Лягушка в молоке

Глава 4

Возвращаться в приют было очень тяжело. Казалось, что из солнечного, теплого моря ныряешь с головой в помойную яму. Я старалась держаться и не ныть, а вот Том прямо с лица сошел. Он с яркой ненавистью осматривал свою комнату и принюхивался к «ароматам» с кухни. Пришлось мягко посоветовать ему держать лицо, чтобы не провоцировать конфликты. Наше дело отсидеть в приюте два месяца и вернуться домой, в Хогвартс. Реддл стал взахлеб делиться со мной впечатлениями о прекрасном замке, о пламенеющем закате, о величественных статуях и живых картинах. Я говорила с ним, сидела рядом, пока он не уснул. Потом я тихо выскользнула из его комнаты и пошла мечтать о возвращении в школу. Засыпала я в слезах.

Утром на завтраке я наблюдала каменное лицо Тома, он с великолепным безразличием давился подгоревшей кашей. На меня мальчик даже не взглянул. К счастью, в приюте Том пробыл всего один день и уехал в гости к кому-то из однокурсников на три недели. Я успела снять с него мерки и получила разрешение пользоваться его комнатой. Миссис Коул очнулась от магии Дамблдора и завалила меня заданиями. В приюте Вула как всегда царил пессимизм и серость. Прошел год, а ничегошеньки не изменилось. Я целыми днями мыла, пришивала пуговицы и чистила грязные кастрюли. Складывалось впечатление, что их для меня копили. Через пару недель стало полегче, директриса сменила гнев на милость и перестала меня замечать. Теперь я быстро выполняла дневную норму по пуговицам и принималась чинить и перешивать мантии. Из двух мантий Тома сшила одну, подходящую ему по длине. Выпустила запас ткани на его брюках и тщательно отпарила утюгом. Он же еще ребенок, позаботиться о нем некому. Тем более что мы с ним договорились, что называется, в лучших традициях родного факультета. Он клятвенно пообещал найти в библиотеке приятеля книгу по некромантии. Я уже поняла, что мой дар темный и запрещенный, то есть в школьной библиотеке мне литературы не найти. Никто не знал, что я слышу барабаны, только Том. Кстати, он внял моим предупреждениям и даром змееуста тоже не хвалился. Маги называли этот дар «парселтанг», он был довольно редким.

В общем, приготовила мантии Тома, получше — для носки, похуже — для продажи. Дошла очередь до моей одежды, шила и подшивала часы напролет. Однажды засиделась допоздна и пропустила отбой. Меня наказали розгами, а я нашла возможность проверить на себе действие заживляющей магической мази. Я честно выпросила флакончик у госпожи Хэлси и очень его берегла. Шея болела отчаянно, но я нанесла мазь тонким слоем и уснула. Утром пришлось прятать шею под распущенными волосами, потому что краснота и припухлость исчезли по волшебству. В предыдущий раз я мучилась от болей почти неделю, а тут — несколько часов! Обожаю магию, как здорово, что я оказалась ведьмой, блеск!

Как бы я ни хорохорилась, атмосфера безысходности давила. Я запретила себе отсчитывать дни до отъезда, но иногда срывалась и тихо ревела в туалете.

Снова попала в церковь, мы ходили туда каждое воскресение. Если мне казалось, что все осталось по-прежнему, то мое заблуждение развеяла атмосфера на службе. Во-первых, толпа в церкви, яблоку некуда было упасть. Во-вторых, напряжение витало в воздухе. Близость войны ощущалась физически. Люди болтали о политике, хвалили премьер-министра и ругали Советы. Странно, но Советский Союз тут ненавидели больше, чем фашистов. Польшу поддерживали далеко не все, многие считали, что отношения Германии и Великобритании не должны ухудшаться из-за «польского коридора». Таймс захлебывалась прогитлеровской пропагандой, аж тошнило. Немецкие генералы и английские политики шныряли через границы и устраивали приемы в честь друг друга, царила идиллия.

В Лондоне началось новое «умиротворение»: германский представитель Вольтат встретился с деятелями английского правительства. Вольтат потребовал официально признать захват Чехословакии и передать ее ценности на сумму шестнадцать миллионов фунтов Германии. Рейхсбанку уже передано шесть миллионов фунтов.

Я слушала и удивлялась, но в один далеко не прекрасный день поняла, что происходит. Они до чертиков боялись войны и заискивали перед Гитлером, чтобы он двинул на СССР. Поскольку на его пути была Польша, на захват этой страны смотрели с сожалением, как на необходимую жертву.

Я точно знала, что скоро вся эта сладкая жизнь закончится, третьего сентября Англия будет вынуждена объявить войну Германии. Зато сейчас стояло последнее мирное лето, женщины щеголяли в узких платьях с белыми воротничками и рукавами-фонариками, на ногах у всех девушек поголовно были белые носки и босоножки, что невероятно меня раздражало. Временной отрезок был слишком продолжительным, периодически мне казалось, что я нахожусь на съемках фильма о начале Великой Отечественной войны. Отдельно нужно упомянуть о макияже: бровки выщипаны в ниточку, губки подведены сердечком, а волосы уложены в плоские блины с невнятными волнами. Все поголовно носили шляпки. Даже приютских детей обрядили в нелепые береты мышиного цвета. Вероятно, годом ранее я была в шоке от свалившихся на меня перемен и не замечала нелепости одежды тридцатых годов. Люди тоже были другими. В глазах у всех плескалась паника и надежда, что все обойдется. Говорили о ценах на хлеб, считали фунты, сравнивали цены. О политике говорили беспрерывно, о войне не упоминали вовсе.

За год, проведенный в школе, я стала лучше разбираться в структуре магического общества. Жестко разделенное на классы и сословия магическое общество было весьма стабильным и успешным. Секрет состоял в преемственности: дочь артефактора занималась изготовлением оберегов, сын книгоиздателя с младых ногтей помогал в лавке отца. Все знали свое место и уютно себя чувствовали. Тем сложнее было пришлым, ненаследственным магам. Магглорожденные были недовольны сложившимся положением вещей и пытались переделать мир под себя или хотя бы найти прибыльное место. Стаи впускали чужаков неохотно, многие уходили обратно, к магглам, остальные приспосабливались. Свобода выбора налицо. В любом случае, я твердо решила пойти по медицинской стезе. Влезу, но вырву свой кусок пирога. В магическом мире мне нравилось больше, да и образование там давали специфическое, с дипломом школы чародейства и волшебства работу в обычном мире будет найти трудновато.

В магическом мире глаз отдыхал на черных классических мантиях учеников. Одна и та же мода в течение десятилетий действовала на меня успокаивающе. Я вспоминала школу с нежной ностальгией и мечтала вернуться туда поскорее. Я приспособилась к жизни на Слизерине и приняла правила игры. Слизерин сообща противостоял всей остальной школе. Слабых учеников подтягивали, старшекурсники жестко контролировали первогодок. Если появлялся важный вопрос по учебе, который не удавалось прояснить самостоятельно, то обращаться к старосте можно было смело. Никому не позволялось ходить неопрятным или пренебрегать гигиеной. За обиду, нанесенную любому слизеринцу, мстили быстро и жестоко, во избежание повтора. Равенкло, например, был гораздо более разобщенным факультетом. Иерархия на Слизерине была негласной, но четко определенной. Имелось несколько мало пересекающихся между собой группировок, места в гостиной были строго определены. Удивительно, но места хватало всем. Аристократы держались обособленно, но иногда пересекались с любителями квиддича и шахматистами. Старшие курсы собирались отдельно от младших, четвертый курс болтался где-то посередине. Девочки заботились о младших, даже мне перепал специальный шампунь для роста волос. От него мои волосы закурчавились и начали блестеть. Мне снисходительно дали рецепт и назвали адрес аптеки в Косом переулке. Старшие девочки по вечерам вышивали на пяльцах, степенно беседуя друг с другом. Однажды одна ученица испортила рисунок и хотела выкинуть недошитый платочек, когда я случайно заметила, как можно исправить вышивку. Поскольку платочек в любом случае решено было уничтожить, мне дали нитки и велели попробовать. Я смогла выкрутиться, старшие девочки меня похвалили. Через пару дней меня позвали в кружок рукоделия и торжественно вручили пяльца и трафарет. У меня появилось собственное место в гостиной, я законно проводила вечера в кругу старшекурсниц. Разумеется, я отдавала готовые работы, зато на Рождество получила от приятельниц-рукодельниц коробку сахарных перьев. Я вела себя скромно, высказывалась, когда спрашивали мое мнение, а по большей части слушала рассказы о балах и помолвках аристократии магического мира. Для меня все эти беседы были сродни сказкам, мне ужасно нравилось узнавать о проклятиях одного семейства и невероятной удачливости другого.

Однажды разговор зашел о декане Гриффиндора, я навострила ушки. Как оказалось, Альбус Дамблдор был полукровкой, его отца посадили в Азкабан, а сестра умерла совсем юной, в четырнадцать лет. Больше того, сестра Альбуса была сквибом, а брат — всего-то хозяином грязного бара в деревушке неподалеку. Обалдеть, а сколько гонору! Зато добился всего сам, за это можно уважать. Хотя слизеринцы его не уважали совершенно. Ходили невнятные слухи о содомии, о нежной «дружбе» с Гриндевальдом, в общем, Дамблдор был не в чести у аристократии. Я постаралась запомнить все до единого слова, потому что Дамблдор меня тоже настораживал. Скользкий тип с тяжелым взглядом, я постоянно ждала от него какой-нибудь гадости. Душка Слагхорн обожал знаменитостей и любил быть в центре внимания. Хотя бы он был весь на виду, его легко можно было просчитать. Профессор трансфигурации добродушно улыбался, но в моих глазах был самой настоящей ядовитой змеей. Слизеринец до мозга костей, он умудрился задурить Шляпу, и эта рваная дура отправила его на Гриффиндор. Меня даже зависть брала, честное слово.

У меня было много времени на раздумья — когда я пришивала пуговицы, заняты были руки, а голова оставалась свободной. Так прошло еще две недели, вернулся из гостей Том, прилетели совы с отметками и деньгами для покупок. Я заметила, что прилет сов послужил сигналом для директрисы, на нас снова перестали обращать внимание. Огромное спасибо магии, теперь у меня было время на выполнение домашних заданий и похода за учебниками.

Том похвалился мне оценками, семь «Великолепно»! Он сиял, а я искренне хвалила. Мне было несложно сказать пару ласковых слов мальчишке-сироте, а ему приятно. Мои успехи были скромнее, всего два «Выше ожидаемого», по чарам и зельеварению, остальные пять предметов я сдала на «Удовлетворительно». Главное, что оценки были проходными, буду стараться дальше. Чтобы стать колдомедиком, мне позарез нужны хорошие оценки по основным пяти дисциплинам.

К счастью, нам требовалось куда меньше покупок в этом году, всего три новых учебника, перья, пергаменты и одежда. Том уговорил меня и купил себе дорогой ткани на школьную мантию. Ладно, сошью ему модный фасончик, подверну побольше, года два проходит. Он сильно вытянулся за год, хорошее питание пошло ему на пользу, в глазах появилась уверенность и сила. Тем сложнее оказалось Реддлу вновь находиться в приюте. Он утаскивал меня ранним утром, мы устраивались на траве в парке, я шила, а он укладывал голову ко мне на колени и читал мне новые учебники вслух. Мы их обсуждали, он объяснял непонятные моменты и имитировал движения палочкой простым березовым сучком. Он реально оказался самородком. Он глотал новые знания моментально и умудрялся еще объяснять мне, причем гораздо лучше, чем написано в учебнике. Завтрак и обед мы пропускали, только ужинали в приюте. Через десять дней такой жизни у меня начала сваливаться юбка, при быстрой ходьбе развивалась тахикардия. Тома тоже шатало от слабости. Я предложила плюнуть на гордость и есть вонючий суп. Хотя бы какие-то калории. Голод — не тетка, Том даже ломаться не стал. Говорят, что голод — лучшая приправа, мы отлично подчищали тарелки до блеска.