Сердце Запада

Глава 10

— Джентльмены, — провозгласил Дедуля Томпсон, — мы собрались здесь, чтобы судить убийц. Все вы, вероятно, слыхали о семье Рейнартов из окрестностей Канзас-сити, которые убивали ничего не подозревающих путешественников, доверившихся их гостеприимству: Готлиб Рейнхарт, его жена, их дети Лотта, Лина и Фредерик. Сбежав с места преступления, эти бессердечные чудовища нашли себе новое гнездо для преступления — наш Форт-Смит!

Дело происходило не в зале суда. Дедуля организовал судилище сам, поздно вечером, под мощным дубом, который стоял у Гринвудской дороги метров на сто дальше дома Гофмана… вернее, Рейнхарта, теперь это точно было установлено.

Фокс все-таки подстрелил «братца Бауэра» — в ногу, как приказал целиться Норман, а потом Норман и Бивер его допросили в нашем присутствии. Бивер, демонстрируя подходящий ножик, с живописными подробностями рассказал пленнику, как пытали врагов его предки — гуроны и шауни, Саймон дополнил этот этнографический экскурс национальными традициями чероки, и паромщика Джона ЛеФлора не пришлось звать, чтобы он напомнил об обычаях чокто, — запуганный Фредерик Рейнхарт начал выкладывать всё-всё-всё: и про убийства в Форт-Смите, и про Канзас, и про Индиану, и даже про Нью-Джерси. Семейство вело охоту за людьми всю его сознательную жизнь — и в основном не ради денег, а больше ради удовольствия убивать. Готлиб был самым натуральным маньяком в этом отношении, очень большие периоды между убийствами делали его нервным и неуравновешенным, и его детишки, которые выросли в постоянном предвкушении убийства, стали такими же маньяками.

Норман кое-что записал из рассказов Фредерика, и съездил было к шерифу, но в городе выяснилось, что Билли Вейл в расстроенных чувствах уже сходил в контору шерифа и там в слезах и соплях, да еще с отчетливым запахом виски рассказал об убитой матери. Шериф, который вообще-то никогда в симпатиях к юнионистам замечен не был, когда понял, что речь идет о холерном доме Гофмана, обозвал Билли бушвакером и пригрозил арестовать за бродяжничество. Дедуля спас Билли от кутузки, но шериф при разговоре с Дедулей психанул и самоликвидировался… о нет, не застрелился или что-то в этом духе, а просто умотал в Ван-Бюрен, приказав помощникам никаких заяв от населения не принимать. Дедуля пообещал припомнить ему это, когда будут следующие выборы, но сейчас обращаться к властям было бесполезно.

Да и зачем обращаться? Чтобы они тянули до суда, тянули с судом и потом еще тянули с приговором, ежеминутно рискуя тем, что преступники сбегут, — рассуждал Дедуля. Преступники даже не отрицают вины — так чего медлить?

Вот так и получилось, что ближайшей ночью некоторые горожане, и я в том числе, собрались на суд Линча.

Все было культурненько: Дедуля занял судейское место — просто сидел в своей коляске, когда все стояли на земле, кого-то из присутствующих он назначил присяжными, а пока он занимался официозом, его потомки и друзья семьи аккуратно развесили на удобно расположенной ветви дуба три петли. У меня появилось подозрение, что семейство Томпсон использует этот дуб подобным образом далеко не первый раз: уж больно ловко и без вопросов они размещали потребное оборудование, подгоняли повозку, ставили на ней ящики…

Должно быть, у Нормана появились такие же подозрения, он досадливо морщился, поглядывая на сноровку потомков Томпсона, но ни одного слова по этому поводу не сказал.

Мы вообще все помалкивали. Переглядывались, слушали, что там говорит Дедуля — но помалкивали.

Дедуля затеял допрос свидетелей. Норман отчитался о событиях на Пото-авеню: как Фредерик и Лина Рейнхарт под фамилией Бауэр поселились у нас, как бегала одинокая лошадь и что в то же время Лина посеяла лучок, а потом как Билли узнал медальончик, и как мы по этому поводу затеяли небольшое расследование.

Билли не опрашивали — он был не в состоянии. Дедуля усиленно лечил его боль утраты спиртным, а в трезвом виде Билли только плакал и не понимал, что ему говорят. Он винил себя в том, что уговорил мать ехать в Техас, и в том, что опоздал к пароходу, на котором она приехала… он плакал о том, что убил свою маму, а никаких уговоров, что не он виноват в ее смерти, понимать не хотел.

Шейна и Джефферсона, как малолеток, на суд не пригласили, так что о том, как следствие довело нас до дома Гофмана, под которой фамилией скрывался Готлиб Рейнхард, рассказывал я. И о том, что увидел в доме и колодце — тоже я рассказывал.

Молчание во время рассказа было гробовое, только Фредерик Рейнхард иногда горько всхлипывал.

Дальше я сказал, что Джефферсон опознал Лину Бауэр как одну из двух женщин, с которыми последний раз видели сестер Сайкс.

Потом снова докладывал Норман: как раскапывали грядки, как поймали Фредерика: дали подойти к крыльцу, и Фокс превентивно прострелил ему ногу — чтобы не бегал и был сговорчивее при допросе. И о содержании допроса Норман рассказал.

— Готлиб, Фредерик и Лина Рейнхарт, вы признаны виновными в многочисленных убийствах, — после его рассказа заявил Дедуля, забыв спросить присяжных о вердикте. — Вы будете повешены за шею, пока не умрете.

Потомки Дедули затащили приговоренных на повозку, которая исполняла роль эшафота. Преступники стоять были не в состоянии: Готлиб из-за слабости после болезни, Фредерик из-за раненой ноги, так что на ящики их не поставили, а посадили. Лина буйствовала и на ногах стоять не хотела, а при попытке развязать ей рот начинала еще и пронзительно орать, так что весь суд она провела с кляпом во рту.

Сперва надели петли на мужчин, а потом двое парней подержали извивающуюся Лину, пока ей на шее петлю малость не затянули, — и погонщик подхлестнул лошадей, повозка сдвинулась с места, три тела закачались в воздухе.

Всё.