Государи и кочевники. Перелом

XXIX

Кони шли ровно, копытя мокрую землю. С десяток джигитов сопровождали Студитского и Оразмамеда. За день отмеряли по сорок верст. Ночевали в аулах, куда только-только возвратились из крепости дехкане и устраивали жилье. По пути видели, как туркменская беднота перекапывала заброшенные мелеки и вспахивала поля близ аулов. Придет тепло, заколосится пшеница, поспеют арбузы и дыни, но пока что все вокруг выглядело серым и невзрачным.

О смерти царя Студитский узнал в Асхабаде, когда устраивался на ночлег в крепости, на Горке. Так скобелевские солдаты назвали большой холм, возвышающийся над кибитками и глиняными домами туркмен. В короткой депеше говорилось о восшествии на престол наследника, Александра III, и необходимости в войсках повысить бдительность. На Студитском это известие не отразилось никак. Капитан подумал лишь: "Будут ли какие-нибудь перемены? А если будут, то не отразятся ли они на царской политике в Туркмении?" Не хотелось ему, чтобы вновь ожившая мирная ориентация была бы попрана распоряжениями нового государя. Думая об этом, он невольно думал о генерале Обручеве и военном министре Милютине — учредителях мирной миссии в Закаспии. Понимал, что убийство царя так или иначе отразится на судьбах окружавших его вельмож и генералов. И конечно же с военного министра тоже спросится за его либерализм в последние годы. Студитский подумал о Елизавете Дмитриевне: она уже никогда не вернется во дворец фрейлиной и, наверное, сложит с себя полномочия попечительницы Красного Креста. Может быть, придется и ему оставить Закаспий…

Первые сведения о местонахождении Тыкмы-сердара капитан получил в Теджене. Местные туркмены сообщили: недавно он разорил русский обоз и скрылся в песках. Слушая пх, Студитский вспомнил о Гродекове: маршрут следования, начерченный им, был точен. Но начальник штаба скрыл, что посылал уже к Тыкме пристава Караша. Об этом узнал Студитский тоже от тедженцев. Капитан подумал: "Что сулил сердару Караш? Весь Ахал? Наверное — да. Но не сумел убедить и уехал ни с чем. Но что же могу посулить я, кроме того, что обещает Скобелев? А он обещает Тыкме — опять же — Ахал! Неужели опять уеду от него, не добившись мира?"

Из Теджена отряд Студитского взял направление на Мерв и на следующий день вступил в пределы урочища Джуджуклы. Край этот, иссеченный барханами, совершенно не соответствовал своему звучному экзотическому названию. Едва путешественники ступили в эту дикую глушь, как поднялся ветер и стало нечем дышать. Мириады песчинок ударяли в лицо, лезли в глаза и нос, и не было никакой возможности спрятаться от них. Так продвигались час или два. Наконец завиднелся небольшой зеленый островок посреди желтой бесконечности песков.

— Это кабанье озеро, — сказал Оразмамед. — Здесь можно остановиться и как следует отдохнуть. Заодно запасемся водой.

Подъехав к озерцу, отряд развьючил верблюдов, расседлал коней. В низине, возле камышей, ветер был не так хлесток, как на барханах. Капитан наломал сушняка и стал разжигать костер, чтобы вскипятить чаю. Он повернулся спиной к озеру, зажег горстку камыша и, когда встал, сразу увидел на ближнем бархане десятка три всадников-туркмен. Они держали винтовки поперек седла. Пока что не угрожали, но, по всему было видно, готовились к недоброму. И капитан, и Оразмамед, и все остальные конечно же догадались сразу — это джигиты Тыкмы.

— Позовем их к себе, — сказал Студитский.

— Я знаю их, — спокойно отозвался Оразмамед. — Они из сотни самого сердара. Вон тот, со шрамом на лице, мне знаком. — Тут же Оразмамед крикнул: — Эй, Клычли, ну-ка подведите коней ближе! Чего стоите, как зайцы? Или не узнали?!

Джигиты удивленно переглянулись, поговорили между собой и приблизились.

— Вах, Оразмамед, каким путем вы оказались здесь?! — спросил джигит со шрамом.

— Где Тыкма? Он мне нужен, — сказал Оразмамед.

— Там, сердар. На той стороне озера. — Клычли махнул рукояткой кнута и прибавил: — Это хорошо, что ты к нему приехал. Все остальные от Тыкмы отвернулись. Тебе Тыкма рад будет.

— Поедем, доктор, — сказал Оразмамед. — Не будем терять время.

Вскоре джигиты сердара, следуя по заросшему камышом берегу, вывели отряд к становищу. Около берега стояло десятка два кибиток, рядом паслись верблюды и целая отара овец. Кибитка Тыкмы не отличалась от других, но ее капитан узнал сразу: возле нее был привязан скобелевский конь.

Тыкма, услышав голоса, мгновенно вышел из кибитки. Увидев Оразмамеда, а затем русского офицера, понял, зачем пожаловали. Капитан, здороваясь с Тыкмой, обратил внимание, что во взгляде у него уже не было той дерзкой уверенности, какую он видел летом прошлого года под Кизыл-Арватом. Взгляд сердара выражал сомнение и растерянность. И разговор он начал не столь категорично, как тогда.

— Значит, Оразмамед, ты тоже перешел к русским? — спросил с сожалением. — Говорят, и другие ханы у них: Худайберды, Софи, Кульбатыр, Паша-сердар…

— Все приняли благости России, — отвечал Оразмамед. — Не сегодня завтра Скобелев отличит всех особыми почестями.

— Сначала отличит, — хмуро посмеиваясь, сказал Тыкма, — а потом в лицо наплюет и за бороду схватит.

— Сердар, я слышал, как поступили с тобой в отряде Ломакина, — вступил в беседу Студитский. — Какой-то глупый офицер решил выместить на тебе злобу за поражение, а ты принял этого глупца за весь русский народ. Нельзя всех мерить одним аршином.

Тыкма ухмыльнулся.

— А разве ваш князь Михаил лучше с нами обошелся? Когда мы привезли ему свои прошения, он не стал читать их. Он повел себя как павлин среди простых кур.

— Всякие люди есть в России, — пояснил капитан. — Есть царь, есть графы, князья, помещики, купцы, генералы, офицеры, рабочие, крестьяне. Россия, как, впрочем, и Туркмения, делится на сословия. Говорят, тебя тоже ваши ханы никогда не приглашали на маслахат: не хотели сидеть рядом с простолюдином?

— Да, доктор, было такое, — неохотно отозвался сардар. — Но скажи мне, к какому же сословию принадлежу я?

— Ты атаман, Тыкма, — сказал Студитский. — Всех атаманов любят простые люди, но сторонятся и боятся люди богатые. Но если примешь русскую службу — атаманом не будешь. Останешься при своих джигитах, так же будешь называться сердаром, но звание у тебя будет офицерское. Примешь Ахал, получишь погоны капитана или майора.

— Доктор, ты честный человек, это я знаю. Но зачем говоришь об офицерских погонах? Если б русские захотели сделать меня офицером, они бы давно сделали.

— Сердар, если веришь мне, то послушай, что тебе скажу, — жарче заговорил капитан. — Начальник штаба Кавказского военного округа сейчас в Вами. Составляет списки, кого с собой в Петербург взять, к царю. Если откинешь страх и наберешься храбрости — ты тоже поедешь.

— Доктор, не ловушка ли это? Не верю я Скобелеву. Не простит он мне. Коня я у него отбил — лучшего скакуна во всей Турции и России. Сраму из-за меня ак-паша натерпелся.

— Поезжай и верни ему коня, — сказал Оразмамед. — Зачем тебе его скакун?

— Только поторапливайся, — посоветовал Студитский. — Кучанский ильхани двух коней Скобелеву подарил. На одном, Покорителе, генерал сейчас ездит.

— Вы совсем сбили меня с ума, — пожаловался сердар. — Я стал как ребенок, который не знает, с какой стороны взять в руки пиалу. Дайте мне подумать.

— Подумай, Тыкма, — согласился капитан. — А будешь думать, то учитывай главное. Скобелев не уйдет из Ахала до тех пор, пока ты не вернешь ему скакуна. Не может он вернуться в Петербург без этого коня. Над Скобелевым все генералы и царь будут смеяться.

Сердар принялся угощать доктора и Оразмамеда. Принесли в чаше шурпу, подали чайники с зеленым чаем. Гости ели, пили, а Тыкма сидел и мучительно раздумывал. "В Мерв мне пути нет. Там — англичане, не принявшие и оскорбившие меня. На Узбое тоже жизни не будет: ак-паша достанет и там. Да и люди с голоду перемрут. Хай, Тыкма, тебе скоро шестьдесят! Жизнь идет к концу, бояться нечего!"

— Послушай, сердар, — сказал Студитский. — Отдашь коня генералу, он уедет отсюда, а мы с тобой останемся и все дела вершить будем. Имя твое не померкнет, оттого что к Скобелеву на, поклон явишься. Не к нему ты идешь, а к России. Скобелевы появляются на арене жизни и уходят, а Россия остается. Она добра своим сердцем и мудра умом…

После обеда доктор с Оразмамедом решили поохотиться. В зарослях водилось много фазанов, сюда же приходили на водопой джейраны. Взяв ружья, они удалились от кочевья и возвратились к вечеру, неся подстреленных фазанов. Студитский приблизился к кибиткам и увидел: Тыкма и его джигиты моют скобелевского жеребца. Мылят мылом, скребут кошмой и обливают из ведер озерной водой. Капитан спросил:

— Что, Тыкма, загрязнился конь?

— Ай, доктор, не знаю, примет ли ак-паша своего скакуна, после того как кучанский ильхани подарил ему двух хороших коней?

Капитан улыбнулся и не стал мешать сердару.