Небесный странник. Сборник. Книги 1-3

– Господа, – обратился я сразу ко всем, поворачиваясь к ним боком и все еще удерживая Николь на руках. – Девушке очень плохо, и следующей попытки она уже не переживет.

Ни в глазах Энжуриаса, ни у Мелвина, ни у Эйленоры я не увидел никакого сочувствия, наоборот, какоето нетерпение. Разве что у Рудга и тех двоих, его коллег по ремеслу, глаза были полны холодного равнодушия.

«Да уж, – в отчаянии подумал я, – ситуация дряннее не придумаешь. Но почему сама Николь ведет себя так? Я же своими глазами видел, как она в Сошоне справлялась с шестью здоровыми мужиками. По крайней мере, до того момента, когда мы с Лардом и Энди вошли в комнату. И пусть она утверждает, что сделать чтонибудь плохое она не может, но уж защитить себя… Почему она, как та марионетка из балагана, подчиняется любому слову Энжуриаса? Почему?»

Едва мне в голову пришла мысль о Энжуриасе, как тот сделал неуловимое движение подбородком, и я оказался отрезанным от Николь могучей грудью Рудга. Он встал спиной к остальным, ростом на голову выше и в полтора раза шире, поглядывая на меня с легким любопытством: мол, мне будет очень забавно, если ты попытаешься дернуться.

Девушку вновь подвели к вратам, но под руки никто ее уже не поддерживал, а на щечках самой Николь играл неяркий румянец.

«Подействовало, – решил я. – Теперь она должна почувствовать себя значительно лучше».

– Госпожа Соланж, – как будто несколькими мгновениями ранее ничего не произошло, все тем же ровным холодным тоном обратился к ней Энжуриас, – вы должны попробовать открыть дверь снова. Вы должны понимать, что сейчас, когда мы всего в двух шагах от цели, нас не остановит ничто. Возможно, вам повезет и вы останетесь живы. Если же нет… Что ж, в таком случае все мы будем вспоминать о вас с благодарностью. Итак?

Николь единственным шагом вплотную приблизилась к вратам, подняла руки и на миг застыла, ища своим взглядом мой.

И я сказал ей:

– Не бойся, Николь, сделай это!

Но поняла ли Николь то, что я попытался объяснить ей без слов – взглядом, мимикой, движениями пальцев?

Я шагнул назад. Теперь сразу за моей спиной оказалась дверь, в точности напомнившая ту, что открыл Энжуриас, после чего в расположенной за ней комнате чуть ли не все рассыпалось прахом. В тот миг я отчаянно наделся, что мне удастся открыть ее легко, как открыл другую дверь седобородый, потому что только в этом заключался наш единственный шанс. Еще одной попытки открыть врата Николь точно не переживет. И нужны ли мне все сокровища мира Древних, в том числе и этот их летучий корабль, без девушки, что стояла сейчас перед дверью и отсчитывала последние мгновения своей жизни? Нет.

Внимание всех собравшихся перед дверью было приковано к Николь, даже Рудг смотрел в ее сторону, и потому я смог незаметно приложить руку к ровному овальному пятну посередине двери, ведущей неизвестно куда. Приложить раз, другой, третий, выгибая мизинец так, что едва его не вывихнул его. Внутри себя я ругался так, что любой боцман, будь он морским или небесным, услышав меня, немедленно покинул бы корабль и занялся фермерством. Или встал зазывалой у входа в таверну, что более всего вероятно.

«Ну давай же, открывайся! – молил я дверь, как будто она могла меня услышать и послушаться. – Времени нет! Сейчас Энжуриас повторит приказ еще раз, Николь прикоснется к вратам, и тогда будет уже поздно!»

* * *

Дверь открылась внезапно, когда я, отчаявшись, вывернул другой рукой мизинец так, что едва не взвыл от боли.

– Беги! – крикнул я Николь, и она послушалась.

Когда мимо меня промелькнула ее хрупкая фигурка, я встал перед дверьми, прикрывая их спиной и держа в руке не нож, а фонарь. Тот самый фонарь, что являлся оплатой за переданное письмо. Сверкнуло так, что даже в плотно зажмуренных глазах резануло острой болью.

– Люк! – послышался сзади меня крик Николь, и я шагнул, не оборачиваясь, обо чтото запнулся и завалился на спину.

Закрываясь, дверь стукнула, но звук при этом раздался не такой, каким я уже привык его слышать. Гдето там, за дверью послышались голоса, много голосов, они сливались в общий шум, и среди него выделялся голос потерявшего свою обычную невозмутимость Энжуриаса.

«Интересно, сколько у нас есть времени? – лихорадочно соображал я, слушая, как на дверь сыплются удары. – Если они не смогли открыть ее сразу, значит, это не такто просто сделать. И Николь ведет себя спокойно».

Чтобы убедиться, что она все еще рядом, я отвел руку в сторону, нащупал ладонью девичье бедро, испуганно отдернул руку и открыл глаза.

К своему удивлению я даже чтото смог рассмотреть, и в первую очередь – встревоженное лицо Николь. Надо же, в первый раз, когда я обнаружил, что фонарем можно не только светить, все закончилось для меня значительно хуже. Тогда у меня полдня в глазах яркие солнечные зайчики гонялись друг за другом. Представляю, что сейчас творится с глазами у наших друзей, ставших теперь врагами.

– Как ты? – мы с Николь умудрились задать этот короткий вопрос одновременно.

И оба умолкли, чтобы услышать ответ.

В комнате, куда мы так неожиданно попали, оказалось довольно темновато. Горел лишь один светильник, а другой вдруг неярко вспыхивал время от времени, чтобы затем медленно погаснуть. А еще свет пробивался сквозь щель не до конца закрытой двери – полосу шириной с ладонь, не больше. Посмотрев на пол, я обнаружил и причину, изза которой дверь не смогла закрыться полностью – металлический брус. Его я видел и раньше, в коридоре, лежащим у самой двери на полу, и даже посматривал на него как на возможное оружие, но здраво рассудил, что вес бруса будет для меня неподъемным. И вот теперь ктото из людей Энжуриаса успел просунуть его в дверь, не давая ей захлопнуться.

«Наверное, это Руд, он ближе всех к нему стоял, – рассудил я. – Но как он смог так быстро отреагировать, да еще и с ослепшими глазами?».

– Николь, что с тобой происходило все это время? – задал я девушке больше всего интересующий меня вопрос, после того как убедился в том, что в ближайшее время нашим врагам не удастся открыть двери.

– Леди Эйленора, – ответила она. – Я как будто слышала в голове ее голос и не могла сопротивляться.

– Но как же… – начал я, снова вспомнив о случае в порту Диграна.

Николь ответила, не дожидаясь, когда я произнесу вопрос полностью:

– Она слишком сильна для меня, Люк, слишком сильна, – и девушка печально покачала головой.

– А сейчас? Сейчас она не может тебя заставить чтонибудь сделать? – поинтересовался я. Хотя все не так уж и страшно, думаю, у меня хватит сил удержать Николь от приказов Эйленоры, если та вдруг вздумает заставить ее открыть дверь.

«А как же я сам? – мелькнула тревожная мысль. – Ведь если Эйленора смогла справиться с Николь, то уж со мной и подавно…»

Николь, словно прочитав мои мысли, покачала головой:

– Нужно быть рядом. Сквозь стену или даже двери, она не сможет сделать ничего. И потом, когда ты наконецто догадался угостить девушку лакомством… Теперь я могу с троими, как она, справиться! – Тут она с улыбкой посмотрела на меня и хихикнула, отчего я открыл рот.

Тото Элейнора держалась чуть ли не вплотную к Николь. Значит, я оказался прав в своем предположении, хотя и не осознавал до конца.

– А что с дверью? Почему они ее до сих пор не открыли? – вопрос я задал больше себе, пусть и вслух, но ответила на него Николь.

– Но кровь Древнихто у меня. Это я их должна открывать. Да и закрывать, оказывается, тоже, – улыбнулась девушка. – За нее можешь даже не беспокоиться. Скажи лучше, что мы будем делать дальше, Люк?

Нам действительно предстояло решить, что делать дальше. В комнате темно, чтобы разглядеть все детали, а мой фонарь некоторое время светить не будет. В этом я убедился еще тогда, когда обнаружил, что он и сверкнуть может, как тысяча близких солнц.

Для начала я попытался сдвинуть брус обратно в коридор и едва успел уклониться от выпада здоровенного ножа, мелькнувшего у самого моего плеча. Потом у меня у самого чуть не получилось резануть ножом по чьимто пальцам, ухватившимся за край двери в попытке ее открыть. На этом мы все ненадолго успокоились, после чего изза дверей раздался голос Мелвина:

– Сорингер, давай попробуем договориться?

– Договориться? О чем? – поинтересовался я, чтобы протянуть время. Какоето время мы можем не волноваться, вспышка фонаря ослепила их всех – будь здоров.

Не представляю, сколько прошло тогда времени, когда я баловался в каюте фонарем и случайно узнал о еще одном его свойстве, на время оставляющем без зрения. Помню, я совсем уж испугался, что навечно остался слепцом, и от паники меня спасло только то, что слепцы не могут видеть свет, а его в моих глазах было предостаточно. Еще мне удалось выяснить вот что: фонарю необходимо какоето время, чтобы вновь вернуться к жизни и светить попрежнему. И этого времени нужно даже больше, чем необходимо глазам, чтобы вернуться в нормальное состояние. Так что второй мой страх заключался в том, что фонарь стал бесполезной железкой – зрение уже вернулось, а фонарь еще не светил.

В комнате непременно должна быть еще одна дверь, но ее противоположный край утопал во тьме. За дверь, по уверению Николь, можно не беспокоиться, но кто его знает, откуда у нее такая уверенность? Ведь ей, как и мне, ни разу не приходилось бывать в сохранившихся строениях Древних. Так что в любом случае стоит покинуть комнату как можно быстрее, а для этого нужен свет.

– Сорингер, – продолжил Мелвин, после чего раздался звук, очень похожий на стук лбом по металлу, и ругательство. Я злорадно улыбнулся – Мелвину точно досталось от вспышки фонаря. – Сорингер, ты же сам все видел. Ты только подумай, какие сокровища ждут нас всех! А чего стоит корабль Древних! Ну кто она тебе? Ты будешь богат, Сорингер, очень богат. У тебя таких будут тысячи! И в концето концов, она же тебе надоест через неделю, ну, пусть через месяц. Это сейчас вы смотрите друг на друга так, что, признаюсь, мне даже немного завидно. Но пройдет месяц, два, три, и все станет совсем подругому! А здесь сокровища, вот они, осталось только протянуть руку!

Мелвин говорил чтото еще, но я его уже больше слушал, я смотрел на Николь. Вот оно как оказывается, она на меня тоже смотрит, причем так, что даже Мелвину завидно! И как я раньше не замечал ее взглядов?

Должен признать, что Николь, отлично слышавшая слова Мелвина, не выглядела слишком уж смущенной. Да и вообще, после орешка куири она была едва ли не веселой. Когда Мелвин приложился лбом в дверь, девушка, не сдержавшись, прыснула. И это в нашемто положении!

«Мне самому, что ли, орешек съесть?» – раздумывал я.

Вообщето я захватил их два, так, на всякий случай. Слишком уже плохо себя чувствовал после перелета к Гаруду.

«Ладно, пока обойдусь, – остановил я руку, уже тянувшую из кармана орех. – Возможно, он еще пригодится».

– Так что скажешь, Сорингер? – прервал мои раздумья голос Мелвина.

– Ничего не скажу, – ответил я, пытаясь вернуть фонарь к жизни, тряся его, включаявыключая и даже постукивая о пол. – Где гарантия того, что я сам останусь в живых? Ведь без менято вы свободно сможете обойтись.

– Мое слово, Сорингер, – раздался вдруг голос самого Энжуриаса. Голос у него звучал так убедительно, что ему хотелось безоговорочно верить. – Если я даю слово, то никогда его не нарушаю. Согласен, ты совершил ошибку. Но это не та ошибка, которую невозможно исправить.