Через розовые очки

Дальше вопросы посыпались как горох из мешка.

— А слабый характер — это генетическая штука?

— Понятие силы и слабости — вещь генетическая. Равно как и ум.

— А что такое — ум? Я думаю, что ум — инстинкт выживания рода.

— Ум — это характеристика вашего быстродействия и объем перерабатываемой информации, — сказал Артур. — Например, я как умный человек замечаю, что выпивки до черта, а закуска кончается.

— Теть Маш, нарежь колбаски, — попросил Лева. — И овощей что ли принеси.

Когда Марья Ивановна вернулась на террасу, слово держал Лев. Сколько она пробыла на кухне, минут пять, не больше, а они со своим трепом уже во–она куда ускакали!

— Мы должны уповать на теорию конвергенции. К этому придет и социалистическая система, и рыночная. Все сойдется в одной точке и человечество вплывет, если угодно, в своеобразный коммунизм. Конечная цель одна, и она вполне достижима. Когда мы придем к техническому социуму, то отпадет необходимость в сознании реальных жизненных благ, необходимых нам для выживания. Также как в Беловежской пуще зубры не понимают, откуда для них появляется холодной зимой корм, так и людям будет не обязательно знать, кто нас поит и кормит. Машины будут сами себя воспроизводить, и нас обслуживать…

— Понятно, у них будет собственная жизнь, а люди, как бы в заказнике…

Марья Ивановна тихо вышла из комнаты. Уж не до утра ли она вздумали здесь сидеть? Сейчас наша терраса — их заказник. Лева еще долго говорил.

-… У людей будет происходить своя полнокровная жизнь — любовь, искусство, все что угодно. Жизнь Адама и Евы. Откуда ушли, туда и придем.

— А войны? Не может быть, чтоб человек по природе своей не стал воевать с той же машинерией.

— Технический социум будет регулировать быт, следить, чтобы не было войн, как мы сейчас регулирует стычки между кабанами и волками. Человек сам создает своего Бога — техническую цивилизацию. Теть Маш, чайку бы сообразить… или кофейку.

Неслышными шагами на террасу пришла Марья Ивановна с огромным подносом, на котором уместились и чашки, и заварной чайник, и початый торт в круглой коробке. Лева прошипел сидящей рядом Инне:

— Помоги тетке. Она не обязана обслуживать всю эту кодлу. Она не служанка здесь.

Инна резво встала, слегка оттеснила от стола Марью Ивановну и попыталась взять у нее поднос. Та удивилась и не только не отдала, но вцепилась в ручки подноса, словно уверена была, что Инне не под силу удержать такую тяжесть. Со стороны это не было похоже на борьбу, они словно в вежливости состязались, как Манилов с Чичиковым. В конце концов, Инна одолела пенсионерку. Марья Ивановна сделала шаг назад. В этот момент и раздался в темноте громкий хлопок. Никто вначале не понял, что это был выстрел. Лева негромко ахнул и прижался к спинке кресла, держась за грудь.

— А–а-а! — закричала Марья Ивановна и кинулась к племяннику. — Я говорила. Я предупреждала!

Лева сидел белый как мел, через пальцы его, прижатые к груди, сочилась кровь, а сам он вдруг начал медленно сползать с кресла.

— В него стреляли! — взвизгнула Инна, и поднос с грохотом полетел на пол.

— Меня убили, — повторил вслед за ней Лев и потерял сознание.