Хозяин Севера

А Марианна кивнула.

— Ты не умела. И ты была уязвимой.... Впрочем, я не знаю всех подробностей. Только то, что когда ты приехала, Василиса Игнатьевна приказала нам поселить тебя в городской квартире Германа Павловича...

Получается, моя уютная квартира — это на самом деле квартира Германа? О, нет...

Я мысленно застонала.

Получается, что всё это время я жила в его доме: спала на его кровати, ела из его посуды, купалась в его ванной.

Каким таинственным и каким притягательным казался мне настоящий владелец квартиры, ушедший в долгое плавание... Я ведь даже иногда нюхала его вещи — потому что они пахли замечательно...

… они пахли именно так, как мне хотелось бы, чтобы пахли вещи моего мужа. Не Аркадия... а настоящего, единственного мужа.

Я в ужасе повернулась к Герману... который сейчас улыбался.

— Всё в порядке, — кивнул он, поцеловав меня в лоб. — Мне приятно, что ты живёшь у меня. Это самая правильная вещь в мире.

«Я в этом не уверена», — пронеслось у меня в голове, пока я судорожно ловила ртом воздух.

Марианна тем временем что-то говорила о том, что я должна была пропитаться запахом Альфы. Чтобы нашей при встрече от меня пахло им самим — и тогда бы одичалый, прислушавшись к своему запаху, сумел разглядеть во мне свою пару.

Марианна вроде говорила недолго, а я вспоминала... вспоминала... вспоминала...

Я почти год прожила в Мурманске.

Мне казалось, что я нашла идеальное место для жизни: у меня здесь появился настоящий дом, настоящая подруга... я с благодарностью вспомнила умершую Василису Игнатьевну — не зная, что она уже на этот момент была … духом?

Из памяти выплыло воспоминание того дня, когда я только шла смотреть съемную квартиру и немного заблудилась. Как я встретила приветливую старушку у подъезда — и как та настоятельно, чуть ли не требуя от меня этого, предложила посмотреть квартиру своего внука, ушедшего в долгий рейс.

Я сейчас вспомнила, как сильно удивилась Марианна, когда я сказала ей об этом. Кажется, она меня тогда специально переспросила, на самом ли деле я видела Василису Игнатьевну...

Разумеется, это было странно — мало кто может видеть духов как живых людей.

Но, у меня, выходит, это как-то получилось?

— Я знаю, — услышала я тихий шёпот Германа. — Тебе тяжело. Много всего — много информации, много эмоций. Но мы справимся, Наташ.

Он сейчас вроде бы внимательно слушал Марианну, и даже не открывал рот — как же я смогла услышать его голос?

И самое интересное, почему это голос Германа я слышала отлично, а голос Марианны, которая сейчас рассказывала, что было дальше — я слышала с трудом? Мне казалось, будто я нахожусь за какой-то толстой стеклянной стеной, куда плохо проходят звуки извне.

Но насколько я смогла разобрать, Марианна говорила про то, что я оказалась не готова к скорой встрече со своей парой.

Ещё она говорила что-то про время, которого больше не было у Василисы Игнатьевны... и ещё, что когда эта бабушка ушла за грань (непонятно, что Марианна имела в виду, ведь Василиса Игнатьевна вроде как уже к этому времени была духом... ну да ладно), в общем, когда Марианна осталась без поддержки Василисы Игнатьевны, она продолжила действовала сама — на свой страх и риск.

— Мне казалось, что уже прошло много времени, и сейчас, спустя много месяцев, проведенных рядом с нами, она справится,— сказала Марианна, держа руки опущенными вниз и перекрещенными. — Наташа почти год прожила в квартире Альфы — весь запах, который там оставался, уже был на ней... Да и к тому же, это был последний день из всех возможных. Весеннее Равноденствие, совпавшее с Полнолунием — одна из трех дат, про которые говорила Василиса Игнатьевна. Плюс, это был последний день срока, отведенного Альфами. У нас не могло не получится.

Герман рядом со мной кивал, слушая Марианну. Кажется, он опять что-то попытался сказать мне, не размыкая губ. Надо узнать у него, как он проворачивает этот фокус. Впрочем, сейчас мне было не до этого — я наконец-то отчетливо поняла, что Марианна имела в виду.

Герман был одичалым — в какой-то неправильной форме, в которой они себя не контролируют. А я, получается, была приманкой... С моей помощью они собирались вернуть его обратно в нормальное состояние... судя по всему, его запах на мне был очень важен — и, судя по всему, только поэтому я осталась жива.

— Не только.

Это ответил Герман с помощью своего чревовещательного фокуса.

Я решила проигнорировать этот ответ.

— Что было было, окажись на моём месте какая-то другая девушка? — спросила я у Марианны.

Но вздрогнули почему все трое: встряску Германа я почувствовала, а вот Сергей, который Владимирович, и Марианна вполне так выразительно дернулись на своих местах — пропустить это было трудно.

— Ни одна другая девушка не могла оказаться в лесу в этом месте, Луна, — дипломатично заметил Сергей Владимирович.

— Я же оказалась, — ехидно заметила я.

— Это был... чрезвычайный случай, — кивнул Сергей.

Я покачала головой.

— Хорошо. Что было бы с другой девушкой, которая оказалась бы на моём месте благодаря какому-то чрезвычайному случаю?

— Наташа. — строго протянул Герман. — Не надо.

Но я снова сделала вид, что не услышала его. Даже несмотря на то, что сейчас он говорил нормально — раздвигая губы.

— Другая девушка не оказалась бы на вашем месте, Луна, — почтительно поклонился Сергей Владимирович.

И замер, не мигая глядя на Германа.

А мне хотелось кричать.

Кричать от боли, которую я уже не чувствовала, но которая въелась в мою душу, как впрочем и в моё тело — въелась до самых костей.

— Как ведут себя одичалые, если им случайно попадаются люди на своем пути? — спросила я, поймав взгляд Сергея. — Говорите, как есть!

— Наташа... — это Герман опять попытался вмешаться в мои выяснения отношений с его друзьями или родственниками... или кем там они друг другу приходились.

— Я имею право знать, — ответила я.

И вдруг Сергей и Марианна резко подорвались к выходу. Прям бегом побежали, оставляя меня смотреть на это их бегство с открытым ртом.

Я и смотрела — до тех пор, пока Герман не протянул ко мне свою руку и с силой не повернул мою голову в свою сторону.

Желтые нечеловеческие глаза, впиваясь в моё лицо, заставляли забыть обо всем, что окружало нас. О целом мире, который остался где-то там... очень далеко.

— Мне хватило бы только твоего запаха, — произнес Герман, дотронувшись рукой до моих волосы. — Я не сдержался, был груб... но даже находясь в одичалом состоянии я бы не смог... Слышишь, Наташа, не смог бы.

— Не смог бы что??? — спросила я, не обращая внимание на его успокоительные поглаживания. Этот мужчина откуда-то точно знал, что именно меня успокаивает — и пользовался этим знанием на полную катушку.

Правда, сейчас его трюки не помогали. Наверное, потому, что я всё-таки оказалась не идиоткой.

Я горько усмехнулась.

«Больше не была идиоткой».

Обидно было такое признавать, но... меня целый год осторожно обхаживали; хорошо заботились обо мне — даже вон, квартирку Германа пожертвовали, чтобы я чувствовала себя на новом месте прекрасно. Плюс, заблаговременно позаботились о запахе.

Правильное питание, умеренные физические нагрузки, позитивный настрой... — в общем, всё, что делает добрый хозяин, заботящийся о своем скоте, перед тем, как пустить его на убой.

А меня, значит, всё это время подготавливали к вчерашней встрече с монстром. ,

Я вспомнила тот наш единственный разговор с Сергеем Владимировичем и Марианной — разговор, который случился ещё перед Новым Годом, когда моя якобы подружка клялась и божилась перед Сергеем, что у меня, беднушки, нет ни семьи, ни родни, ни друзей. Я тогда подумала, что Марианна пытается разжалобить Сергея Владимировича — и всячески ей помогала, поддакивая её словам... ещё не зная, что они мне уготовили.

Герман же сам сказал, что он целый год был зверем, без сознания человека.

Огромным страшным зверем.

А что делают страшные огромные звери с беззащитными людьми в безлюдном лесу?

Я горько усмехнулась.

Наверное, если бы я не пережила прошлую ночь, моя якобы подруга тщательно собрала бы все мои вещи из квартиры Германа и просто выкинула бы их в ближайшую помойку.

На этом всё.

Меня бы никто не искал.

Потому что Марианна, к сожалению, ни капли не соврала — у меня действительно не было ни родни, ни семьи, ни близких друзей...

Это я думала, что у меня есть подруга, а я для неё была просто приманкой, которую и не жалко пустить в расход.