Тени Лордэна

Старинная крепость квадратной формы стояла на самом дальнем островке узкой гряды, вытянувшейся на несколько сотен шагов в море. Высокие и отвесные скалы, больше походившие на обломанные колоны исполинского храма, разрушенного вековыми штормами, были соединены между собой каменными мостами, прокладывавших единственный путь с большой земли на остров и с острова на большую землю. Бесноватые, не утихавшие даже в безветренную погоду волны с короткого разбега налетали на гранённые глыбы, ловко взбирались по ним на пять-семь локтей вверх и разлетались белыми хлопьями пены, чтобы собраться у их подножья, отступить, обнажив густо поросшие бурыми водорослями и облепленные гроздьями моллюсков корни скал, а затем снова разбиться он них в новом ветке бесконечного цикла, призванного медленно, но верно стереть могучие и горделивые столбы в песок. Любой корабль, который бы решился причалить к отвесным берегам непременно бы разбил о них все борта и пошёл ко дну, если прежде его днище не оказалось бы вспорото острыми подводными скалами, что уж тут говорить о человеке, который бы осмелился преодолеть эти дьявольские, бурлящие сотней мелких водоворотов воды вплавь. Сам же тюремный замок был довольно-таки мал, не обладая особо толстыми стенами, и в нём не было ничего сверх самого необходимого, а потому узники круглыми днями и ночами просиживали штаны в тесных камерах, где им дозволялось только жрать, спать и гадить, и это бытие забитого скота рано или поздно, но с фаталистической неотвратимостью обращало заточённых людей в этот самый скот, но отнюдь не смиренный, а озлобленный и жестокий, что приводило не к желанному исправлению, но к дальнейшему уродованию заблудших душ.

На берегу, недалеко от первого моста располагалась крошечная деревушка в десяток бревенчатых домишек, где обитали одни только стражи, да тюремные работники, потому как никакой здравомыслящий человек не захотел бы по собственной воле селиться в таком поганом, пропитанном людскими несчастиями месте несмотря на всю его природную живописность. Из-за угла слегка покосившейся конюшни на пяток голов, прильнув плечом к почерневшим, полупрогнившим брёвнам, стоял Хромос и следил за мостами, изредка прикладывая подзорную трубу к усталым глазам. Было раннее утро, поднявшееся из-за линии горизонта солнце окрасило небеса в розовые и нежно-фиолетовые оттенки, на которых лежали тёмные кляксы облаков и чёрная тень Утёса.

После того как карета покинула территорию дворца, Хромос ещё долго следил за ней с высоты сенатского балкона, а едва она скрылась с глаз, так он тут же помчался в том направлении, чтобы выручить товарища. Капитан не сомневался в том, что демоны собирались подвергнуть новоиспечённого и столь ненавистного пленника допросу, и вероятно, что куда более суровому чем тот, который довелось испытать ему самому, но он не имел и малейшего понятия о том, куда же они могли его везти, раз уж их логово было полностью уничтожено пожарищем. По крайней мере именно так дела обстояли в самом начале погони. Расспрашивая встречные ему патрули стражей и щедро одаривая пьянчужек и бродяжек не только медяками, но порой и серебром, Хромос не без трудностей и ошибок, которые несколько раз заставляли его возвращаться назад и отыскивать верное продолжение пути, но таки добрался до вышеупомянутой деревушки, где караул, к его большой радости, подтвердил, что пару часов назад заправляемая одноглазым гномом карета миновала их пост и въехала на мост, чтобы потом скрыться за воротами Утёса.

Опасаясь новой встречи с тёмной чародейкой Рирртой, Хромос принял решение не идти на рожон и оставаться в засаде, покуда она и её незаметные и юркие теневые слуги не покинут его стен. Он, разумеется, понимал, что одержимые могли пробыть там целый день, но капитан всё равно не мог найти, чем же он мог ещё заняться в сложившейся ситуации, так что ему оставалось только ждать, размышляя о том, была ли засада случайным совпадением, был ли Глосель раскрыт и схвачен тёмными силами во время выполнения поручения, или же он был их недостойным обращения, но верным приспешником и добротным актёром. Пребывая в таком дрянном положении и подавленном состоянии духа, капитану довелось стать свидетелем одного занимательного события.

Когда он уже где-то с час нёс своё одинокое бдение, усердно подавляя позывы ко сну, в деревушку въехала телега с двумя мрачными мужиками, один из которых показался Хромосу знакомым, хотя он и не смог сразу же припомнить, где же им доводилось прежде встречаться. Появление подозрительных путников не капли не встревожило стражей, и более того вышедший к ним начальник караула радостно пожал каждому руку и завёл дружескую беседу с незваными гостями, во время которой он окликнул помощника и отправил его бежать с поручением в Утёс. Не успела двойка коней толком передохнуть после долгой дороги, как помощник уже возвращался назад в компании ещё одного стража и какого-то оборванца с большим, свежим синяком под правым, налившемся кровью и полностью закрывшимся от обширного отёка глаза. Арестант всеми силами упирался и, проливая горькие слёзы под ноги, уговаривал конвоиров позволить ему остаться в тюрьме, но они игнорировали страстные мольбы воришки и, крепко удерживая его подмышки, чтобы тот, подталкиваемый в спину отчаянием, не попытался сигануть с моста в гибельные воды, тащили его навстречу к ещё более опасной для его жизни свободе.

Перевесившись через край телеги, шестёрка Иклоса с багровой коркой крови на рассечённой и до сих пор немного припухшей, кустистой брови ухватил Африя за шиворот и помог стражникам закинуть его в кузов, где тут же связал его по рукам и ногам, затянул рот кляпом, а после запихнул его в мешок, разочек ударив пленника в живот, чтобы тот меньше брыкался и не усложнял и без того не самую простую работу. Когда должник был хорошенько упакован и надёжно спрятан под толстым слоем свежей соломы, возница достал из-за пазухи туго набитый кошель и перекинул его начальнику стражи. Поймав мешочек и быстренько пересчитав приветливо и ласково позвякивавшие серебряники, он от всего сердца пожелал бандитам счастливого пути, даже сняв с головы шляпу и широко ею помахав. При всём при этом деловитый капрал был не только осведомлён о прибытии Хромоса на его заставу, но и прекрасно знал о нетерпимости неподкупного капитана к взяточничеству, однако регулярное, порой даже ежедневное злоупотребление властью ради собственного обогащения, которому не было и не могло быть конца и края, кроме способности убедительно лгать и извиваться так ловко и бойко, как не сможет даже брошенная на раскалённую сковороду змея, взрастили в нём феноменальную, почти сверхъестественную чуйку до людей и тех неприятностей, которые они могли ему принести, и тех возможностей, которые они ему открывали через свои слабости и пороки, и стоило ему встретить капитана, как он в тот же миг по туману в уставших глазах, по едва ссутулившимся плечам смекнул, что перед ним был вовсе не тот грозный человек чести, каким капитан Нейдуэн обычно представал в свете, что он растерял всю силу и влияние, а потому капрал действовал смело и нагло, ни секунды не сомневаясь, что его не постигнет справедливое наказание за открыто свершаемое преступление, и только шире улыбался, когда его взгляд пересекался с недовольным и презрительным взглядом Хромоса, которому только и оставалось, что всё проглотить и забыть.

Поднимая копытами и колесами желтоватую пыль, телега покатила назад в город, и в деревушке вновь воцарились покой и видимость порядка. Простоявшие вторую половину ночи караульные, протяжно и широко зевая, ковыряли сапогами и древками копий землю в ожидании заветной смены; проснувшийся с первыми петухами повар, перекусив на скорую руку холодными остатками вчерашнего ужина и опохмелившись кружкой живительного креплёного пива, без особого энтузиазма таскал из-под навеса дрова, то и дело роняя их в пыль и спотыкаясь на ровном месте. Из дверей избушки, стоявшей в удалении от всех прочих домишек в том месте, где берег был куда более пологим, а воды напротив более глубокими и тихими, вывалилась дюжина худощавых и уже далеко немолодых рыбаков со светлыми, выгоревшими на солнце и побелевшими от соли спутанным в клочья волосами и тёмной, словно у заправского арапа сухой, морщинистой кожей, походившей на кожуру варёного картофеля. Пока одни пошли снимать и складывать сушившиеся на палках сети, другие направились к лежавшим на мелкой гальке ялам и, ухватившись за борта, принялись слаженно толкать их к плескавшейся воде. Им предстояло наловить достаточно рыбы для прокормления не только себя, но и сторожевой заставы и даже Утёса, что у них получалось далеко не всегда, и заключённым по несколько дней к ряду приходилось грустно жевать одну и ту же пресную, склизкую кашу, чей блеклый и при этом чрезвычайно омерзительный вкус не смог бы долго терпеть даже предавшийся самой суровой аскезе монах, предпочтя ей диету из воды и пепла.

В ту пору, когда вышедшие в море на вёсельном ходу судёнышки набрали нужную скорость и достигли мест с подходившей для ловли глубиной, и когда вставшие в половину роста кормчие уже готовились бросать неводы за борт, стараясь при том не угодить в пучину вслед за снастями, ворота замка распахнулись, и из них неторопливо выехала лишённая изысканных убранств карета, на чьих козлах восседал гном в кожаном жилете на голом теле. Заметив их появление, Хромос юркнул внутрь конюшни и спрятался в одном из стойл подле взнузданной по его приказу кобылы. Ещё он наказал стражам не сообщать никому о своём прибытии, так что он питал некую уверенность, больше походившую на зыбку верую в том, что демоны не знали о его погони и слежке, но всё же он посчитал необходимым подготовить всё для бегства, если одержимые вдруг решат остаться в посёлке. Капитан искренне надеялся, что могучая нечисть всё же была медленнее худого скакуна.

Отстучав гулкую трель по неровной кладке старинных мостов, карета въехала на заставу и собиралась её тут же миновать, но к большому недовольству Хромоса, на сей раз решивший действовать по всем правилам караул преградил экипажу путь для досмотра. Капитан нагнулся ещё ниже, взял лошадь под уздцы, и готовый в любой момент вскочить на неё и дать стрекача он стал внимательно прислушиваться к начавшемуся разговору ведьмы и начальника охраны, который как бы не по своему желанию, но настойчиво и бескомпромиссно потребовал у неё предоставить пропускную грамоту. Капитан сразу же подметил, что Риррта и Бидрим были одни, и третий покинувший посольство демон, которого он не смог опознать, глядя в трубу, остался в тюрьме. Из вопроса капрала он сразу же и выяснил, что этим человеком был Одвин, а также по обрывистым и грубым выражениям колдуньи Хромос предположил, что раз она пребывала в столь дурном расположении духа, хотя ему было сложно себе представить, что настроение демонессы могло быть каким-то иным, то попавшийся, но не сдавшийся Янс сумел-таки дать врагам существенный отпор и не выдал им ни единой тайны.

Как только до нелепости придирчивый досмотр был завершён и у капрала более не осталось ни одного весомого повода задерживать прекрасную, но горделивую и отрешённо-неприступную, а потому втройне притягательную для него девушку, он нехотя приказал подчинённым уйти с дороги, и Бидрим, хлестнув поводьями четвёрку лошадей, пустил их бодрой рысцой. Хромос ещё долго не высовывался из убежища, чтобы сидевший на высоких козлах и далеко глядевший гном не заметил его крадущегося силуэта, обернувшись быть может для того, чтобы послать в сторону замка последние слова страшного проклятия.