Раздражающие успехи еретиков

Остальная часть третьей бригады неуклонно продвигалась за ним, несмотря на то, что ему показалось совершенно неестественной тишиной. Пронзительно зазвучали трубы, но даже это казалось далеким и дальним. Он все еще слышал отдаленные птичьи крики и жужжание насекомых, мельтешащих в высокой, почти спелой пшенице, в которой прятались он и его люди.

Он осторожно поднял голову, выставив над пшеницей только тулью шляпы. В данный момент эта шляпа выглядела гораздо менее воинственно, чем на плацу, что ничуть не смутило Эдварда Уистана. Подавляющее большинство разведчиков-снайперов были парнями с ферм, как и сам Уистан, большинство из них охотились — некоторые, как старший капрал из собственного взвода Уистана, вероятно, на самом деле были браконьерами — и они понимали, как работает маскировка. Горстка городских парней, прошедших строгую программу подготовки разведчиков-снайперов, тоже должна была усвоить это, и большинство из них сочли чертовски забавным, когда им в первый раз приказали прикрепить к шляпам случайную зелень. Однако это развлечение, как правило, быстро исчезало, как только они обнаруживали, что простое нарушение контура человеческой головы может заставить ее исчезнуть на фоне растительности. Что только доказывало, что даже городские парни могут чему-то научиться, если их сержанты будут готовы достаточно сильно пнуть их под зад.

Он отбросил эту мысль в сторону, подняв глаза достаточно высоко, чтобы увидеть мягко колышущееся море пшеницы, а затем удовлетворенно хмыкнул. Подразделения корисандской пехоты тоже продвигались вперед, и он пытался убедить себя, что рад это видеть. Однако ему не совсем удалось убедить себя в этом. Удовлетворенность тем, что враг действует так, как надеялся, да; радость видеть, что несколько тысяч вооруженных людей движутся прямо на него, нет. О, придержи язык, Эдвард! — строго сказал он себе. — И пока ты это делаешь, проверь свой запал. * * *

Капитан Антан Иллиэн был достаточно молод, чтобы волнение и предвкушение почти пересилили его тревогу.

Почти.

Его юношескому представлению о себе не нравилось признавать, что это определение применимо, но, учитывая потную хватку на рукояти меча и тошноту, шевелящуюся в животе, он не мог этого отрицать. Не то чтобы он собирался позволить кому-либо из своих людей увидеть это. Его командир батальона и старший сержант, по крайней мере, знали, что это будет его самый первый бой, и он надеялся, что они сохранили эту информацию при себе. Он был очень осторожен, чтобы не сказать никому другому, что это не так, но он также не пытался изо всех сил признаться, что никогда еще не чувствовал запаха порохового дыма в реальном бою, и он предпочел бы, чтобы никто из солдат его роты не догадался об этом в данный конкретный момент. Так или иначе, он сомневался, что это открытие способствовало бы их уверенности в его лидерстве.

Он поднял глаза, когда в утренней тишине послышались звуки чарисийской волынки. Они все еще казались далекими, слабыми, как фон за приближающимся шуршащим звуком тысяч ботинок позади него, движущихся по пшенице высотой по пояс, скользкой от росы. За приглушенным грохотом, звоном и скрежетом оружия, отдаленными выкриками команд его товарищей-офицеров и сержантов в кожаных доспехах и его собственным дыханием. Утренний солнечный свет согревал его лицо, хотя на западе позади него собирались дождевые тучи. Было уже не так жарко, как вчера, и он вдруг поймал себя на том, что отчаянно надеется, что окажется поблизости и увидит дождь, когда он, наконец, пойдет.

Он положил обнаженный меч плашмя на плечо, как это делали его более опытные товарищи, и сосредоточился на уверенной походке. Его бриджи уже промокли от утренней росы, а губы изогнулись в неожиданной усмешке.

По крайней мере, так никто не сможет заметить, если я обмочусь, когда начнется стрельба!

Они начали приближаться к врагу, и он оглянулся через плечо, чтобы проверить позицию майора. Он не беспокоился о том, чтобы видеть ряды своей собственной роты; его сержанты знали свое дело гораздо лучше, чем он, и их возмутило бы само предположение, что они нуждаются в его надзоре, чтобы выполнять свою работу должным образом. В данный момент его работа, как и у любого другого командира роты в передовых батальонах, заключалась в том, чтобы выглядеть уверенно, когда он шел прямо на врага с беспрекословной уверенностью, что его идеально сформированная рота следует за ним по пятам.

Гораздо труднее сделать это, когда меня ждут настоящие люди с настоящим оружием, — размышлял он. — И у них действительно много мушкетов. На самом деле, я не вижу там ни одной пики.

Его глаза сузились, когда он понял, что действительно не видел ни одной пики. Новые кремневые мушкеты Корисанды имели гораздо более высокую скорострельность, чем старомодные фитильные ружья, и он не сомневался, что оружие чарисийцев может стрелять по крайней мере так же быстро. Тем не менее, маловероятно, что один только мушкетный огонь удержит решительного врага от сближения, и если это произойдет, они будут скучать по этим пикам — очень сильно. Но чарисийцы должны были знать это по крайней мере так же хорошо, как и он, так почему же..?

Он заставил себя отложить этот вопрос в сторону, хотя подсознание подсказывало, что он только что увидел одну из причин, по которой на другой стороне поля не было пикинеров.

Он снова оглянулся на майора, ожидая сигнала. Расстояние между линиями фронта противников сократилось до немногим более пятисот ярдов. Согласно их приказу, они должны были приблизиться на семьдесят пять или восемьдесят ярдов, прежде чем стрелять. Если их огневая мощь окажется такой эффективной, как все ожидали — или, по крайней мере, надеялись, — они останутся на этом расстоянии и будут бить до тех пор, пока чарисийцы не сломаются. Если оказывалось, что по какой-то причине их огонь не был эффективным, как ожидалось, пикинеры должны атаковать, а мушкетеры следовали бы за ними в поддержку. Поскольку чарисийцы тоже приближались к ним, майор должен был точно указать, где и когда он хотел, чтобы его батальон остановился, и именно поэтому Иллиан наблюдал за ним. И, несомненно, поэтому майор наблюдал за полковником, который должен был решить, где остановится весь полк.* * *

Глаза сержанта Уистана сузились, когда корисандцы продолжали пробираться к нему через высокую пшеницу. Это было странно. Он чувствовал себя более чем немного взволнованным, когда полковник Жэнстин отдал ему приказы и сообщил, что ему — сержанту Эдварду Уистану — решать, когда сделать самый первый выстрел в бою. Теперь, когда момент почти настал, эта особая нервозность исчезла. Он не мог сказать, что скучал по этому, но ему действительно хотелось, чтобы это забрало с собой всю остальную его нервозность.

Он должен был признать, что корисандцы поддерживали почти идеальный строй, продвигаясь вперед. Это было нелегко, особенно когда войскам приходилось прокладывать себе путь через пшеницу такой высоты, и это тоже мало что дало для рассматриваемых пшеничных полей. Местные фермеры будут в ярости, — подумал он. — Поле позади наступающего врага было вытоптано тысячами и тысячами ног, как мостовая. Ни одна из запряженных лошадьми жаток не смогла бы срезать короче неубранную пшеницу. Кролики, кустарниковые ящерицы, травяные ящерицы, перепела и полевые виверны с белыми кольцами шуршали и копошились в еще стоящей пшенице, убегая от приближающихся топочущих ног, и Уистан почувствовал к ним определенную симпатию. Он тоже хотел бы сбежать, если быть честным, и ему было интересно, что произойдет, когда дикая природа, убегающая от корисандцев, столкнется с дикой природой, убегающей от чарисийцев?

Большая травяная ящерица, по крайней мере, полтора фута длиной, врезалась прямо в грудь Уистана, когда сержант опустился на колени в пшеницу. Удара было достаточно, чтобы морпех хрюкнул, когда ящерица отскочила от него, а и без того перепуганное существо издало пронзительный панический писк. Она приземлилась, уже дрыгая всеми шестью лапами, и исчезла где-то за его спиной.

Что ж, это больно, — подумал сержант. — Не говоря уже о том, что у меня чуть сердце не остановилось. И я рад, что отлил перед тем, как устроиться.

Эта мысль заставила его фыркнуть, и он оглянулся на приближающегося врага. Ведущие корисандцы почти добрались до фермерского пугала, которое он передвинул прошлой ночью, чтобы оно служило ориентиром.

При общей длине в шестьдесят четыре дюйма оружие разведчиков-снайперов было на полфута короче стандартного нарезного мушкета линейных формирований, хотя их стволы были всего на два дюйма короче, благодаря тому, что кто-то со Старой Земли назвал бы винтовку конструкцией «буллпап». Нарезы более короткого ствола также имели более крутой поворот, и оружие было оснащено прицелом с разметкой, увеличенной до пятисот ярдов. Теоретически, человек должен быть в состоянии точно стрелять из него на тысячу ярдов, но из-за снижения пули, трудности оценки дальности в первую очередь и явной трудности выбора цели на таких больших расстояниях, для большинства людей это не было действительно практичным вариантом. Отдельный взвод элитных стрелков в каждой разведывательно-снайперской роте был оснащен винтовками, которые на самом деле были на шестнадцать дюймов длиннее стандартного пехотного оружия, с откидными апертурными прицелами, градуированными до тысячи двухсот ярдов. В умелых руках эта винтовка могла зафиксировать выстрел в голову с расстояния в пятьсот ярдов и надежно поражать цели размером с человека на вдвое большем расстоянии, при условии, конечно, что цель будет сотрудничать, оставаясь неподвижной. Однако в данный момент все эти стрелки были сосредоточены в другом месте, вероятно, там, где была размещена корисандская артиллерия.

Где бы они ни были, они тоже ждали его. Теперь, наблюдая, как один из младших офицеров, возглавлявший боевую линию корисандцев, прошел мимо пугала, он медленно и осторожно взвел курок своей винтовки. Передний ряд мушкетеров добрался до пугала и отбросил его плечом в сторону, а Эдвард Уистан поднял оружие, запечатлел цель в прицел и нажал на спусковой крючок. * * *

Капитан Иллиэн услышал первый выстрел.

Он удивленно вскинул голову. Ближайший чарисиец все еще был по меньшей мере в трехстах ярдах от него!

Эта мысль промелькнула у него в голове, но потом он увидел пороховой дым на пшеничном поле. Это было слева от него и гораздо ближе, чем основные чарисийские формирования.

Но это все еще в ста пятидесяти ярдах от…

Антан Иллиэн внезапно перестал думать, когда другой чарисийский разведчик-снайпер нажал на спусковой крючок, и пуля пятидесятого калибра насквозь пробила его нагрудник.

Сэр Филип Миллир напрягся, когда «хлоп-хлоп-хлоп» мушкетного огня прокатилось по фронту его наступающего полка.

Как и капитан Иллиэн, он не мог поверить собственным ушам в течение первого удара сердца или около того. Враг был слишком далеко, чтобы одна из сторон могла стрелять в другую! Но потом он тоже увидел дым, поднимающийся среди высокой пшеницы. Появились десятки — десятки — внезапных белых облачков, и мышцы его челюсти напряглись, когда он понял, в кого они стреляли. * * *