Сердце Запада

Глава 6

Мы шли по Гаррисон-авеню и молчали. Около почты Джейк притормозил, остановился, завертел головой, вероятно, размышляя, нет ли и тут где-нибудь такого же досужего наблюдателя, как Дедуля Томпсон, но, похоже, так и не нашел, потому что мы двинулись дальше.

Я вяло думал о том, что велосипед у меня вроде бы есть, но я хожу пешком, а катается на велосипеде Шейн Келли. Заказать, что ли, в Канзас-сити роудраннер, а на этом пусть так Шейн и катается? Пусть выкупает у меня в рассрочку, — злорадно подумал я.

— А вон твой велосипед катит, — сказал Джейк, глядя вперед.

В самом деле, так и было, только вот в седле сидел не Шейн, а какой-то духовный родственник Гекльберри Финна: в качестве одежды на нем были видавшие виды армейские синие штаны на веревочках вместо помочей. Мужик, от которого эти штаны были унаследованы, явно был крупнее «Гекльберри» раза в полтора, а потому начинались штаны прямо от подмышек, а заканчивались толстенными подворотами «на вырост» примерно на уровне бывших колен. Роль нижнего белья, прикрывающего плечи и проглядывавшего во все незапланированные портным отверстия штанов, исполнял мешок с прорезями для рук и головы. Это костюм прямо-таки кричал не столько о нищете, сколько о сиротстве и беспризорности.

На перекрестке велосипед свернул на Шестую улицу, а мы прошли чуть дальше и на углу Седьмой обнаружили сидящего на крылечке магазина Шейна.

— Ученик? — ехидно поинтересовался Джейк, кивнув в сторону объехавшего квартал и приближающегося к нам по Седьмой «Гекльберри».

— Свидетель, — солидно отозвался Шейн.

— Свидетель чего?

— Того, куда потом пошли те тетки, — ответил гордо Шейн. — Как вы просили.

«Гекльберри» остановился в десятке шагов от нас, не выпуская из рук велосипеда, и смотрел настороженно.

— Это Джефферсон, — представил Шейн. — Это мистер Шерман и мистер Миллер, они интересовались теми тетками.

— Очень хорошо, — фальшивым голосом сказал Джейк. — Скажи, сынок…

— Я не сынок, — холодно отвечал «Гекльберри».

— Джейк, лучше я поговорю, — остановил я. — Джефферсон, есть хочешь?

— Не, он покормил, — кивок в сторону Шейна. — И содовой шипучки купил. Так что если есть вопросы, лучше денег дайте. Полбакса. — Обозначило цену практичное дитя.

Джефферсон жил в самом конце Первой улице и перебивался случайными заработками, потому что дома его не кормили. Домом, впрочем, ту хибару можно было назвать лишь условно, там жил старый алкаш, который тоже перебивался случайными заработками. К Джефферсону он не имел никакого родственного отношения, просто пустил как-то беспризорного ребенка переждать ливень, ну а потом уже не гнал, когда ребенок попросился переждать зимние морозы. В летнее время Джефферсон туда заглядывал редко, сейчас местечко для ночлега найти не проблема.

В конце лета и начале осени, которая не сильно отличалась от лета, Джефферсон зарабатывал сбором дикорастущих плодов и ягод. Особенно охотно хозяйки брали «лапки» — их можно было сушить или варить джемы без добавления сахара; собственно, всю войну, когда в наши места сахару из Луизианы не подвозили, приторно-сладкие сушеные «лапки» и хурма заменяли сахар. Сейчас, конечно, подвоз восстановился, но на сластях горожане небольшого достатка пока экономили, и «лапки» продолжали пользоваться популярностью.

Джефферсону повезло найти неободранную другими сборщиками рощицу «лапок», и он пожадничал, набрал в мешок побольше, а потом чуть не надорвался, пока тащил добычу в город. Поэтому когда он услышал гудок подходящего к городу парохода, то не помчался, как обычно, сломя голову на пристани, а расслабленно потреблял, сидя под деревом, миску суккоташа, который шел в счет оплаты за фрукты, и наблюдал за разворачивающимся на другой стороне улицы скандалом с поносными сливоедами. И на женщин в черных платьях и с большими корзинами, которые остановились, расслышав слово «холера», тоже обратил внимание, и на двух других женщин, явно местных, которые остановились поглазеть на скандал и которые как бы невзначай заговорили с первыми, тоже. Поговорив, все женщины пошли по Гаррисон обратно, и Джефферсон, отдав пустую миску хозяйке, тоже пошел в ту сторону. Около почты он их догнал: женщины в черном садились в коляску, извозчик примащивал их корзины, две остальные женщины стояли рядом. Точных слов, что там говорили, Джефферсон, само собой, вспомнить не мог, но у него создалось впечатление, что местные пригласили приезжих к себе. Потом извозчик забрался на свое место, одна из местных села к нему, а четвертую садить было уже некуда, она сказала, что пешком пойдет.

Мы с Джейком переглянулись. Женщин что-то уже слишком много набиралось.

— Извозчик негр или белый? — спросил я.

— Белый, — без колебаний ответил Джефферсон. — И знаете, как они поехали, так местная сказала приезжим: «Ну вот сейчас папочка быстро нас домой доставит, мы недалеко живем».

— Родственники, значит… — проговорил Джейк.

— А как зовут этого извозчика — ты не знаешь? — спросил я.

— Не, — отозвался Джефферсон. — Но я его хорошо в лицо запомнил, если увижу — узнаю.

— Тогда ты сейчас поезжай до пристани и обратно, посмотри, нет ли на Гаррисон этого извозчика, и если найдешь, позови его сюда: мы с мистером Шерманом на нем поедем… понятно?

Джефферсон умчался.

— Хорошая работа, — похвалил я Шейна.

Шейн немедленно задрал нос.

— Похоже, не нашел малец того извозчика, — молвил Джейк, глядя вдоль улицы. В самом деле, возвращался Джефферсон в одиночестве.

Я выдал ему два четвертака и велел, если увидит того извозчика, обращаться к Шейну, который последнее время все равно целыми днями в городе ошивается, или, если того не найдет, чтобы бежал к нам в Риверсайд.

— Это где переправа к чокто? — уточнило дитя. — Ладно.