плотной талии.

— Джинни, дорогая, ты напугала нас до смерти! — воскликнула она. — Что вообще слу…

— Что же я наделала, мам? — истошно закричала Джинни. Её слова вылились слезами, струящимися по щекам, вниз по лицу и шее, больше не сдерживаемые силой воли, как продолжалось эти два долгих дня. Всё её тело содрогалось от рыданий, и каждую клеточку, казалось, пронизывала невыносимая боль, боль, струящаяся теперь по её венам. — Что же я наделала?

Это было свидетельством её безграничной любви к дочери, что миссис Уизли не промолвила больше ни слова, не задала ни единого вопроса. Она просто сидела за кухонным столом, крепко сжимая в объятиях свою взрослую дочь и не давая ей упасть, пока та вдоволь не наплачется.