Белая нить

Сгустки страха… Колышущийся дым… Блеск танцующего лезвия…

Рубин подмечал все сразу. Сам не понял, когда и как столкнулся с тёмно-серым взором. Столкнулся и пропал. Больше он ничего не видел. Ничего, кроме паскудных глаз, глядящих на него с небес. Два из них сверкали, где положено, еще четыре — на лбу, щеках и подбородке.

Крылатая девица парила кругами, как падальщица. Она не говорила, даже не шевелила губами. Но внутри Рубина креп страх. Он дурманил разум и опутывал сердце удавкой.

— Змей! — прозвенел на краю сознания чей-то голос. — Очнись! Не смей закрывать глаза! Не смотри на неё! Рубин!..

Крылатая вырожденка замерла, но мир вокруг нее продолжал крутиться. Крутились моря глаз — холодных и цепких. Крутилось каменное копье, которое, вроде бы, приближалось, а может, и нет.

— Рубин, чтоб тебя!.. — провозгласили с вершины обрыва, куда он падал, закручиваясь спиралью.

Вдруг в плечо что-то уперлось. Его толкнули. Тело качнуло вбок, и он грохнулся на бедро. Страх сгинул. По ушам снова ударило оглушительное грохотание, голову оросил град мелкого гравия. Сквозь завесу одурения и дыма Рубин увидел Драцену. Она стояла на четвереньках, прижимая ладонь к затылку. Ее пальцы и рукава туники изгваздались в крови. Над головой, ввинтившись в стену, торчало то самое копье.

Выдохнув, Рубин отлепил от шеи прилипший ворот. Надумал подползти к дриаде, но не сумел — стукнулся лбом оземь, подбитый резью в спине. Боль ожила. Теперь кости лопаток, мнилось, извивались, дробились на части, выламывая путь к свободе.

Да с чего его так крючит?! А главное — как вовремя-то!

Грохот врезавшегося в почву валуна пробудил Рубина. Правильно говорят: жить захочешь — с кишками навыворот обучишься сражаться. Он вскочил. Увернулся от сгустка страха в пьяном пируэте, выпустил в небо огненный шар. Вернее, шарик, маленький такой, безобидный.

Доли мгновения хватило, чтобы Рубин метнулся к дриаде и повалился на нее, прикрывая телом. Взрыв грянул мгновенно. Шарик рассыпался пламенными брызгами. Снаряд в дриаду так и не прилетел. Напрасно Рубин переживал. А вот вырожденке не повезло. Хин ведает, где она там колупалась, но сгустки страха меркли друг за другом. Разящие камни без контроля посыпались.

— Слезь, слезь, слезь! — Драцена замолотила кулаками по его груди, и он скатился на почву. — Я вижу… Катится.

И правда. Двукровная гадина, дерзнувшая нагнать на Рубина морок, сползала по скале, цепляясь когтями, как умеют только ореады. Любой другой на ее месте выл бы, тщась затушить горящее крыло.

А она… Немая, может? Или…

Додумать у Рубина не вышло — Драцена схватилась за лук, запела тетива, и стрела вонзилась гадине в спину. Вырожденка сорвалась и потонула в дыму. Скорее всего, угодила в одну из паровых расщелин.

Тихо. Безмолвно.

— Дуреха безмозглая… — Рубин глотнул воздуха и закашлялся, подавившись пылью.

Что ж, пожалуй, у них с бритоголовой есть повод для гордости. Мало кто мог похвалиться тем, что вышел из сражения с двукровной, досчитавшись конечностей.

— Рубин! — Чем ближе подходила Драцена, тем отчетливее проступали на ее щеках пятна крови. — Ты не ранен?

Благодаря тебе, — подумал Рубин, а вслух произнес:

— Не ранен. Ты?

— Затылок пробит, но…

Все произошло слишком быстро. Рубин увидел вспышку чар. Услышал скрежет, потом свист. Разжег огонь, но удар не парировал. Просто не успел понять, откуда его ждать. Драцена, округлив глаза, рухнула перед ним на колени — из ее спины торчало каменное копье.

— Достали! — прозвучало из дыма.

Рубин наугад метнул пламя. Очевидно, не туда. Грузный валун впечатался в грудь тараном.

Не немая, — пролетело в сознании, прежде чем мир канул во мрак.

***

Рубин не мог пошевелиться. Камни сковывали его, тяжеловесным грузом налегая на спину. Он боялся, что ломота и усталость, одолевающие воинов после боя, не нагрянут по его душу.

К счастью, обошлось. Но слабость накатила смертельная. Он слышал стук сердца. Чувствовал, как воздух застревает в глотке на вдохах, а потом с боем, мелкими глотками пробивается в легкие.

Глупо рассуждать за каждого. Но почему-то Рубин уверовал, что такие мгновения бесценны.

Существ не заботят прошлое и будущее. Они живут настоящим, борются за жизнь в настоящем и…

Боги, что за бредовые мысли? Мозги у него, что ли, от удара через уши и рот вытекли? Клятые выродки! И зачем он полез в драку? Говорил ведь ему Цитрин: «Если ты убежал от двукровного, сын, не гоняйся за ним». Как яду испить, крылатая стервятина охотилась на дриад. Рубина она не то по недоглядке, не то по дурости удостоила шанса на побег, а он взял и бросился в пекло.

Какого потроха, спрашивается? Ради чего? Есть ли ему дело до лесных?

Ну хорошо, до Олеандра, может, малость и есть — приятель все-таки. Но до остальных…

Говнище! Рубину хотелось проклясть себя за тупость и мягкотелость, обругать на чем свет стоит. Но вырвавшаяся на волю брань обернулась кашлем, осевшим на губах привкусом крови. Тогда-то он и осознал, что лопатки отяжелели. Переменившийся ветер швырнул в рот пепел, растрепал оперенье, даруя изумительное ощущение воздушного упора, сопротивления.

— Крылья… — захрипел он. — Крылья… Н-неужели… Не верю… Где?.. Г-где они?..

Рыскать долго не пришлось. Он углядел одно из новорождённых крыльев. Темно-рдяное, оно лежало рядом. И Рубин едва не разрыдался от радости. Мало кто знал, скольких мук ему стоила травля дракайна. Раз за разом он корчился в агонии, ощущая дыхание смерти. Раз за разом увеличивал дозу яда и гадал, что случится раньше: он распахнет крылья или протянет ноги?

Он рисковал день ото дня — и чудо свершилось. Умбра вознаградил его, подарив крылья. О, да! Да-да-да!

— Клематис, погляди-ка! — произнес голос шелковистый, точно волос мойры, заговоренный на обезглавливание. — У нас тут живчик.

Чего?.. Рубин едва не прикусил язык. Встрепенулся и сузил зрачки, всматриваясь в дым.

Среди мешанины камней, окутанных паром, бродили двое дриад в зеленых плащах. На миг один из них скрылся за валуном, а выступил уже из-за того, который рухнул в опасной близости от крыла.

Со смуглого лица, изуродованного шрамами, бородатого и потертого, точно заношенные сандалии, на Рубина воззрились два колючих глаза.

— Птерис, — прошипел он, в то время как на шею надавил сапог с высоким раструбом.

— Давно не виделись, — проговорил, возвышаясь над ним, дриад. — Гляжу, крылья заполучил. Браво, браво.

— Ну-ка, ну-ка. — На Рубина вдруг снизошло озарение. — Обожди-ка… Кажется, я докумекал… Это ведь вы? Вы умертвили ту девицу — Спирею? Вы траванули Олеандра! Потом старика грохнули… как его, Боги… Мирта! Потом посыльного, теперь бритоголовую и мальца… Пф-ф, ребят… Ну вы, конечно… Д-а-а… Н-нашли тоже кого гробить. Дриад, которые и отпора толком не дадут. А вдобавок — чужими руками… К-как отбирали-то хоть? Кто послабее, на того и спустим выродков?

По губам дриада пробежала кривоватая улыбка превосходства, излюбленная стальными воинами.

— Зелен лист, истину толкуют, — вымолвил он и почесал щеку алым листком-аурелиусом, — у фениксов отбит инстинкт выживания.

Угрозы угрозами, а расправы за ними не последовало. Птерис взмахнул подолом накидки и скрылся в дыму. Рубин откашлялся и подмигнул перышку, танцевавшему перед носом.

Интересно… Он нахамил стали, но языка не лишился. Неужто дриады не желают ему вредить? Опять! Теперь-то с какого перепугу? Или они решили, что он и так сдохнет, придавленный камнями?

— Ну что, феникс? — Восклик Клематиса загулял от скалы к скале, постепенно утихая. — Поскачешь с нами?

— Сдурели? — Право, если бы не валуны, Рубин расхохотался бы. — После того, что вы…

Волос мойры стянулся на шее удавкой, напоминая о договоре. И он осекся, стиснул зубы.

— …Не поладим мы с вами, ребят. Извиняйте.

Еще до того, как дриады приблизились, Рубин почуял неладное. Кажется, ему в лицо выдули пыльцу. Нос защекотал сладковатый запах, и его заклонило в сон. Он одурел по мановению крыла, услыхав напоследок:

— Ты будешь говорить не с нами.