Терновая цепь

Мэтью перевел взгляд на Алистера. Томас знал, что Мэтью не понравится появление Алистера; это могло показаться старому другу чем-то вроде предательства, но юноша был готов к этому. Однако у Мэтью скорее был вид военачальника, который после долгих лет кровопролитной войны наконец-то встретил своего противника на поле боя, но пришел к выводу, что результат не стоил усилий.

– Я пил только то, что выдал мне Кристофер, – ответил Мэтью. – Наверное, придется тебе поверить мне на слово. Или я кажусь тебе нетрезвым?

– За несколько лет ты успел освоить искусство скрывать, что ты нетрезв, верно? Так что дело не в этом, – буркнул Алистер. – Под конец мой отец был вынужден пить просто для того, чтобы казаться нормальным.

– Я не такой, как твой отец, – ледяным тоном произнес Мэтью.

– Ты намного моложе, и эта привычка у тебя не так уж давно, так что шансов у тебя больше, – заметил Алистер, закатывая рукава. У Томаса не было времени сообразить, что Алистер напоминает статую Донателло, потому что тот направился к полке, где Мэтью держал бутылки с крепкими напитками.

– Томас говорит, что ты покончил с выпивкой, – сказал Алистер. – Но, как я вижу, у тебя по-прежнему остались большие запасы. – Он взял бутылку виски, с задумчивым видом осмотрел ее и вытащил пробку.

– Я не трогал это со дня возвращения из Парижа, – возразил Мэтью. – Но у меня все-таки иногда бывают посетители. Например, вы двое, хотя я не уверен, что это – визит вежливости или спасательная операция.

– Посетители обойдутся, – резко произнес Алистер. – Ты должен избавиться от алкоголя. В доме не должно быть ни одной бутылки. – И с этими словами он шагнул к открытому окну и перевернул бутылку вверх дном. – Бесплатная выпивка для простых, – усмехнулся он. – Ты станешь любимцем местных жителей.

Мэтью закатил глаза.

– Да, я слышал, что простые люди обожают, когда им выливают виски на голову с четвертого этажа. Ну что ты творишь? Томас, останови его.

Алистер покачал головой.

– Нельзя держать алкоголь в квартире. Твоя жизнь превратится в бесконечную борьбу с собой: ты зациклишься на мысли о том, что мог бы выпить, но обязан отказываться от виски снова и снова, каждый час, каждую минуту.

– Значит, ты считаешь, что у меня совсем нет силы воли? – нахмурился Мэтью. – Что я не смогу справиться с небольшим искушением?

– Какое-то время ты сможешь с ним справляться, – мрачно ответил Алистер, – но рано или поздно придет момент, когда ты сдашься.

Он вернулся к полке и взял вторую бутылку. Выливая ее за окно, он обернулся и взглянул на Мэтью.

– Держать эту отраву на виду – все равно что предлагать наркоману жить в опиумной курильне, – сказал он. – Ты никогда не сможешь пить так, как это делают остальные – по одной-две рюмки, не придавая этому особого значения. Алкоголь всегда будет значить для тебя нечто большее, чем для других людей. Если мы сейчас выльем все спиртное, тебе станет легче. Так зачем же создавать себе дополнительные трудности?

Мэтью промолчал, и Томас, хорошо зная его, угадал по лицу его мысли: «Потому что я не заслуживаю легкого освобождения, потому что страдание и борьба – это часть наказания за то, что я сделал». Но Мэтью, конечно, не стал бы говорить ничего подобного при Алистере. Возможно, это к лучшему, подумал Томас.

– Мэт. – Томас сел на стул напротив Мэтью. Оскар застучал хвостом по полу. – Послушай, я прекрасно понимаю твое желание сбежать с этого гнусного собрания – после того, что сказал Чарльз, я бы…

– Я думаю, что Инквизитор шантажирует Чарльза, – перебил его Мэтью.

Алистер, который покончил с виски и перешел к джину, с изумлением воззрился на Томаса, потом на Мэтью.

– Чарльз сегодня ведет себя как обычно, то есть как презренный лизоблюд, – сказал он. – Не надо выдумывать для него оправдания. Мы все знаем, каков он на самом деле.

Мэтью помахал бумагой, которую держал в руке.

– Так или иначе, Инквизитор кого-то все-таки шантажирует. Ари нашла это в камине у него в кабинете. Прочти, Том.

Томас взял у него письмо, быстро просмотрел его и, подняв голову, обнаружил рядом Алистера.

– Ну хорошо, допустим, – пробормотал он. – Итак, Инквизитор занимается шантажом. Но имени Чарльза здесь не упоминается.

– Я уже некоторое время пытаюсь установить, кому было адресовано письмо, – сообщил Мэтью. – Точнее, пытаемся мы с Анной и Ари. Некоторые фразы навели нас на мысль о том, что это может быть Огастес или Тоби… – Он вздохнул. – Мне не хотелось думать, что это Чарльз. Но теперь я в этом уверен. – Он посмотрел в лицо Алистеру. – Мне следовало высказаться на собрании. Разоблачить, осудить его. Но… он мой родной брат.

– Ничего страшного, – успокоил его Томас. – Если Бриджсток вынудил его высказаться в поддержку этого абсурда, это означает, что Чарльз и сам не верит собственным словам. Это Бриджсток и его прихвостни пытаются повесить на дядю Уилла и тетю Тессу тяжкие обвинения. Разоблачение Чарльза не решило бы проблему.

Алистер, стоявший у окна, начал:

– Я просто…

Томас обернулся.

– В чем дело?

– Следует ли мне считать, – произнес Алистер, – что Чарльза шантажируют из-за его отношений со… мной?

– Не обязательно, – покачал головой Мэтью, и Томас заметил, что Алистер на секунду расслабился. – Скорее, основанием для шантажа является его, так сказать, любовь к мужчинам, а не к женщинам.

– Бриджсток просто мерзок! – в ярости воскликнул Томас. – А Чарльз… почему он так боится, что кто-то узнает? Неужели он считает, что ваши родители отрекутся от него или что люди из Анклава, которые знают его с рождения, вдруг станут его презирать?

– Он считает, что это положит конец его политической карьере, – объяснил Алистер. – Предполагается, что он станет следующим Консулом. Не знаю, известно ли вам об этом.

– Я, например, в первый раз слышу, – сухо ответил Мэтью.

– Это была его мечта с юности, – сказал Алистер. – Наверное, человеку тяжело отказаться от заветной мечты.

Томас догадался, что Алистер пытается быть беспристрастным.

– Ему кажется, что без этой карьеры его жизнь утратит смысл. Он считает, что не создан для брака, для отцовства, что его единственным наследием после смерти останется память о нем как о Консуле. И он боится лишиться этого поста. По-видимому, Чарльз поддался на шантаж Бриджстока из стыда и страха. – Алистер вздохнул. – Честно признаюсь, мне хочется верить в то, что Чарльза шантажировали. Это лучше, чем обвинить собственных родителей чуть ли не в сговоре с демоном ради того, чтобы заслужить одобрение Инквизитора. Иногда он бывает невыносим, но я никогда не считал его чудовищем.

– А мне хочется верить в то, что он прислушается к голосу разума, – сказал Мэтью. – За этим я сюда и приехал. Чтобы забрать письмо и попытаться убедить его отказаться от своих слов. Мне нужно получить ответ. – Он вздохнул. – Я поговорю с Чарльзом, как только смогу.

Алистер скрестил руки на груди.

– Если хочешь, мы пойдем с тобой и поддержим тебя.

Мэтью в удивлении посмотрел на Томаса. Тот кивнул в знак согласия: разумеется, они пойдут с Мэтью.

– Наверное, так будет лучше, – с явной неохотой ответил Мэтью. – Вряд ли Чарльз прислушается ко мне, если я вздумаю говорить с ним один. Но ты, Алистер, – ты знаешь его лучше меня или Томаса.

– Знаете, – поддавшись неожиданному порыву, заговорил Томас, – вы двое считаете, что у вас нет ничего общего, но сегодня мы наши точку соприкосновения. Вы оба – знатоки одного и того же напыщенного типа.

Мэтью негромко хмыкнул. Алистер скривился, но Томасу показалось, что тот все-таки слегка польщен.

Ничего хорошего не предвидится, подумал юноша, и Чарльзу вряд ли понравится, если они набросятся на него втроем. Но если эта ситуация поможет сблизить Мэтью и Алистера, что ж, считал Томас, значит, чудеса возможны в этом мире.

Джеймс сидел один у себя в комнате, глядя в темное окно. Он едва вытерпел разговор с родителями после собрания. Это было мучительно. Джесс ушел к себе, чтобы дать им возможность обсудить положение дел без посторонних. Джеймс, Уилл, Люси и Тесса собрались в гостиной, где Эрондейлы провели столько счастливых вечеров за чтением, разговорами или просто в дружеском молчании. Сегодня они тоже молчали; Люси свернулась на диване рядом с отцом, как в детстве, а Тесса с непроницаемым лицом смотрела в огонь. Уилл старался успокоить жену и детей, говорил, что все кончится хорошо, но с огромным трудом скрывал раздражение и неуверенность. А Джеймс… Джеймс сидел, сжимая и разжимая кулаки; ему так хотелось чем-то помочь родным, но он не знал, что делать.

В конце концов он извинился и ушел наверх. Ему нужно было побыть одному. Точнее, ему нужна была Корделия. Она обладала какой-то сверхъестественной способностью подходить разумно и даже с юмором к самой безнадежной ситуации. Но Корделия, без сомнения, находилась сейчас в доме на Корнуолл-гарденс. В какой-то момент Джеймс заметил, что она ушла, не дождавшись конца собрания. Он ни в коем случае не винил девушку в предательстве, и все же…

«Я не знаю, как будут складываться дальше мои отношения с Джеймсом».

Он вернулся к жизни после того, как услышал ее разговор с Мэтью, потому что «я не знаю» было все же лучше, чем «я не люблю его». Но… Корделия была преданным другом. Он был уверен, что после этого совещания, на котором его родных и его самого поливали грязью, увидит ее в коридоре за дверями храма, сможет поговорить; пусть она не хочет быть его женой, размышлял Джеймс, но Корделия остается его другом, боевым товарищем.

Ее пренебрежение больно задело его. И сейчас, запершись в темной комнате, он думал: может быть, ему следует смириться с судьбой. С тем, что он действительно ее потерял. С тем, что между ними все кончено.

В дверь постучали. Джеймс, который расхаживал по ковру взад-вперед, вздрогнул и подошел к двери. И нахмурился, ничего не понимая. На пороге стоял Джесс.

– Пришел посыльный с запиской, – объяснил он, протягивая Джеймсу сложенную бумажку. – И я решил сам принести ее тебе. Видит Бог, мне хотелось бы хоть чем-то быть полезным вашей семье среди этого кошмара.

– Спасибо, – осипшим голосом произнес Джеймс. Он взял бумагу и развернул ее, чувствуя на себе испытующий взгляд Джесса.

Джеймс,

Мне нужно немедленно встретиться с тобой на Керзон-стрит по крайне важному делу. Буду ждать тебя там. Корделия.

Он стоял несколько секунд, не шевелясь. Буквы плясали у него перед глазами. Он перечитал записку еще раз; нет, не может быть, она пишет не об этом…

– Письмо от Корделии? – спросил Джесс, которого, без сомнения, встревожило выражение лица Джеймса.

Джеймс прикрыл текст рукой, смял бумажку в кулаке.

– Да, – прошептал он. – Она хочет увидеться со мной в нашем доме на Керзон-стрит. Прямо сейчас.

Он ждал, что Джесс скажет что-нибудь насчет комендантского часа, или о том, что Джеймс должен оставаться в Институте, поддержать сестру и родителей, об опасностях, которые подстерегают на ночных улицах.

Но юноша ничего такого не сказал.

– Что ж, – произнес он, отступая в сторону. – Тогда тебе лучше пойти, не так ли?