Терновая цепь

Люси вынуждена была постучаться к Джессу несколько раз, прежде чем он открыл. Стало ясно, что юноша уснул прямо в одежде: он был без ботинок, рубашка помялась, волосы спутались.

– Люси… – Джесс с усталым видом прислонился к дверному косяку. – Не пойми меня неправильно, я рад тебя видеть. Но я думал, сегодня вечером родители захотят, чтобы ты побыла с ними.

– Я поняла, – сказала она. – Да, мы посидели немного вместе, но потом… – Люси пожала плечами. – Они пошли спать. Мне кажется, им на самом деле нужно остаться вдвоем. Не то чтобы они хотели от меня избавиться, просто у них есть свой маленький мирок, который принадлежит только им, и время от времени они скрываются там, скажем так. Наверное, такой персональный мирок есть у всех пар, – добавила она несколько растерянно. Подобная мысль до сегодняшнего дня не приходила девушке в голову. – Даже если муж и жена совсем старые и у них есть взрослые дети.

Джесс негромко рассмеялся и покачал головой.

– Я не думал, что сегодня что-то или кто-то сможет меня рассмешить, но тебе это удалось. У тебя талант.

Люси закрыла за собой дверь. В комнате было холодно; она заметила, что одно из окон немного приоткрыто. На кровати Джесса были разбросаны листы пергамента, записки его матери, найденные в Чизвике, а также бумаги с его заметками относительно расшифровки.

– Никак не могу избавиться от чувства вины; как будто это все случилось из-за меня, – вздохнул Джесс. – Как будто именно с меня начались ваши несчастья и невезение. Столько лет никто в Анклаве не знал о Велиале, и вот, практически в день моего появления…

– Эти два события никак не связаны между собой, – возразила Люси. – Твоя мать рассказала всем о моем демоническом предке не потому, что ты живешь в Институте; она сделала это потому, что ненавидит нас. И всегда ненавидела. И еще потому, что Велиал решил предать этот факт огласке, – добавила она. – Ты же сам всегда говорил, что она только выполняет приказы Велиала, как пешка.

– Невольно начинаешь задумываться, – произнес Джесс, – о том, какую выгоду ему принесло это разоблачение. И почему его нужно было сделать именно вчера?

Люси скрестила руки на груди. Она была одета в простое светлое домашнее платье, и холод, проникавший в открытое окно, вызывал у нее дрожь. Она сказала:

– Джесс, я хочу… хотела бы, чтобы ты обнял меня.

В его изумрудных глазах загорелись огоньки, но он быстро отвел взгляд.

– Ты знаешь, что нам нельзя обниматься, – прошептал он. – Но, может быть… если я надену перчатки…

– Я не хочу, чтобы ты надевал перчатки, – перебила его Люси. – Я не хочу противиться тому, что происходит, когда мы целуемся. Не на этот раз. Я хочу спуститься в бездну и, может быть, достичь ее дна.

Джесс захлопал ресницами.

– Я ни за что не позволю тебе, Люси. Наверняка это опасно…

– Я осознала одну вещь, – сказала она. – До сих пор Велиал уделял все внимание Джеймсу. Завлекал его в мир теней, вынуждал его смотреть на картины, которые Джеймс не желал видеть, чувствовать то, что он не желал чувствовать. Я была защищена от Велиала всю свою жизнь, потому что брат принял удар на себя.

Она сделала шаг вперед. Джесс не попятился, но и не сделал движения навстречу ей, просто стоял, опустив руки.

– А теперь Джеймс не может видеть ни Велиала, ни его владения. Вся эта затея с зеркалом, риск, на который он пошел, – все это было предпринято ради того, чтобы получить сведения о действиях нашего деда. И если существует хоть самая ничтожная надежда, что я тоже сумею увидеть деда, я обязана попытаться. Я не могу позволить своему брату бороться в одиночку.

– Я не хочу этого делать, – хрипло произнес Джесс. – Но если я откажусь… ты ведь найдешь какой-нибудь другой способ, верно? И меня не будет рядом, чтобы помочь тебе, защитить тебя.

– Давай защитим друг друга, – сказала Люси и обняла его. Он замер, как статуя, но не убрал ее руки. Она положила ладони ему на плечи, подняла голову, заглянула ему в лицо. Смотрела на свежий синяк у него на щеке, на всклокоченные волосы. В свою бытность призраком Джесс всегда выглядел аккуратно, прическа была в полном порядке, ни царапины на белой, как бумага, коже. Люси не знала, что он станет еще прекраснее, когда вернется из мира мертвых, – так живая роза лучше искусственного цветка из стекла или фарфора.

Близость Джесса согрела ее. Девушка поднялась на цыпочки и поцеловала синяк на его скуле, осторожно, чтобы не причинить боль; но Джесс негромко ахнул и все-таки обнял ее.

И это было райское блаженство. Он был горячим, от него пахло мылом, и еще Люси чувствовала знакомый аромат, который всегда ассоциировался с ним: шерстяная ткань, чернила, зимний воздух. Она уткнулась лицом ему в шею, поцеловала подбородок. Скинула туфлю и провела босой ступней по его щиколотке. Эксперимент был восхитительный, но…

– Ничего не происходит, – оторвавшись от него, прошептала Люси.

– Не надо говорить за других, – пробормотал Джесс.

– Да нет, я серьезно. Я не чувствую такого, как в прошлый раз, не теряю сознание. – Она подняла голову. – Может быть, мы слишком робко себя ведем. Может быть, от нас требуется нечто большее, чем просто прикосновение. Может быть, дело в… желании. – Она погладила его по щеке, и его зеленые глаза снова вспыхнули. – Поцелуй меня.

Она думала, что Джесс станет возражать. Но юноша промолчал. Прежде чем поцеловать ее, он закрыл глаза, и Люси услышала, как Джесс судорожно вздохнул. Она боялась, что это будет не похоже на настоящий поцелуй, что это будет нечто вроде игры, притворства. Но когда он коснулся ее губ, Люси забыла о смущении, обо всех тревогах и страхах. Они уже успели привыкнуть друг к другу: Джесс знал, что ей нравится, знал ее чувствительные места, знал, где следует задержаться, как ласкать ее. Люси приоткрыла рот; он поглаживал ее шею, а кончик его языка скользил по ее губам. Не только ее тело отдалось этому поцелую; Джесс был в ее мыслях, в ее сердце.

И тогда она почувствовала, что падает.

Люси цеплялась за ощущение близости с ним, за поцелуй, как за жалкий плот в бурном море; Джесс был для нее маяком, который указывал на спасительную гавань, помогал ей не сбиться с пути. У нее потемнело в глазах. Она одновременно находилась в двух местах: в Институте, где целовала Джесса, и в какой-то пустоте между мирами. Светлые точки неслись мимо нее, вращались, образовывали спирали, как краски, которые художник смешивает на палитре.

Светлые точки постепенно становились четче. Оказалось, что это не звезды, как ей показалось сначала, а золотые песчинки. Бесплотный ветер, которого Люси не чувствовала, взвихрил их и унес прочь; сверкающая завеса упала, и перед ней открылся вид на город.

Высокие стены. Уходящие в небо башни, сверкающие, словно хрусталь. Демонические башни Аликанте? Неужели она видит Идрис? В город вели ворота из золота и серебра, покрытые незнакомыми символами, отдаленно напоминавшими Метки, написанные странным шрифтом.

К воротам протянулась рука, длинная, белая. Это была не ее рука – она была огромной и не принадлежала человеку, скорее напоминала руку мраморной статуи. Ладонь коснулась ворот, и кто-то вложил в сознание Люси грубые, хриплые слова:

«Kaal ssha ktar».

Раздался скрежет, стон скручиваемого металла. Перед девушкой замелькали образы: сова с горящими оранжевыми глазами; символ, похожий на печать Велиала, но чем-то неуловимо отличающийся от нее; статуя ангела с мечом, стоящего над поверженным змием.

Наконец появилось лицо Велиала; его губы были растянуты в издевательской ухмылке, глаза были багровыми, как кровь.

Люси издала какой-то сдавленный звук и с усилием отвела взгляд. Вспыхнул яркий свет, потом наступила темнота, и она снова очутилась в комнате Джесса; он держал ее в объятиях и в испуге всматривался в ее лицо.

– Люси! – воскликнул юноша, стиснув ее плечи. – Как ты себя чувствуешь? Ты видела…

– Видела ли я что-нибудь? – прошептала она. – Да… я видела… но я не знаю, Джесс. Я не понимаю, что означает мое видение.