Белая нить

Пекло

Рубина вымело из поселения. Он и пальцем не успел пошевелить, как зеленая вспышка ударила в грудь, и он рухнул далеко за оградой. Проехался, срывая колосья и сорняки, и ударился головой о камень.

Говнище! В ушах загудело, мир вокруг расплылся пятнами. Расколупывая когтями землю, Рубин встал на корточки. Дернул лопатками — и крылья распахнулись, алые перья посыпались.

Последствия удара еще долго давали о себе знать, сотрясали видимое. Ребра саднило, бок тоже — в миг падения рукоять клинка врезалась Рубину чуть повыше тазовой кости, и теперь там наливался синяк.

— Спокойно, — Рубин смахнул с плеча грязь и огляделся.

Он очутился на поляне. Чуть левее валялись две девицы с кожистыми крыльями, на их шеях стянулись лианы. Впереди, нанизанный на стоящий колом корень, висел еще один вырожденец.

Вдали сверкала над кронами шапка зеленого купола — поселение защищал колдовской кокон.

Что ж, знатно Аспарагус ударил. Подумать только, сын Стального Шипа!

Сперва Рубин хотел поджарить пару деревьев и сбежать, но мысли о побеге выветрились. Боковым зрением он выцепил бледное тело того, чьи кишки с радостью намотал бы на ветви.

Глендауэр! Рубин сощурился, следя за деревьями, обступавшими поляну, и белой тенью, которая прыгала по ветвям. В просветах листвы снова мелькнул хвост меловых волос.

Рубин по-птичьи заклекотал. Искра гнева вмиг обернулась потоком звериного бешенства.

— Ты! — Струи пламени сорвались с пальцев, ударили в ствол раз, второй, третий, четвертый…

Огонь разгорелся мгновенно. Охватил деревья, пуская по ветру жженую листву, рассеивая запах гари. Как и ожидалось, убийца Азера спрыгнул, сошел на землю в длинном кувырке.

— Ну здравствуй, падаль! — прокричал Рубин, когда разномастные зенки уставились на него.

Глендауэр разогнул спину под сумасшедших хор голосов и лязг металла, доносившийся издали. Нити белых чар вспыхнули между его ладоней. Рубин снова ударил огнем. Пламенный шар ринулся к Глендауэру и врезался в ледяной щит, выросший из почвы.

Щит ухнулся на траву, рассыпая брызги. Взметнулась волна. Она понеслась на Рубина искрящимся капюшоном. Клятые океаниды! Он ушел в сторону. Хлопнул крыльями, поднимаясь в воздух. Не рассчитал маневра — вода ударила по крылу.

Рубин покачнулся. Воззвал к чарам, и пламя окутало его защитной оболочкой. С высоты он видел, как на поляне вьются десятки белых существ. Видел, как между ними вырастают ледяные копья. Понял, что его пытаются надурить. Запутать и рассеять внимание на морозных двойников.

Где настоящий?!

Все они теперь пялились на Рубина. Пялились снизу-вверх, как и положено столь мерзким отродьям. Первое ледяное копье просвистело над плечом. Второе едва не пронзило грудь, но Рубин резко ускользнул в сторону. Третье цапнуло край крыла, сбивая перья.

Проклятие! Рубина повело. Он привык сражаться, чувствуя землю под ногами. Поэтому ринулся к поляне, выделяя взглядом существо, чьи очертания не плыли, не серебрились морозной окантовкой.

Сосредоточенность и молчание Глендауэра раздражали, напитывали кровь яростью. Еще до того, как ступни коснулись почвы, Рубин воззвал к пламени, приземлился в приседе. Встал и сбил очередное копье пламенным хлыстом, отшвыривая в сторону уже воду.

Брызги разлетелись дождем. Алый шарик вспух между ладоней Рубина. Огонь выплеснулся потоком. Превратился по пути в птицу, которая понеслась на Глендауэра, раззявив клюв.

Какое-то время Рубин видел лишь дым и огонь, пожиравший врага. А когда отозвал чары, уронил челюсть. Глендауэр припал на колено, водяная оболочка облизывала его, как вторая кожа.

— Да ну в пекло! — прошипел Рубин.

Глендауэр распахнул веки. Его глаза расчертились вертикальными зрачками. Он выкинул руку в сторону, и водица стекла с него вуалью.

— Хин бы тебя побрал! — Рубин напружинился.

И пошла пляска.

Скорость океанида поражала. Если бы Рубин отвлекся хоть на миг, из крыла, а то и сердца, уже торчал бы стилет. Только он хотел ударить, осколки ледяной пыли устремлялись к нему, сбивали с толку. Только ускользал от осколков — глаза перехватывали сверкание лезвия.

Приходилось отходить, отступать, чтобы не подохнуть. Ни мгновения, чтобы ударить! Ни шанса, чтобы прийти в себя!

Морозный туман и дым заполнили поляну. Океанид выматывал Рубина, заставлял ошибаться. Рубин отскочил от полоснувшего воздух клинка. Взмахнул крыльями, чтобы взлететь, и вдруг в шаге от него рухнул грузный булыжник. Крылатая тень отразилась на траве.

— Глендауэр, не надо! — качнул дымную взвесь знакомый голос. — Беги к поселению, я сам разберусь!

— Где Малахит? — подал голос Глендауэр.

— Не ведаю! — Сапфир сошел на булыжник в полуприседе. — Нас раскидало, но у врат я видел владыку Антуриума!

— Сгинь, Сапфир! — прошипел Рубин и вздрогнул — два валуна грохнулись по бокам от первого. — Дай мне убить его!

— Ты со скалы рухнул?! — Брат повернулся к нему. — Зачем ты связался с Азалией?! Зачем, Рубин?! Что ты творишь?! Зачем бьешься против друзей?!

Морозные двойники схлопывались один за другим. Волна тянулась за убегавшим океанидом, как хвост.

— Язви вас!.. — Рубин дернулся за ним, но тут же отскочил — дорогу снова отрезал тяжеловесный булыжник. — Сапфир! Не хочу я с тобой драться, смекаешь? Мне нужен только Глендауэр!

— Зачем?!

— Он убил моего отца!

Возглас прокатился по поляне, загулял от дерева к дереву. Рубин тяжело дышал, крылья то подсвечивались красным, то гасли. Сапфир глядел на него, как глядят на душевнобольных:

— Наш отец жив! — Его возглас заглушил треск горящих деревьев. — О чем ты, брат? Наш отец…

— Мой отец! — гаркнул Рубин. — Не наш! Мой! Азер! Я узнал его имя! Он пал от руки Глендауэра и его пособников!

— Что?! — Сапфир дернул плечом. — Азер! Владыка Ифлога? Ты принц?

— Буду им, брат, — Рубин осклабился. — Буду!

Пелена замешательства спала. Он взмахнул крыльями. Ветер подхватил его, поднимая и унося к полыхавшим деревьям.

Рубин набирал скорость, чувствуя, что брат летит за ним тенью. Резко дернулся вбок, чтобы уйти от преследования. Да какой там! Сапфир предвосхитил маневр, на лету вцепился в него мертвой хваткой, и они кубарем повалились на кроны. Путаясь в лозах и ломая ветви, рухнули на землю.

Боль вгрызлась в тело, но Рубин вскочил. Поглядел на сжавшегося в комок брата. И рванул в лес, разжигая пламя.

— Идиот! — выкрикнул Сапфир.

***

С каждым проблеском лезвий, с каждым всплеском чар лес трясло всё сильнее и сильнее. Барклей превратился в поле боя — в полосу препятствий, где любой луч света, любой звук мог повлечь смерть.

Друзья и враги слились в одно движущееся пятно. Остались только инстинкты, толкавшие Аспарагуса вперед. Осталась только бурлящая в крови сила, дарованная братом и Вечным Древом.

Стрелы вонзались в деревья и указывали безопасные направления. Хранители носились на высоте — и прутья, охваченные зеленью чар, сплетались под их сапогами тропами.

Травяные волосы Аспарагуса шевелились как живые. Он бежал по земле, на ходу вызволяя из ножен меч. Поворачивал голову то влево, то вправо, выхватывая в отблесках колдовства недругов.

Арбалетный болт пронесся рядом. Разрезал воздух и воткнулся в грудь твари, хлопнувшей перепончатыми крыльями.

Другую полугарпию Аспарагус умертвил, подкравшись сзади. Клинок с влажным хрустом врезался ей в спину.

Аспарагус пинком отправил жертву к краю ямы, утыканной копьями. Она шагнула в пустоту и сгинула. Он обернулся. Увидел, как неподалеку пробежал на крохотных ножках блуждающий огонек. На миг тот завис в воздухе. Развел ручонками, как бы говоря «Вы и сами тут справились». И метнулся вверх, к сидящей на ветви лимнаде, которая подмигнула Аспарагусу и скрылась в листве.

Песнь сирены растекалась по лесу, тревожила слух, но разум не дурманила — слишком далеко!

Ямы окружали Аспарагуса. Земля между ними бурлила. Но тратить чары на выделку «моста» и спуск ветвей он не желал. Повезло — одну яму пересекало упавшее дерево. Ствол, ощерившийся переплетением корней, вел к твердой почве. Аспарагус пробежал по нему. Узрел на дне насаженного на колья дриада — наполовину обглоданного, его вывернутые ребра омывала кровь. Нагнулся, избегая корней и свисавших с них комьев почвы.

Вскинул голову, услыхав сверху шелест. Еще чуть-чуть — и двукровная спрыгнула бы на него и впилась в шею когтями. Он ускользнул от нее в повороте. Она сошла на землю в шаге от него. Выгнулась, поднимая дрожащий вопль. Аспарагус выхватил из-за пояса нож. Прицелился.

И в тот же миг к вырожденке подскочил Зеф. Обрушил ей на ухо удар палицы. Казалось, голова её должна отлететь, утягивая за собой хвост крови. Но нет. Вырожденка только отступила. Запнулась о выросший сорняк и рухнула в плотоядный цветок, раскинувший на траве лепестки. Бутон сомкнулся. Из чрева его донеслось шипение вперемешку с бульканьем.

Наверху запела тетива — чуть поодаль несколько хранителей со стальными шипами на плечах всаживали в ковылявшую по тропе стемфу стрелу за стрелой. Она шла на них, как живая мишень.

Шла и «собирала» стрелы, превращаясь в нечто, истекавшее кровью.

— Мастер. — Зеф смахнул со лба мокрые кудри.

Одернул кожаный нагрудник и кивнул. Аспарагус наградил его ответным кивком и огляделся.

Он ведал: многих двукровных погубило Древо, но выродки есть выродки. Часть из них выжила, раскиданная по Барклей. Одни уже напоролись на мечи хранителей. Другие еще буйствовали.

Дым от горящих деревьев утекал в небеса. Пускал по ветру листву и разносил запах гари.

— Где наследник и правитель?! — выкрикнул Аспарагус, тщась перекричать звон стали и треск коры.

— Так вы же правитель!

— Зефирантес, не тупи!

Зеф схватил за поводья бегущего мимо элафия. Запрыгнул в седло на бегу, тревожа дымную взвесь.

— Я найду их! — пробасил он под дробный перестук копыт.

Аспарагус ощутил поблизости шевеление. Выцепил среди смога и горящих обломков летящее копье. Две лимнады выскочили из кустов. Перепрыгивая через валявшиеся трупы, понеслись невесть куда и затерялись в дыму. Аспарагус поглядел влево: стрела прошила выродка наяды, тот упал на колени, прижал ладони к груди, пропуская кровь между пальцев. Поглядел вправо — и перехватил взглядом блеск разящего кинжала.

Проклятие! Аспарагус ускользнул от лезвия в повороте. Позолоченный клинок просвистел у шеи. Вонзился в дерево, раскрошив кору. Не удержался и упал на островок выжженной земли.

Золотой кинжал! Ну конечно! Кого еще госпожа Судьба могла подвести к Аспарагусу?

Каладиум подходил, едва переставляя ноги. Жирная капля крови свисала с его подбородка. Незажившие увечья тяготили его. Кривили лицо. Отжимали силы. И все же неспроста его одарили столькими незатейливыми прозвищами. Он не внушал бы собратьям страх, ежели бы не умел терпеть, ежели бы оседал из-за ранений в кустах и сдавался на милость врагов.

— Бастард Стального Шипа, стало быть, — прошипел Каладиум. — Озарение меня настигло, ведаешь? Все на места встало, Аспарагус! Эониум знал, истинно? Знал, но сокрыл греховное деяние. Первый сын! Первый внебрачный сын, чтоб вас мантикоры разодрали! Вот почему он не дозволил тебе жениться на Азалии! Вот почему тянул к верхам, плюнув на меня, хотя я день ото дня выслуживался перед ним, исполняя малейшую прихоть!