Старший брат царя. Книги 3 и 4

8

Восток зарозовел. Над рекой начал подниматься туман. Размерный скрип уключин скоро затих впереди. Слегка плескалась вода под стругами. Иногда над туманом со свистом проносились потревоженные утки да шлёпали кони по тинистому бечевику.

За излучиной начинались обширные заросли камыша. Струги медленно двигались около берега по узкой полоске чистой воды. Разливалась заря на полнеба, но здесь между камышом и круто возвышающимся берегом туман загустел. Напряжение спало, и Клим обратился к Курганову:

— Миновало, кажется. Днём не станут нападать.

— А чего им бояться? Днём виднее.

— Ты думаешь это...

— Ничего не думаю... Слышишь?

В тумане коней не было видно, но послышалась какая-то возня. Бечева ослабела, и тут же струг потянуло к берегу. Рулевой принялся усиленно работать веслом, но тщетно — струг явно подтягивали. В следующее мгновение сквозь туман на берегу показались силуэты людей, рулевые рубанули бечеву, но три или четыре багра зацепили борт, струг подтащили к берегу, скоро рядом поставили ещё два. Людей грубо согнали на берег и принялись раздевать догола.

Сами разбойники были одеты во что попало, рваные кафтаны явно с чужого плеча, бабьи душегрейки, и многие просто в рубахах, будто вышли на прогулку. Волосы на голове и бороде хотя и всклочены, но аккуратно подстрижены. Раздевая купцов, пересмеивались, стаскивали и исподнее, одежду вязали в узлы и вьючили на отобранных коней. Ото всех несло сивухой.

Вдруг они заторопились и, погоняя лошадей, скрылись в тумане. По реке от Тонинки раздались песни и гогот.

Голые торговцы пошли к лодкам, которые оказались полузатопленными. Принялись вынимать и таскать на берег намокшие тюки. Разгруженный струг повернули, чтобы слить воду, обнаружили — дно в двух местах прорублено. Принялись за второй.

Стало слышно, что по реке на вёслах шло несколько лодок с весёлой компанией. На каждой лодке пели свою песню, стараясь перекричать друг друга. Женских голосов было больше, чем мужских. Вот в тумане показались жёлтые пятна — в лодках жгли факелы. Наверное, там тоже увидели людей, лодки повернули и пристали к берегу. Из тумана появились притихшие зрители, перед ними действительно невиданное зрелище — около стругов, вытащенных из воды, суетились голые люди, несмотря на холодное утро и белую росу на траве.

В первый момент приказчики и лодочники застеснялись, стали отворачиваться, загораживаться. Курганов на них зашипел:

— Чего жмётесь? А ну ходи! Работай!

— Бабы ведь...

— Этих баб... не напугаешь! Пусть смотрят.

К тому времени ограбленные сложили несколько костров, поставили таганы и котлы со смолой. Курганов направился к зрителям. Бабы захихикали, кончиками платков прикрылись. Он как ни в чём не бывало, поклонился:

— Люди добрые, нас разбойники обобрали, ладьи попортили. Одолжите огниво костёр развести, смолу разогреть, самим обогреться.

Молодой парень с еле пробивающимися усиками вышел вперёд. — Пошли, дед, разведу.

Клим заметил, что зрители будто чего-то ждали, постоянно поглядывали на лесную опушку, где ещё молоком разливался туман. И вдруг затихли, повернувшись к лесу. Оттуда выехало шесть стрельцов. Впереди здоровый парень в терлике десятника. Двое позади вели лошадей под вьюками. Десятник осадил коня перед разгорающимся костром:

— Что за люди?! Почему голышом? Туды-распротуды!

Курганов нарочито гневно ответил:

— Потому и голышом, что вы, царёвы стрельцы, плохо службу несёте. Разбойников не гоняете. Вишь, как нас обчистили на царёвой земле!

— Чего ты лаешься, борода! Мы тех воров изловили, по деревьям развесили. Не твоя ли одёжка на тех лошадях?

— Кони мои... И одёжка, видать, наша. Дозволь посмотреть, господин десятник. — Изменил свой тон купец. — Вот, дай Бог тебе многие лета!

— Ладно, ладно! Прикрывай свою срамоту. А вы чего уставились, срамницы! По лодкам! И давай отсюда!

Стрельцы подъехали, сбросили на землю узлы с одеждой. Голыши принялись её разбирать. Десятник препирался с девками. Клим рассмотрел стрельцов, ни одного знакомого. Один подъехал к нему:

— А ты кто будешь?

Клим обомлел, несмотря на холод, ему сделалось жарко. По голосу он узнал царя!.. Борода и усы поседели, нос заострился, а глаза такие же, пристальные, огненные. Заставив себя сохранить спокойствие, ответил:

— Раненый воин я. Пристал к гостю, во Владимир иду.

— Где ж тебя так изуродовали?

— Татары под Липецком прошлый год. Сабельщиком был в ертауле полка воеводы Ржевского. — Клим овладел собой, теперь он готов был перечислить всех больших и малых воевод до сотника, на случай поверки. Говорят, Иван знал своих воевод поимённо. Однако лжестрельца заинтересовало другое:

— Ну-ка повернись, повернись.

Клим старался держаться лжестрельцу изуродованной половиной лица. Теперь пришлось повернуться. Тот хмыкнул:

— Эк тебя изрисовали! И жив остался. Постой, постой... И тебя, видать, драли крепко! За дело?

— По молодости лет. За девку, — врал Клим, а про себя думал: «Хорошо трава высокая, а то бы ожоги заметил!» Стрельцу понравился ответ.

— Видать, хватом был. — В это время лодочник принёс одежду, Клима. Сверху лежала раскрытая заплечная сума. — Это весь твой достаток?

— И то люди добрые дали. Благодарю Бога, что жив остался.

— Моли, моли Бога. Он всемилостив, — молвил стрелец наставительно и отъехал. Клим принялся одеваться. Краем глаза заметил, что этот страшный стрелец сказал что-то десятнику. Тот сразу развернул коня. Произошла какая-то заминка. Клим понял по-своему: «Узнал!» Дух захватило. Но десятник стал приближаться к нему один. Наклонился и протянул золотой:

— Держи. За храбрость тебе. — Так всё произошло неожиданно, что Клим растерялся. Десятник засмеялся: — Обалдел, да!

— Благодарствую, десятник! Скажи, за кого Богу молиться?

Десятник, помедлив, ответил, разворачивая коня:

— Ставь свечи Иоанну Предтече.

...Лицедейство окончено. Стрельцы с посвистом ускакали. Лодки отошли, на них грянула ладная песня. Курганов истово перекрестился на восходящее солнце:

— Слава тебе, Господи! Миновало! Васятка! Ступай в камыши, вызывай.

Клим подошёл и негромко спросил его:

— Ты узнал, кто этот ряженый стрельцом, с бородкой клинышком?

— Узнал. А ты видел его раньше?

— Приходилось. Почему же ты ряженому десятнику кланялся, а не ему?

— Вспомнил кое-что. На моего земляка, он во дворец поставлял товары, так же вот навалились скоморохи. А он в одном из них узнал государя и поклонился ему в ноги. Так били моего знакомца до полусмерти — как он посмел подумать, что государь скоморошничает! А нам нужно возблагодарить Господа, что обошлось без крови. Вот только кошельков лишились. Струги починим, товар подмок — просушим. А с красным товаром в камышах переждали. Вон они...

К вечеру минули Мытищинский волок, ночевали на берегу реки Клязьмы. Ни в этот день, ни на следующий никто их не нагонял. Значит, государь не один день веселился.

Дальше без помех шли по течению, Клязьма быстро становилась многоводной, собирая множество лесных притоков.

Клим смотрел на берега, покрытые лесом, на селения и тихо радовался своим воспоминаниям. На этот раз он ничего не рассказывал своим спутникам. Вот от хвори лечил, как мог, и всегда удачно, даже сам удивлялся на свои способности.