Добыча

— Это не имеет значения, — прорычал Северус, сопротивляясь желанию встряхнуть ее, хотя бы для того, чтобы она поняла. — Это сделал Дириэль, а не ты. Это не наказание за то, что ты ушла из дома. Это неоправданная дикость. Ты ни в чем не виновата, и на этом все закончится, ты понимаешь? — Он вытер падающие слезы, его взгляд опустился на ее синие, дрожащие губы, желая, чтобы он мог поцелуем вернуть их к жизни. — Я убью его. Я, бл*ть, убью его.

Легкое шуршание цепочки, соединенной с запястьем Мойры, вывело его из ярости, и он понял, что просто стоит там, держа ее лицо и впиваясь взглядом в ее губы. Чертовски бесполезный. Аларик тем временем пытался выдернуть цепь из стены — пытался и терпел неудачу.

— Отойди, отойди в сторону, — приказал Северус, обхватывая цепь обеими руками и дергая изо всех сил. Она не сдвинулась с места так легко, как ему хотелось бы, все его тело работало, работало и работало, чтобы набрать достаточный вес, и в конце концов она сломалась. Освободив одну сторону, Северус подбежал к другой, оказывая такое же почти непреклонное давление, пока она тоже не вырвалась на свободу. Краем глаза он заметил, как Мойра упала. К счастью, Аларик был там, чтобы поймать ее, а Северус через несколько секунд оказался рядом с ней, осторожно опуская ее измученное тело на землю.

— Вот и все, — пробормотал он, осматривая ее в поисках любых признаков свежей травмы — и кипя от того, что он обнаружил. Две толстые, все еще заживающие линии пересекли ее лопатки, и даже в его нынешнем состоянии, пересекая грань между тем, чтобы прижать Мойру к себе и вернуться в город, чтобы вырвать позвоночник Дириэля, он точно знал, почему ее похититель нанес раны именно там.

Он хотел найти ее крылья.

Эта мысль тоже пришла Северусу в голову после того, как он собрал все кусочки вместе и понял, что Мойра была гибридом ангела и человека. Крылья ангелов были вершиной магии — лучшими из лучших, и они также не теряли своей силы, когда вы отрывали их от источника. Он не был уверен, что гибрид будет обладать таким мощным свойством — и ему было все равно. Мойра имела значение для Северуса. Только она. Не ее способности, и уж точно не то, что он мог с ними сделать.

Это всегда была она, такая, какой она была.

Покачав головой, он вернул свое внимание к ней.

— Кто-нибудь, снимите эти наручники! — прорычал он, заметив, что руки Мойры безвольно повисли по бокам, как будто она не могла их поднять. — Корнелия.

— Убери их! — грубо прошептала Мойра.

— Я знаю, дорогая, я знаю, мы работаем над этим…

— Нет, — ее водянистые глаза метнулись к нему. — Пирсинг. Вытащи их оттуда. Пожалуйста.

Что-то блестящее привлекло его внимание, и когда он откинул назад несколько выбившихся прядей ее светлых волос, Северус, наконец, также заметил все новые пирсинги вдоль ее ушей. По меньшей мере десять на правой стороне, по всей раковине ее уха. Бриллианты. Кольца, шпильки — все. Однако он знал, что Мойра имела в виду не эти пирсинги, не по тому, как ее голос сорвался.

Итак, когда Корделия присела на корточки с левой стороны и схватила ее за руку в наручниках, а Аларик использовал нож, спрятанный в ботинке, чтобы разорвать нити жемчуга вокруг ее ног, Северус занялся пирсингом сосков. Чистое золото. Красивые. Они были бы довольно привлекательны на ней — если бы она действительно хотела их. Выражение ее лица, страдание в глазах, гребаная температура этой комнаты, буквально застывшей от ангельской печали, — все кричало об обратном.

Стиснув зубы, Северус отвинтил круглый конец одного из золотых стержней, работая так осторожно, как только мог. Он чувствовал, что она наблюдает, тяжесть ее взгляда делала его более неуклюжим, чем следовало бы, он теребил сосок сильнее, чем хотел. Мойра резко выдохнула, когда он вытащил первый стержень, за этим звуком последовал один из ее тяжелых наручников, упавших на землю. Не говоря ни слова, троица повернулась вокруг нее, Аларик метнулся в сторону с нитками жемчуга, снятыми с ее лодыжек, а Северус перелез через нее, чтобы осмотреть левую грудь, в то время как Корнелия перешла к правым кандалам.

И Мойра сидела посреди всего этого, дрожа и плача в самой ужасной тишине, которую Северус когда-либо испытывал. Звук ее следующего вздоха был ненамного лучше, но, по крайней мере, у него были два ее новых пирсинга, те, которые, казалось, беспокоили ее больше всего. Когда она освободилась от кандалов, пришло время убираться отсюда к чертовой матери.

— Корнелия, кто-нибудь из его головорезов вернулся? — спросил Северус, сбрасывая свой черный тренч длиной до колен. Раньше он выбрал один из толстых зимних материалов, совершенно не по сезону, потому что чувствовал, что позже ему, возможно, придется обернуть его вокруг Мойры.

— Я могу произнести еще одно заклинание изгнания, прежде чем мы поднимемся, — заметила его кузина, ее дразнящий тон полностью исчез.

— Аларик, прикрывай ее.

— Да, конечно, — сказал гибрид, вскакивая на ноги и спеша за Корделией. Когда их шаги затихли, Северус накинул свое толстое пальто на плечи Мойры и повернулся, чтобы поднять ее, когда он встал.

— Подожди, — прошептала она, роясь в полароидных снимках, разбросанных вокруг нее. Он нахмурился, только сейчас заметив их. Большинство из них лежали лицом вниз, но те немногие, которых он мог видеть, говорили ему, что он не хотел бы видеть остальные — там была Мойра в различных состояниях пыток. И гребаное лицо Дириэля. Почему она хотела сохранить что-то из этого?

— Мойра.

— Все, — пробормотала она, хватая один снимок, прежде чем засунуть обе руки в его пальто, которое практически утопило ее, в нем было так много лишней ткани. — Пожалуйста, вытащи меня отсюда.

Ей не нужно просить дважды. Северус встал и поднял ее одним плавным движением, подхватив одной рукой под колени, а другой поддерживая за спину. Он в последний раз с отвращением оглядел ее подземелье — и выскочил вон.

И ни он, ни Мойра ни разу не оглянулись назад.

***

Мойра

Когда Мойра поняла, что простояла под непрерывными струями душа Северуса большую часть часа — просто стояла там, руки по швам, уставившись прямо перед собой на дорогую плитку, — она, наконец, выключила его и вышла. К тому времени большая часть крови была смыта и утекла в канализацию. Она не мылась, но обжигающе горячая вода сделала свое дело.

И снова Мойра обнаружила, что просто стоит там, уставившись вперед — ни на что. Она медленно наклонила голову, чтобы изучить свое тело. Слабый розовый цвет окрасил ее ноги там, где остались кровоподтёки от ее кандалов. Следы от наручников на ее запястьях оставались ярко-красными, с оттенком синяков. Ее соски, которые мучили с тех пор, как Дириэль воткнул первый пирсинг, больше не горели. Извлечение золотых стержней принесло мгновенное облегчение, и когда она подняла тяжелую руку, чтобы осмотреть их в наполненной паром ванной, она обнаружила, что отверстия уже начали закрываться. Затем она проверила свои уши, но все отверстия на обоих остались, кожа опухла и болела. Северус только что вынул бриллианты, прежде чем она пошла в душ.

Все еще мокрая, она направилась к стойке быстрыми, короткими шагами, но когда ее бедра коснулись мрамора, она остановилась, нахмурившись. Как она сюда попала? Взгляд через плечо. Она только что была там. Глубоко вздохнув, она закрыла глаза.

Она ожидала, что в ее голове закружатся мысли — мысли о гневе, мести, печали. Но там было пусто. Пустота. Возможно, она просто устала. Девушка провела рукой по зеркалу, стирая конденсат, а затем повернулась, чтобы осмотреть отметины на спине. Они причиняют боль больше всего, эти длинные порезы над ее лопатками. Розовые и необработанные, они перестали открываться только вчера, когда она изменила свое положение. Мойра все еще чувствовала это, пульсирующую боль, с каждым своим движением. Дириэль хотел получить свои крылья. Она с трудом сглотнула и потянулась назад, едва успев дотянуться до начала каждого разреза.

Мойра все еще не могла осознать, что у нее будут крылья.

Ее взгляд зацепился за что-то блестящее на прилавке — все эти бриллиантовые и золотые пусеты, булавки и кольца, которые были злобно продеты в ее уши. Дириэль хотел сделать ее красивой — это было причиной его пирсинга. Сделай ее красивой, сделай ее произведением искусства. Если бы она просто сказала «да», ей не нужно было бы быть красивой. Она будет его партнером. Равная в этой жестокой игре с ангельскими перьями на черном рынке, которые он будет срывать с нее, одно за другим, пока она не достигнет конца своей полезности.

Ее челюсти сжались. Ее глаза сузились. Пошел он к черту.

И к черту ангела, который передал ее ему.

Оставив пока в покое раны на плечах, она собрала все бриллианты и золото со стойки в одну руку, а затем выбросила их в унитаз. Она трижды смывала их, чтобы убедиться, что все они ушли, прижимая к груди пушистое полотенце, которое Северус оставил для нее.

— Пошел ты! — прошептала она, наблюдая, как вода закручивается спиралью.

Она была благодарна Северусу и остальным за то, что они смогли вытащить ее, и ей не пришлось снова видеть лицо своего похитителя. Мойра не была уверена, как бы она отреагировала — эмоционально, конечно, и, вероятно, с большим количеством криков. Когда Северус чуть не вышиб дверь ногой, ей потребовалось все, что у нее было, чтобы не превратиться в месиво из рыданий и слез. Она делала все возможное, чтобы бороться с этим, казаться сильной, когда все ее существо жаждало сломаться, расколоться на тысячу кусочков, чтобы она могла просто перестать чувствовать.

Вытирая волосы полотенцем, она вспомнила тот момент, когда Северус впервые появился, и то ошеломляющее чувство облегчения, которое нахлынуло на нее. Она всегда знала, что он придет за ней, но по мере того, как тянулись часы, было трудно сохранять веру — еще труднее с каждым украшением Дириэля, добавляемым к ее телу.

Но он пришел за ней. Герой с черными глазами, который пришел, чтобы спасти героиню-идиотку, которая должна была просто выслушать его и послушаться. Рядом с ним верный Аларик, его лицо было залито кровью, а нос заметно опух. У двери маячила женщина прямо из драмы викторианского периода, в ее наряде и глазах отражалась вся готическая архитектура Фэрроуз-Холлоу. Женщина разорвала оковы. Женщина изгнала демонов, которые вырвались из тени леса, когда они мчались обратно к машине.

Корнелия. Двоюродная кузина Северуса. Когда Мойра обернула полотенце вокруг себя, она поняла, что обязана этой незнакомке своей жизнью, этому демону, владеющему магией, у которой не было причин помогать ей, кроме ее связей с Северусом.

Она должна презирать их — всех их. Демоны. Жестокие, извращенные, ужасные существа, подобные тому, кто мучил ее три дня подряд.

Она должна ненавидеть их.

Но она не могла.

Потому что Корнелия боролась за нее.

Потому что в момент слабости Мойры, когда ее тело обмякло, Аларик поймал ее.

И потому что Северус пришел за ней, освободил ее, держал ее всю дорогу домой — как она и предполагала.

Мойра никогда не смогла бы их возненавидеть. Но она могла ненавидеть Дириэля. Она могла ненавидеть демона, который управлял камерой, тех, кто пришел посмотреть, сидя в стороне, как будто мучения Дириэля над ней были театром мирового класса. И она будет — до самого последнего вздоха.