Белая нить

Но Олеандр все равно окунулся в дымную круговерть, в убийственный вихрь огня и света, спиравший дыхание.

В сравнении с тем, чтобы прорваться на второй этаж, окунуться было просто. По пути Олеандру пришлось увернуться от валившихся с потолка лоз и ошметков древесины, словно затеявших игру «Кто быстрее воспламенит вторженца». Он ступил в коридор. Не с первого раза, но выбил ногой заевшую дверь покоев.

Пламя полыхнуло прямо перед носом. Олеандр в ужасе отпрянул к стене.

Куда ни падал взор, все излизывал огонь. В лихорадочной спешке Олеандр проложил взглядом мало-мальски безопасный путь в соседнюю комнату, но в углу, вывалив на пол горящие фолианты, рухнула книжная полка. Обломки перекрыли дорогу — и первый замысел обернулся крахом. А у второго имелся лишь один недостаток: его попросту не существовало.

Поток воды ударил в плечо и заставил Олеандра пошатнуться. Тряпка ухнулась на пол. Он обернулся и вздрогнул. Злой, как стадо вепрей, мокрый и окосевший, к нему плелся Зефирантес.

Последовала краткая ругань на языке глухонемых. Не очень результативная. В ответ на просьбу убраться друг посоветовал ему то ли напиться, то ли утопиться: жестами Зеф выражался не слишком искусно. Левой рукой он выплеснул остатки воды из ведра на горящие обломки, правой вытащил из-за спины шипастую палицу. Размах, удар — и полка раскрошилась в пепел.

Дальше все пошло гладко. Слишком гладко, отчего в груди Олеандра пророс росток тревоги. Меньше чем за мгновение они миновали арку. Вломились в покои и застыли, округлив глаза. На подпаленном ковре в рдяном обугленном на груди и подоле платье лежала…

— Фрезия!

Она улыбалась, обнажив перемазанные в крови зубы. И смотрелось это настолько жутко, что в жилах леденела кровь. Зеф закашлялся и дернулся к ней. Олеандр проскочил через сужавшуюся щель между двух огней и ринулся к шкафу, облепленному ракушками.

— У-уноси ее… не… немедленно, слышишь? — проговорил он, распахивая полупрозрачные дверцы.

— Ишь чего у-удумал… — прохрипел Зеф, подхватывая Фрезию на руки. Белки его глаз раскраснелись, с уголка века текла нитка крови. — Та… так я тебя и о-оставил… Вы не… как… ты…

— У-уноси, я сказал! — процедил Олеандр. — Посох рез и озер — не игрушка! Он… он и по…потопить может! Я никогда не пробуждал его… его силу.

Ответом послужило натужное сопение. Пол затрясся, заходил ходуном. В шипение бушующего пламени ворвался стук каблуков, потом скрип лестницы. Олеандр не обернулся, знал — друг не оплошает, а потому снова заглянул в шкаф. В углу стоял тонкий посох: дотронься — переломится надвое. Его рукоять походила на скрученную в жгут косу из застывших лиан и потоков воды. На верхушке сверкал шар, внутри которого искрилось небольшое озеро.

Глаза щипало так, словно в них засыпали зеркальную пыль — перед взором вспыхивали золотом все созвездия небосвода. Вместо огня он видел ало-рыжие кляксы, обступавшие его со всех сторон. Вместо посоха — пять расплывчатых посохов. Какой настоящий? Взмах рукой раз. Мимо. Два. Опять мимо. Три… О, да! Пальцы сомкнулись на холодной рукояти.

Олеандр сглотнул. Слизнул с полопавшихся губ кровь.

— М-мать ре-рек и о-озер, п-прошу… — И кашлянул, окропляя пол кровяными брызгами. — П-помоги…

Рот продолжал говорить. Но теперь речь занимала половину внимания. Другая сосредоточилась на треске. Первом. Втором. Третьем. Кажется, поломались оконные ставни. Олеандр отвел голову к плечу. Проморгался, тщась сложить воедино расплывавшуюся пятнами картину. И узрел что-то… Кого-то, излучавшего холод. Кого-то, шагнувшего навстречу.

Еще. Еще. Еще…

Он бежалбесшумно, не выдавал присутствия ни вздохом, ни скрипом половиц. Огонь шарахался от него. Под сапогами вспыхивали морозные островки.

Океанид?..

— Давайте.

Этот голос… Отдающий сталью, но вместе с тем хрупкий и звонкий, ввинчивающийся в мозг штырем. Где Олеандр его слышал?

— Даю…

Посох с тихим стуком ударился о пол. Озерцо внутри шара закипело. Виток чар, соскользнув с рукояти, откатился к двери. Протянулся цепью от стены к стене — и взмыл водяным занавесом.

Ну вот и всё! Уголки губ Олеандра задрожали. Колени подкосились, и он упал в чьи-то милосердные руки. Щеку обожгло холодом, а следом рот наполнился кисловатой водицей, которую захотелось сплюнуть. Да какой там! Морозные пальцы клешнями сжались на челюстях, приневолили хлебать.

Краем глаза он видел, как на комнату пошла волна. Как взбурлили и закружились водовороты, пожиравшие огонь. С треском надломилась почерневшая балка. Океанид спохватился и заточил ее в лед, страхуя от срыва.

Олеандр вжался в его грудь, притиснутый волной. Задержал дыхание и только приготовился тонуть, как перед взором мелькнула чужая ладонь, охваченная белыми чарами. Они выплеснулись потоком. Впитались в волну, и она разрезалась надвое. Обступила Олеандра с боков и с шумом ударилась о стены, сметая пламя.

— Не страшитесь, все хорошо, — проговорил океанид и тряхнул рукой, гася чары. — Я рядом.

Неожиданное озарение отвоевало Олеандра у недомогания. Как говорится, можно закрыть глаза на видимое, но нельзя закрыть сердце на ощущаемое. Он понял, с кем ведет беседу. Понял — и боль стянулась вокруг груди узлом, который никогда не развяжется.

— Всегда рядом?

— Уже нет.

[1] Свернуть чешую, листья, перья — сбежать, удалиться, скрыться. Расхожее выражение.