Старший брат царя. Книги 3 и 4

13

Между Солью Вычегодской и городом Хлыновом, что на Вятке-реке, два пути по рекам. Первый — из Соли вниз по Вычегде до устья, далее по Северной Двине до Великого Устюга. Потом вверх по реке Юг вёрст сто без малого. Тут небольшой волок по болоту до реки Молома, которая разламывает Северные увалы надвое. По течению Моломы-реки плыть вёрст двести до впадения её в реку Вятка. Девяносто вёрст выше по Вятке лежит Хлынов — город большой торговли. Этот путь — малая часть торгового речного большака, по которому едут гости от Белого моря до Хвалынского и обратно — от устья Волги до устья Северной Двины.

Второй путь местного значения. Здесь из Соль Вычегодской нужно подняться по Вычегде вёрст двадцать до устья реки Вилодь. В верховьях Вилоди волок до реки Лехты, впадающей в красивейшую реку Лузу, охватывающую двухсотвёрстной дугой лесистую низину на полночь от Северных увалов. Далее ещё один волок в верховьях Лузы до реки Великой, которая впадает в Вятку рядом с Хлыновом. Человек, знающий толк в лёгких лодках, может сократить этот путь вёрст на сто, перевалив через увалы по шумливым притокам Лузы и Великой.

Именно этот путь избрали Фокей со своими шестью спутниками, возвращаясь домой на двух плоскодонках. Они отвезли партию соли строгановским приказчикам на реку Чепцу. Сейчас они из Лузы вошли в устье реки Лехты. Под слаженными ударами вёсел лодки шли по спокойной воде глубокой реки. Гребцы приободрились, они знали, что минули две трети пути. И грянула песня с гиканьем, присвистом, откровенно разбойничья, такую не решились бы петь на людях Соли Вычегодской! Для лада кормчий сблизили лодки, пели все, запевал Фокей. Раздольную песню охотно подхватило многоголосое эхо и несло её по простору реки и над бескрайними лесами и болотами. В песне славили вольных людей, смело грабивших богатых, гордо отвечающих царю и бесстрашно идущих на жестокие казни.

Песнь ещё не закончилась, когда один из кормчих произнёс:

— Братцы, на стрежне пустой челнок!

— Верно. Зырянской работы. Растяпы, привязать не могли.

Одна лодка пошла на сближение, багром зацепили челнок. Возглас удивления потушил песню:

— Ребята! Да тут тело!

Человек с закрытыми глазами лежал, скорчившись, подсунув ноги под скамейку, тихо стонал. Присмотрелись к нему и ахнули — то был десятник строгановской стражи Захар! Осторожно вытянули его из челнока, он застонал громче. Перетащили в плоскодонку, уложили поудобнее. Захар открыл глаза, неузнавающим взглядом обвёл всех и невнятно забормотал. Фокей осмотрел его, снял пояс, поднял подол рубахи. Опухоль во весь живот, посередине, пониже пупка небольшая воспалившаяся ранка с дурно пахнущим гноем. Пожилой стражник, сидевший рядом, сожалеючи покачал головой:

— Не жилец Захар на этом свете. Кишки повреждены.

— Сколько ещё потянет? — спросил Фокей.

— День, от силы два.

Фокей скомандовал править к берегу, а сам прислушался к бреду раненого. Тот нёс околесицу, но, вслушиваясь, можно было понять, что звать его Миколой, другого имени у него нет, что доносить он не будет, деньги не нужны ему. А хозяин — вот зверь! Кум, спаси Бог его.

На берегу Фокей распорядился сделать ложе Захару подальше от людей, чтоб не беспокоить больного. Сам никуда далеко не отлучался. Теперь слова Захара звучали явственнее, и Фокей боялся чужих ушей. Действительно, из бреда можно сделать далекоидущие выводы. Захар утверждал, что знал Кудеяра и князя Юрия Васильевича, только этого никому он не скажет. Клим не то, Клим не лекарь. А вот хозяин приказал убить его, невиновного. Дай Бог здоровья куму!

К полночи Захар перестал бредить, попросил пить и довольно спокойно уснул. Фокей долго сидел рядом, его спутники давно спали, а он думал... Захар проживёт ещё день, может быть, и больше. Он такое наговорит!.. Решение окрепло...

...Захар получил рану за глупейший грабёж. Покидая Соль Вычегодскую, он верил, что без шума доберётся до Хлынова. На первое время Злыдень дал ему сухарей, лука. Деньги у него имелись. Отойдя подальше, он мог купить всё, что потребуется. Многолетние навыки жизни в лесу пригодились ему. Уже на следующий день он почувствовал себя в привычной обстановке — постоянной настороженности. На четвёртый день был уже в верховьях Виледи. Быстро нашёл волок, обошёл его стороной, боясь наткнуться на волочильных людишек, и оказался на реке Лехте. Нашёл место большого ветроповала, обрубил первое бревно для плотика и понёс его на берег. Тут поспешно укрылся в траве — прямо перед ним на другом берегу образовался неизвестный ему посёлок, несколько землянок, бродили женщины, дети, многочисленные собаки спокойно спали. Требовалось немедля уходить, но тут его взгляд упал на челнок, одиноко качающийся на волнах, рядом лежали вёсла. Теперь от него он не мог оторвать взора. Челнок! И ни одной лёгкой лодки рядом — не на чем гнаться. На берегу лишь большая недавно просмолённая плоскодонка. Этот челнок ждал его!

Захар переплыл реку ниже посёлка, подошёл с подветренной стороны и подкрался к челноку. Залаяли собаки и заголосили бабы, когда он уже оттолкнулся от берега. Наверное, так энергично он никогда не грёб. Бабы и ребятишки с воплями побежали по берегу, бросали в него камни. Одна сунулась в воду, но тут же, захлёбываясь, выскочила на берег. Вот, казалось, всех опередил... но из последней землянки выбежала совсем старуха с саженным луком, стрелы двухаршинные. Встала на колено... Первая стрела запрыгала по воде, вторая стукнула в корму, Захар торжествовал — ушёл! Третью он только почувствовал — клюнула несильно чуть пониже пупка и застряла в коже пояса. Выдернул её, продолжая грести изо всех сил. Река сделала поворот, голоса баб и лай собак заглохли. Ни сзади, ни спереди никого. Сложил вёсла и осмотрел рану, показалась пустяковой, крови почти нет. Заложил под пояс чистую тряпицу и принялся грести, постоянно вглядываясь вперёд: встреча сейчас — опаснее не придумаешь. А челнок хорош — лёгок, стремителен, не чета плоту! Завтра в эту пору в Лузе будет, а там — поминай как звали!

Звуки погони услыхал он примерно через час. Поддал, но вскоре убедился, что уйти не удастся. Вокруг обширные камышовые заросли, в них можно бы затеряться, но послышался лай собак, их везли на челноках. Не теряя времени, Захар в густых камышах толкал челнок вдоль берега, пока не нашёл протоку, соединяющую болото с рекой. Протокой вошёл в зарастающее болото. Стараясь не оставлять след, углубился в лягушачье царство, и, найдя сухой островок, спрятался на нём. Однако отдыхал недолго, ему хотелось знать, что происходит на реке, но кваканье миллионов разных лягушек заглушало все звуки. Осторожно по своим следам вернулся к реке. По отдалённым звукам понял, что погоня ушла вниз по течению, где-то там она и ночевала. Наутро услыхал, что люди возвращаются, идут берегом с собаками. Вернулся и затих на своём острове. К вечеру вздохнул с облегчением — собаки его не учуяли. Следующий день со спасительного острова не уходил. Питался только орехами да ягодами и молодыми побегами липы, костёр зажечь побоялся — слыхал рассказы о том, что зыряне по дыму находят жильё за десятки вёрст.

От погони он освободился, впереди свобода, но на удивление разболелась рана: покраснела, набухла и из неё текла вонючая сукровица. Кружилась голова и мутило. Подумалось — то с голоду, одними ягодами сыт не будешь. Топором сшиб куропатку, всё-таки разжёг костёр и утолил голод. Однако ел без аппетита, а через четверть часа стало ясно — нутро пищу не принимает!

Понял, что болен всерьёз, что нужно спешить к людям, только хороший знахарь может помочь. Вспомнил: «Вот Клим обязательно поставил бы его на ноги! А всё ж беда идёт от Клима!» Преодолевая головокружение, режущую боль в ране, вывел челнок из болота на стрежень реки и в беспамятстве упал на дно челнока... Днём несколько раз приходил в себя, громко стонал, черпал ковшом воду, жадно пил, остатки холодной воды лил на рану, потом вновь проваливался в чёрную, бездонную яму. Потом появились люди, он никого не узнавал и твердил, что его звать Николаем...

...Утром Фокея разбудили и сообщили, что раненый преставился. Похоронили его тут же на берегу. Из его пояса Фокей вытряхнул горсти две денежек и с десяток золотых и серебряных украшений. Деньги тут же разделил поровну на семь частей и раздал. Драгоценности, украшения, нож завернул в пояс, пустые карманы наполнил песком и обратился к сопровождающим сотоварищам:

— Д-други! По всему видно, Захар п-поссорился, может, с хозяином д-даже. Б-бежал, и ранили его. У н-него остались и в-враги, и д-друзья. Они, м-может, не знают, что он р-ранен. Подумают: убили мы его и ограбили! П-потому — мы не знаем н-ничего, не видели его. П-прав ли я?

— Правда твоя, Фокей, не видели мы его.

— Л-ладно. Эти вот ц-цацки раздать не могу, у-узнают, беда на н-нашу голову. Сей час метну в реку, с-спокойнее будет.

— Делай, как знаешь.

— Вечная память Захару!

Пояс плюхнулся и пошёл ко дну. Кто-то воздохнул:

— Жаль, добро пропало!

— Добро — ладно, головам бы целыми остаться!

Вернувшись в Соль Вычегодскую, Фокей ничего не сказал про Захара, даже Климу, хотя догадался, Захар исчез из-за него. Вспомнил он об этом только на следующий год при очень сложных обстоятельствах.