Предтеча

Глава 13

Отчуждение части территории, принадлежащей Прибрежью, или иные действия, направленные на нарушение территориальной целостности государства, наказываются лишением свободы от двадцати лет или смертной казнью в зависимости от тяжести преступления.

Заветы потомкам, 09.051

Ветер лениво покачивал изумрудное покрывало Наутикских равнин. С тихим шелестом трава клонилась вдогонку неуловимому озорнику, пушистые облака отбрасывали тени на безмятежно-зелёную гладь.

Вдалеке, у самого горизонта, стремительно ширилась огненная полоса, которую легко можно спутать с закатом, если бы не стоящее в зените солнце. Внезапно облака рванули вперёд, будто напуганный кем-то табун диких лошадей. Тени беззвучно заскользили по высыхающей прямо на глазах траве. Пунцовая марь поглотила небо, накрыла собой ещё минуту назад зелёную равнину.

Пожухлая трава захрустела под подошвами сотен сапог, клубы пыли взвились под лошадиными копытами. Река густой крови медленно растекалась под ногами когорт, орошая опалённую землю.

Солдатские сапоги утопали в месиве, разбрызгивая багровую грязь в стороны. Тонкими ручейками кровь вперемешку со сломанными стеблями и ржавыми листьями медленно подступала Орму прямо к ногам. Но, казалось, он не замечал ни заполонившего родные равнины воинства, ни алой реки, уже омывавшей его ступни, ни языков пламени, пожирающих юрты, ни дыма, клубящегося ввысь густыми столбами.

Он не мог оторвать глаз от бесформенной тьмы, пульсирующей за спиной королевского войска. Ни живое, ни мёртвое, что-то совсем чужое, непонятное человеческому разуму, пока безликое, застенчиво прячущееся, но уже пугающе опасное. И это что-то, он точно знал, намного страшнее пролитой уруттанской крови.

Орм сосредоточился, представил, что касается пальцами смолистой тьмы. Перед глазами замелькали образы: тяжёлая дверь с поблёкшим от времени знаком скверны; зелёные глаза — молодые, девичьи; высокая фигура с оружием северян.

Тьма словно почувствовала, что за ней следят. Сжалась, возмутилась, оттолкнула нежеланного наблюдателя. Орм распахнул глаза. Что бы это ни было, оно пока далеко. Дальше, чем погибель и разрушения, что несёт армия прибрежцев, которая совсем скоро уже будет здесь. Быть может, к вечеру, быть может, и раньше.

Он старательно запечатлел в памяти увиденное: тьма, девичьи глаза, старая дверь, северянин. Нет, не нелепица — кусочки мозаики, полного узора которой он пока не мог разобрать.

Подвешенные к отполированному навершию монетки мелодично зазвенели, когда Орм нашарил рукой свой посох. Затем, выбравшись из юрты, он огляделся.

— Агот! — куда же опять запропастилась эта девчонка? — Агот! Ах ты ж дочь гиены! Просил же не отходить далеко.

Из-за соседней юрты показалась рыжеволосая голова. Большие чёрные глаза испуганно моргали. Орм грозно насупился и поманил пальцем:

— Поди-ка сюда.

Агот нерешительно приблизилась и остановилась в нескольких шагах. Он насмешливо прищурился: вот лисица, знает, что влетит.

— Отыщи Альмода, да поживее!

Рыжая егоза тут же скрылась меж юрт, сам же Орм поспешил к вождю. Сложно сказать, сколько времени осталось, нужно предупредить, созвать всех, кто способен держать в руках топоры.

Ни о чём не подозревающие уруттанцы занимались привычными делами. Женщины стряпали обед у костров, детишки с визгом носились по посёлку. Мужчин почти не было: на пастбищах охраняли скот от дикого зверья.

Навстречу на несгибающихся ногах ковылял мальчишка, соседский сын. Застыв, он уставился на Орма единственным видящим глазом из трёх — тем, что посередине — и собрался что-то сказать своим безгубым ртом.

— Не сейчас, Айдж, — опередил его Орм. — Знаю, сам видел. Предупреди кого сможешь. Прибрежные псы уже на подходе.

— Пло-ое бьиско, — глотая звуки, произнёс тот. — Мно-о к-ови чую.

— Так не тяни же, за дело! Если не послушают, скажи, я велел.

Замена растёт. Хороший шаман из него получится. Видения его, конечно, другого рода — запахи — и с ними нужно уметь общаться, понимать, о чём они говорят. Мальчишке учиться и учиться, но раз и он учуял, значит, дела и впрямь плохи.

Юрта вождя оказалась забита народом. Самые опытные охотники решали, как поступить с зарвавшимися гиенами. Если не уберечь скот, голод неминуем — зима уже на носу.

— Проходи, Орм. Налей себе арака, — Гард указал на огромный чан. — Сауг постарался на славу, достойное пойло вышло.

— Не время для возлияний. Сейчас же собирай всех! Беда грядёт.

Вождь свёл густые брови:

— И что на этот раз?

— Я видел армию короля. Близко. Очень близко.

— Сколько у нас времени?

— Несколько часов, если Матушка-Земля сжалится.

Охотники обеспокоенно зашептались, поглядывая на вождя.

— Проклятье! Чего расселись, созывайте всех! Живо!

Те немедля повскакивали, Гард окликнул ближайшего воина:

— Собери женщин и детей. Пусть возьмут самое необходимое, ничего лишнего брать не позволяй. Как знать, чем всё обернётся.

Охотник кивнул и поспешил из юрты.

— Поздно же ты, шаман, — Гард задумчиво потёр руку, на которой недоставало двух пальцев. — Что со скотом-то делать?

— Бросать всё и бежать, — Орм тяжело вздохнул. — Главное, детей да женщин уберечь. Пусть все, кто может сражаться, отвлекут солдат на себя, а мы уведём остальных подальше. Посёлок уже не спасти, Гард. Я видел, как горят юрты, как чёрный дым вздымается к самому небу.

Вождь тяжело поднялся и заковылял к чану с выпивкой. Орм осуждающе покачал головой: старый друг неисправим, арак хлещет как воду.

В юрту ворвался запыхавшийся сын Гарда. Могучий, бесстрашный, с неукротимой жаждой показать себя. На бритом затылке — пучок светлых волос, орлиный нос рассекал грубый шрам, под правым глазом другой, посвежее — подарок от вожака стаи, которого Альмод сразил голыми руками. Молодой, но уже один из лучших воинов племени, если не всего Урутта. Таким когда-то был и его отец, пока арак вконец не затуманил ему разум.

— Я слышал, прибрежники рядом.

— Правильно слышал, — проворчал Гард, — чтоб им пусто было…

— Так надерём им задницы, за чем дело стало? — Альмод просиял в предвкушении битвы.

— И кому ты собрался задницы драть? Королевской армии? — вождь ощерился. — Как бы они тебе чего не надрали… Нет, сын, поступим так: отбери лучших стрелков да коней порезвее. Нужно отвлечь ублюдков. В бой не вступай, держи их на хвосте, пусть думают, что вот-вот нагонят. Уводи их на запад, подальше от деревни. И чтоб без геройства, понял?

Альмод недовольно скривился, но перечить отцу не стал. Подхватив короткий лук, он молча покинул юрту, даже не оглянувшись.

— Ты должен пойти с нами, Гард, — Орм смотрел, как старый вождь натягивает лоскутную куртку из шкур поверх груботканой рубахи.

— За юбками бабскими прятаться предлагаешь? — расхохотался тот. — Я кто, по-твоему, сучка трусливая? Я воин, Орм! А ты шаман, так и делай что должен. Встретимся у Тихой рощи.

— Как знаешь… Своё ты уже отвоевал, пора бы и молодым дорогу уступить.

О приближающейся гибели говорить не дозволено — таков закон Матери. Гард тоже чует свою погибель, но гордость сбежать не позволяет: постыдно воинам трусить перед лицом смерти. Что ж, пусть тогда уйдёт с честью.

Снаружи раздались выстрелы, женские крики. Сначала далеко, потом всё ближе. Хаос лавиной обрушился на посёлок. Вопли смешались с топотом копыт, бранью, лязгом железа. Раскатисто загремели взрывы.

Гард бросил угрюмый взгляд:

— Несколько часов, говоришь?!

Орм досадливо выругался: старый дурак, не усмотрел! Отвлёкся на тьму.

— Убирайся! Спасай женщин и детей, — взревел вождь. — Да молись Матушке, чтоб уберегла. Их кровь на твоей совести будет, шаман!

Последние слова он выкрикнул уже в спину. Выбравшись из юрты, Орм огляделся. В такой мешанине и самому потеряться недолго.

— Сюда! — выкрикнул он. — Бегите сюда! Живее!

Мечущиеся в панике женщины оборачивались, сбегались на его зов. В руках держали младенцев, узелки с едой, за их юбки хватались ревущие карапузы. Дети постарше помогали тащить припасы.

То и дело поторапливая, Орм привёл их к загонам. Лошади нервно всхрапывали, били копытами, чуя дым, принесённый ветром с другого края деревни.

Там и здесь среди юрт уже сверкали доспехи солдат. Крики, скрежет стали, пальба — всё слилось в оглушающий шквал. Пожар разрастался, огонь, перепрыгивая с юрты на юрту, заражал жилища, жадно пожирал их, оставляя после себя лишь пепел.

Вдалеке мелькали конские крупы. Альмод успел собрать воинов и теперь пытался увести прибрежцев от поселения, отвлекал на себя, засыпая противника стрелами.

Все, кто мог держать в руках оружие, встретили врага с яростным отчаянием. Сражались с ненавистью, граничащей с безумием, рубили, падали замертво, окрашивая пожухлую траву своей кровью.

Орм помог Агот забраться в седло и огляделся. Айджа нигде не было видно.

— К Тихой роще! И не оглядывайтесь! — скомандовал Орм. А ему ещё нужно найти мальчишку, пока не поздно.

— Я никуда без тебя не поеду! — дочь в ужасе смотрела на него блестящими от слёз глазами.

— Я отыщу Айджа и сразу за вами. Езжай! — он с силой хлопнул пегую кобылу по крупу, и та рванула вперёд, унося прочь возмущённые крики маленькой наездницы.

Переступая через убитых, Орм пробирался вглубь поселения. То и дело приходилось прятаться от солдат: воином он никогда не был, да и оружия, не считая посоха и ритуального кинжала, при себе носить не привык.

Стоило облегчённо выдохнуть, лишь только мимо пронёсся всадник в латах, громко понукая взмыленную лошадь, как из-за юрты выскочил солдат и, с криком занеся меч, бросился на Орма. В первый раз удалось увернуться, но следующий удар задел плечо, разорвав рукав куртки. Крепко сжимая в руках посох, Орм спокойно смотрел на врага. Даже шаману следует встречать смерть достойно, как и подобает каждому уруттанцу.

В воздухе тихо просвистело. Солдат с криком рухнул набок, зажимая руками ногу с торчащей из икры стрелой.

— Уходи отсюда, Орм! — крикнул охотник и занёс топор над раненым прибрежцем.

Коротко поблагодарив своего спасителя, он бросился на поиски мальчишки. Повсюду тела: уруттанцы, реже — королевские солдаты. Бой неравный, напали внезапно, резали всех подряд без разбору. Почему он увидел предупреждение так поздно? Неужели замысел Матери требует столько жизней?

Мальчишка нашёлся не сразу. Орм долго стоял над разрубленным пополам телом, не в силах принять утрату. Не уберёг, проглядел, опоздал… Прибрежцы не щадили танаиш, убивали с особой жестокостью, к зверью и то относились жалостливее. Будь они прокляты!

Неподалёку прогремел выстрел. Справа, совсем рядом, заверещал младенец. От его крика Орм словно очнулся, огляделся по сторонам и ринулся к загоревшейся юрте.

Младенец голышом лежал на козьей шкуре, захлёбываясь прерывистым плачем. Рядом, в паре шагов, вытянув руку, лежала лицом вниз молодая женщина. Орм хорошо знал её: ещё совсем недавно отхаживал несчастную после тяжёлых родов, молил Мать не оставлять дитя сиротой. А теперь она лежит у его ног с огромной раной на спине… Оставляя за собой кровавый след, она из последних сил ползла к своему чаду.