Тени Лордэна

Остановив лошадь на узкой улочке близ знакомого двухэтажного дома с расписной вывеской, Хромос спешился и затянул поводья на коновязи. Успевшее вновь проголодаться животное гневливо фыркнуло на скупого до вкусностей ездока, и капитану пришлось ласково потрепать кобылу за ухом и осторожно похлопать по крупу. Умилостивив временного спутника, капитан снял с седа отцовский меч и перевесил его на пояс.

Хромос забрал его днём ранее не без помощи старшего сына своего арендодателя. Осознавая всю рискованность наспех скроенного плана, капитан стремился как можно лучше подготовиться к его исполнению, заботясь о каждой мелочи, которая могла повысить его ничтожные шансы на успех, и особую надежду он питал к фамильному клинку, отлитому из благородных, столь ненавистных для всякой нечисти металлов. С большой опаской Хромос подобрался к своему жилищу, ежесекундно косясь на магический хрусталь, подозревая, что демоны с той самой роковой ночи не прекратили следить за его домом. Капитану чудилось, что стоит ему сделать ещё один шажок, и камень вспыхнет белым светом, но тот хранил гробовое молчание. Его окружали одни только люди; люди, которые, тем не менее, могли служить порождениям тьмы, знали они об этом или нет, как это прежде было и с самим капитаном. Идти самому было рискованно, и к его большой удаче Хромосу повстречался Алкий, гулявший по округе в компании друзей. Ненавидя и всячески коря себя, но не видя иного выхода, в подражание Янсу он уговорил мальчишку тайком взять у отца запасной ключ от входной двери, свой капитан оставил в сгоревшем логове, и принести ему хранившийся в спальне меч, за что тому была обещана серебряная монета и почётная благодарность от лица городской стражи. Паренёк выполнил это воровское поручение в два счёта, ощущая неподдельный восторг от важности порученного ему задания, в котором он по наивности не заметил дурного подтекста.

Не сразу совладав с тугими креплениями, Хромос снял шлем, обнажив промокшую словно губка мягкую шапку. Набежавший ветерок окутал его голову приятной прохладой. Капитан достал из седельной сумки ещё один увесистый кошель золота и, безмолвно поблагодарив лошадь за её короткую службу, вошёл в аптечный зал.

— Вы кто такой!? — боязливо воскликнул Пульдиус, увидев вооружённого и явно настроенного на драку человека на своём пороге. — Чего вам надо? Денег?

— Не кричите, это я.

— Кто я?!

— Я, — ответил Хромос, подойдя к самому прилавку.

— Капитан Нейдуэн, это вы? — аптекарь сбавил тон, но его голос не перестал дрожать от беспокойства и страха. — Но в чём делом? Почему вы пришли в доспехах? Вы хотите арестовать кого-то из моих работников или… меня?

— Нет, я тут не за этим…

— Что случилось? — прервала его на полуслове полуэльфка, с некоторой опаской выглянув из коридора. — Хромос, это ты?

— Иннелия, как я рад тебя видеть! Ты в порядке? Ничего не случилось? — выпалил Хромос и, бесцеремонно отодвинув Пульдиуса в сторону, приблизился к девушке.

— Нет, если не считать того, что от тебя целых четыре дня ни единой весточки не было. Если не мог прийти, то хотя бы письмецо отправил.

— Прости меня, но я никак не мог этого сделать, — после этого капитан обратился к аптекарю, — с моего визита к вам ещё приходили другие стражи?

— Нет, никто нас больше не посещал, а должны были?

— Это хорошо, — ответил Хромос, проигнорировав вопрос, — а не было среди ваших посетителей белобрысого иноземца, говорящего на эльфийском? Или высокого и тощего оборванца с длинными волосами? Ну а может к вам заходила рыжая ведьма с одноглазым гномом?

— Вроде нет, не было таких, — пробормотал Пульдиус, вопрошающе взглянув на помощника, но тот отрицательно помотал головой.

— А тебе они в городе не попадались, не пытались с тобой говорить? — на сей раз капитан обратился к полуэльфке.

— Нет, они мне не встречались.

— Отлично, отлично. Должно быть, они о тебе ничего не знают.

— Кто они?

— Одни очень нехорошие люди.

— Но причём тут мы? — встрял аптекарь.

— Я им крупно насолил, и они могут прийти за всеми, кто мне близок и дорог.

— То есть за мной? — хотя лицо девушки омрачилось испугом, но где-то в глубине души ей стало приятно, что её новоиспечённый возлюбленный действительно ею дорожил. — И что теперь мне делать?

— Бежать из города и как можно скорее. Вот, — Хромос взял полуэльфку за руку и вложил ей в ладонь тяжёлый мешочек, — здесь шестьдесят золотых крон. Тебе должно хватить, чтобы добраться до любого уголка Форонтиса.

— Мне кажется, что это как-то слишком. В Лордэне же должно быть какое-нибудь безопасное место, где можно укрыться. Хотя бы в той же Крепости.

— Увы, но такое место вряд ли найдётся, потому я и прошу тебя поберечься и отплыть за моря к родным, или куда ты захочешь.

— А мне тоже лучше уехать? — в очередной раз влез Пульдиус.

— Как пожелаете, — бросил ему капитан и вновь обратился к девушке. — Доверься мне и уезжай. Людей ты уже достаточно повидала, и мы не шибко то и хороши. Вон этот старый хрыч тебя ничему новому не научит, будешь только склянки за ним мыть, так что не держись за этот чёртов город, он того не стоит. Спасай свою жизнь.

— Хорошо, если ты настаиваешь, то я уплыву, но как же ты? Что будет с твоей жизнью? — ощущая всю серьёзность его слов, Иннелия сжала пальцы капитана.

— У меня есть долг, и во что бы то ни стало я должен его исполнить. Остальное уже не так важно.

— А как же тогда мы? Разве мы не важны? — спросила девушка, умоляюще заглядывая в беспокойные глаза.

— Это трудный выбор, который бы мне не хотелось делать, — Хромос перехватил девушку за плечи и осторожно прижал её стан к жёсткому нагруднику, — но если я сейчас сбегу, то меня уже никогда не оставят в покое, и тогда страшного конца всё равно не удастся избежать. Оттого я и прошу тебя уехать, чтобы хоть у одного из нас повысились шансы на светлое будущее.

— Но, если ты справишься, то есть… когда ты справишься, то как мне тебя найти?

— Не пытайся меня искать, это может быть опасно, а лучше отправляйся в Гросфальд, встреться с семьёй Нейдуэнов и поведай Осгату, Аллейсе или Деадоре о том, что нас связывает, и они приютят тебя до тех пор, покуда я не вернусь домой.

— Обещаешь, что вернёшься ко мне?

— Обещаю, — сказав это, Хромос осторожно склонился к лицу девушки, стараясь не ударить её ребром кирасы, и прильнул к мягким губам. — Тогда до встречи, милая моя, и удачи тебе в пути.

— До встречи, Хромос, и будь острожен.

— Вы, все, — сказал он, отходя к двери, уже более строгим голосом, — ни за что не ходите смотреть на казнь, а если услышите крики, то бегите в подвал и сидите там, пока всё не уляжется, иначе расстанетесь с жизнью.

С тяжёлым сердцем Хромос покинул аптеку и обнаружил, что за время его короткого отсутствия лошадь была нагло украдена. Впрочем, капитан знал, что именно так оно и случиться, да и скакун ему больше не требовался, так что он лишь горько усмехнулся, вернул шлем на так и не успевшую просохнуть до конца голову. Поверх стального котелка капитан накинул безмерный, дырявый капюшон так, чтобы его сверкающее латное облачение не слишком бросалось в глаза, и, сжимая эфес, пошёл к месту скорой казни.

До полудня оставался ещё целый час, но на площади Основателей уже негде было упасть яблоку. Гомонливое и беспокойное людское море заполнило её от края до края, растоптав цветы в приземистых клумбах. Широкие волны прибоя то и дело толкали зрителей к вожделенному эшафоту, сталкивая и сжимая их друг с другом, то утягивали их назад, унося несчастливцев на самую галёрку, с которой нельзя было углядеть ничего кроме шляп, чепчиков да лысеющих макушек. Несколько особо проворных и не шибко стеснённых правилами приличия сорванцов-беспризорников, сумели вскарабкаться вдоль отвесной колонны монумента, стоявшего в самом центре площади, и затем устроиться возле ног и на плечах бронзового истукана, ну, а в очередной раз сбежавшая из ненавистного ей дома её безнравственной и жадной опекунши Отрия уселась своими пёстрыми штанами прямо на его раскалившуюся голову. Седалище было далеко не самым удобным, но зато с него открывался чуть ли не самый лучший вид на площадь, не требуя за то никакой платы, и оставшиеся внизу мальчишки, снедаемые чёрной завистью, надеялись, что юная бунтарка таки не удержится, свалится с вожделенной верхотуры и сломает себе шею. В некотором отдалении от памятника, не столь удачно для наблюдений, но с куда большим комфортом и роскошью расположился самый большой любитель кровавых расправ — Иклос. Стоя у распахнутого окна старинного особнячка в свежевыстиранной и от всей широты души накрахмаленной рубахе, он гонял по дну бокала тёмный, густой ликёр, источавший сладкий аромат каких-то диковинных орехов, и щурил и без того узкие глаза, оценивающе приглядываясь к длине натёртой воском петли, пока его могучие близнецы-телохранители, к великому ужасу хозяина дома, за один присест сметали с тарелок изысканные кушания и одним глотком опустошали графины дорого вина, всё требуя и требуя добавки. Но выше всех них, словно величественный орёл с укутанных снегом горных вершин, на площадь взирал властитель Лордэна Дуорим Кросс-Баруд. Ещё в день оглашения приговора ему от лица Сената было выслано официальное приглашение на казнь, в котором была выражена страстная просьба одарить аристократическое собрание своим визитом и в котором Дуориму было обещано самое почётное место на ещё не возведённых трибунах, однако старый гном ответил холодным и скупым отказом и сообщил, что он намерен следить за событием в компании многочисленных потомков и друзей с крыши одной из монолитных башен его банка, где теперь был поставлен шатёр из расшитого серебряными нитями бархата. Сидя на мягчайших подушках, уложенных на массивный трон, взнесённый по тысячи ступеней усилиями тридцати верных слуг и сверкавший на всю округу мозаикой драгоценных каменьев, древний патриарх брал из золотой, украшенной топазами пиалы засахаренные вишни, неспешно рассасывал их в беззубом рту и звучно выплёвывал багровые косточки, так что те улетали далеко за пределы крыши.

Был на площади и псарь, беспокоившийся за жизни испуганных собак, был и юный романтик Гитри на пару со своим сварливым дядюшкой Моргримом, был и незадачливый картёжник Африй, отправленный отрабатывать долги, был и ловкий шулер, ободравший хас’наажку до нитки, была и эта самая хас’наажка, решившая перед долгим возвращением на родину насладиться жестоким представлением, был и старший сынок лавочника вместе с матерью и молчаливым братом Туримием, был и безумный пророк Визригий, самозабвенно выкрикивавший выдумываемое на ходу божественное откровение, в очередной раз сулившее страшную погибель всем не покаявшимся грешникам, была и зеленоглазая Азаласса, желавшая танцевать перед стражами, был и улизнувший из Крепости поварёнок Дилио, уже смирившийся с ожидавшим его по возвращении наказанием, был в одном из домов и благородный Афаэндр с синяком на челюсти, густо замазанным белилами, был и Галоэн, желавший собственными глазами увидеть смерть изуверского убийцы его любимой солистки, был даже Карс, всё же решивший ненадолго оставить драгоценную таверну на попечение сына. Все они, разные по чину и по крови, по богатству и по уму собрались в одном месте, ведомые лишь одним желанием, сплавлявшем их в одну безликую, одержимую жаждой крови толпу, готовую потехи ради растерзать голыми руками даже святейшего из праведников, стоило палачу указать на него пальцем.