Удав и гадюка

– Надо же, какая связь! Плотно же она обвилась вокруг его души, если смогла так отдалиться от воды, – проговорил Абесибо, и в глазах его засверкал недобрый огонь. – Готовьте еще цепи!

– Вернись в воду! Вернись! – закричал дурным голосом Юлиан. Его подхватили под мышки и оттащили.

Но Вериатель жалобно плакала и стонала, протягивала ручки, с которых на землю капала кровь. И шла дальше. После второго крика «Вернись!» она замерла, покачнулась и прикрыла глаза ладошками, а над полями и лугами разнесся нечеловеческий плач горя. Вокруг худенькой девушки в темном платьице до щиколоток уже собиралась осмелевшая толпа. Ощерились копья.

«Пожалуйста, уйди, Вериатель. Мы еще увидимся с тобой. Я сбегу, я сбегу, Вериателюшка!» – мысленно взмолился Юлиан.

И казалось, безутешная демоница послушалась, сделала шаг назад и боязливо отступила. Потом еще шаг и еще… Она роняла слезы. Тут зазвенел металл, и вокруг ее запястья обвилась змеей зачарованная цепь с оковами. Вериатель вздрогнула, вскрикнула и ухватилась за нее, но оковы моментально больно врезались в ручку и потащили дальше от воды. Мафейка истерично взвизгнула, волоча свое тело вдоль стены. Дергаясь, Вериатель пыталась стащить с себя цепь, слабо и безвольно, у нее уже не было столько сил, как у воды, что питала ее.

– Ага, попалась! – победоносно улыбнулся Абесибо, и эти зловещие слова прозвучали неестественно громко даже сквозь завывания ветра.

Демоницу тащило все дальше от воды, в объятия поджидающих стражников.

В стороне от архимага послышался крик, лязгнули цепи, началась неразбериха. Он повернул голову и увидел вытянувшегося стрелой Юлиана – тот бежал, опутанный кандалами, прямо на него. Справа от архимага, который выкинул к бегущему скрюченную руку, загорелся радужный щит. И лишь потом Абесибо, отвлеченный на кельпи, вспомнил о невосприимчивости раба к магии! Не успел он открыть рот для еще одного заклятия, как Юлиан, согнувшись, пробежал сквозь щит, звякнув о него оковами, и, влетев, боднул лохматой головой грудь мага. Он резко вздернул макушку вверх, нацелившись в челюсть. Раздался хруст нижних зубов о верхние. Прервав заклинание болезненным вскриком, Абесибо отлетел, как мешок с картошкой, прокрутился через себя и рухнул ничком. Всходы яровой пшеницы под ним, как и выставленные пальцы, окрасились багровыми цветами, когда он выплюнул вместе с кровавыми ошметками несколько зубов.

Абесибо был так близко, дрожащий от непривычной для него боли, сгорбившийся и стонущий, но Юлиан так и остался лежать на земле рядом, ничего не предпринимая. Он не хотел порождать новые смерти… Лишь судорожно вдыхал запах крови. А Вериатель, сорвав с себя цепь, уже бежала назад к воде, оглядывалась и плакала.

Услышав, что она спасена, Юлиан уставился пустым взглядом в пасмурное небо с бегущими на нем серыми рваными облаками и почувствовал приближение дождя в далекой сырой туче, подгоняемой северным холодным ветром. Он успокоился так, как не был спокоен уже давно. На него легла печать безмятежности смертника.

Уже спустя пару секунд небо над ним потемнело от озлобленных голов стражников. Раба рывком подняли, а кто-то, пользуясь случаем, подло ударил его в отместку под дых. В стороне мелькнула черная мантия Иллы Ралмантона, и Юлиан, встретившись взглядом с ледяными глазами советника, обещавшими скорую смерть, печально усмехнулся.

Абесибо Наур уже стоял, поддерживаемый со всех сторон прислугой, и сплевывал в алый платочек кровь, пытаясь шептать заклинания. С губ его срывался свист, что-то не получалось. Но все-таки архимагу удалось правильно произнести волшебные слова, и ручьи крови изо рта прекратились. Где-то в вышине громыхнуло, ветер ненадолго стих, и крупные капли сорвались с неба, грозя скоро превратиться в ливень.

– Илла… – прохрипел еще шатающийся чародей, в глазах которого вспыхнули бешенство и злоба. – Илла…

– Отрубить рабу руку! – быстро приказал советник, затем добавил: – И тридцать ударов плетью!

Не успел архимаг ничего сказать, как пленника уже освободили от оков на руках. Дрожащую правую руку ухватили за пальцы, растянули в воздухе. С отлившей от лица кровью Юлиан увидел, как меч телохранителя Иллы заиграл в лучах солнца от капель воды. Он свистнул в воздухе коротким, быстрым ударом, ударил по запястью. Белая вспышка боли пронзила сознание. Над равнинами разнесся крик боли, и Юлиан уж было согнулся пополам, стоя на коленях, и схватился за культяпку, но его рывком подняли.

Из воды донесся жалобный стон.

– Нет плети, достопочтенный… – возвестил растерянно один из стражников.

– Тогда пятьдесят ударов в бараке, – кивнул Илла Ралмантон и повернулся к архимагу. – Я прошу прощения, Абесибо. Охрана не уследила за рабом, и он будет жестоко наказан. Я оплачу все лечение!

Сжатые до белизны губы стали еще белее, а Абесибо взглянул на отрубленную кисть, лежащую среди всходов, и пошел к коню. Пока Юлиана тащили к лошади, сквозь пелену страдания он в испуге тоже уставился на кисть с одной лишь мыслью – не почернеет ли она? Не усохнет, как некогда труп Гиффарда, лишенный дара? Но кровоточащая рука так и осталась лежать белым скрюченным пятном на черной земле.

С помощью подставленной ступеньки Илла Ралмантон с трудом взобрался на своего коня. На шею Юлиану надели новые оковы, усадили на пухлую кобылу – и, после того как собрали трупы в повозку, отряд двинулся обратно. Вопли двух кельпи еще долго разносились над полями. За весь обратный путь узник не произнес ни слова, он молчал и смотрел на лошадиный загривок, стиснув зубы и прижимая к себе пульсирующий от боли обрубок. Все в нем клокотало, но он сдерживался, пытался не потерять рассудок.

– Илла, избавься от него. Продай мне это животное! – уже у города обратился к советнику Абесибо. – Как только он окажется у воды, оттуда незамедлительно появятся кобылы!

– Да, знаю. Однако в моем дворе нет пруда, – ответил Илла.

– Колодец.

– Слишком глубокий, узкий. Если надо, завалим камнями.

– Он опасен, Илла. К тому же этот скот посмел поднять на меня руку. Я имею полное право купить его и наказать согласно законам Элейгии!

– При всем моем уважении к тебе, Абесибо, мой статус неприкосновенности распространяется и на мое имущество, в которое входит этот невольник. Будь спокоен, он сполна получит за содеянное и будет приписан к уличным рабам.

– Одна ошибка, и твоя жизнь, Илла, бесценная для Элейгии, угаснет! – не унимался Абесибо. – Я предлагаю тебе пятнадцать тысяч! За такую цену можно купить тысячи крепких северян… высоких, с синими глазами, черными волосами и…

– Абесибо…

Архимаг замолк и натянуто улыбнулся ртом, в котором недоставало нескольких зубов. Потом обернулся к едущему посреди поредевшей охраны узнику и улыбнулся еще раз, намного жестче.