Сердце Запада

Глава 7

Пароходные гудки в городе при удачной погоде слышали, еще когда пароход подходил к Ван-Бюрену, но народ на пристанях начинал живее шевелиться только тогда, когда гудок доносился из протоки на северной излучине Арканзас-ривер: он и звучал тогда громче, все-таки расстояние составляло всего две мили, да и становилось ясно, что, несмотря на низкий уровень воды в реке, пароход до города дойдет, не повернет от мелей.

У нас на Пото-авеню предпочитали ориентироваться по ванбюренским гудкам: пока соберемся, пока доберемся…

Так что пароходный день начался для нас примерно за час до того, как пароход «Роза прерий» подошел к пристани: Джейк, заслышав гудок, пошел просить у Келли фургон и лошадей, из-за Пото прискакали возбужденные Билли и Логан, мы с Норманом попробовали их малость успокоить, потом Джейк с Фоксом отобрали у наших славных бушвакеров коней и оружие и запихнули их в фургон: пешие они меньше глупостей натворят, чем конные. Логан, впрочем, довольно быстро остыл и стал вполне вменяемым.

По сравнению с обычным днем пристани бурлили… ну, по местным масштабам. Оживились носильщики, грузчики и возчики, потянулись по сходням приехавшие, встречающие высматривали своих, набежали любопытные детишки, подтягивались праздные зеваки.

Посеревший лицом Билли невидящими глазами водил по толпе.

То тут, то там мелькал Джефферсон. Иногда он подбегал ко мне и докладывал, что того самого извозчика не видно.

Сверху на нас тревожно смотрел Дедуля Томпсон. Я поймал его взгляд и отрицательно покачал головой.

Когда приехавшие со встречающими начали рассасываться, и на пароход, мешая разгрузке-погрузке грузов, потянулись отъезжающие с провожающими, Джефферсон подвел ко мне средних лет негра, костюм на котором был лучше моего новоорлеанского, но до миссурийского малость не дотягивал.

— Мистер Миллер, это Сэм Лоусон, — доложил Джефферсон. — Он всех извозчиков в городе знает.

— Кому еще ты раззвонил, что я ищу извозчика? — спросил я с досадой. — Уже весь город в курсе?

— Я что — совсем без понятия? — обиделся Джефферсон. — Сэму тоже лишние разговоры о извозчиках не нужны.

— Случилось что, сэр? — с достоинством спросил Сэм.

Как я понял, Лоусон владел конюшнями и каретным двором на Третьей улице, и половина извозчиков города брала у него свои транспортные средства в аренду. К независимым перевозчикам Лоусон внимательно присматривался: конкуренты, как-никак. И городские пересуды о том, что кто-то из извозчиков убивает пассажиров, его бы не обрадовали, так что мы обсудили с ним проблему вполне конфиденциально.

— Кто из белых работал в прошлый пароходный день, а сегодня нет? — Сэм оглянулся на площадь, как будто извозчики там стояли парадным строем. — Джимми Чайлд подрядился в обоз до Форт-Гибсона. Джосайя Перкинс в запое. Из наших арендаторов Гофмана сегодня нет, но как раз после того пароходного дня его дочка приходила, сказала, что у него поясницу прихватило, ездить он не в состоянии.

— Ага, дочка, — отметил я. — Взрослая?

— Вполне, — подтвердил Сэм. — Около двадцати пяти, точно я не знаю.

— А у двух других взрослые дочери есть?

— Джимми самому еще тридцати нет, и он не женат. Перкинс вдовец и живет один. Кажется, у него сын где-то в Колорадо.

— А этот Гофман где живет?

Сэм объяснил. Получалось, на южном краю города, около дороги на Гринвуд.

— Вроде же там негры живут, — неуверенно пробормотал я.

— Негры к западу от дороги, за рощей, — объяснил Сэм. — А Гофман — по восточной стороне дороги последний дом, там до негритянского поселка чуть не четверть мили.

Я поблагодарил Лоусона и отошел к Джейку.

— А не познакомить ли тебе сына Бетти Сайкс с Дедулей Томпсоном? — спросил я.

— А ты? — тревожно спросил Джейк.

— А мы с Логаном съездим посмотрим один домик на окраине.

— Ага, — сообразил Джейк. — Только вы поосторожнее там.

— Не-не, мы только посмотреть, — объяснил я.

— Ясно-ясно, — кивнул Джейк. — В длинном ящике я оружие положил, вдруг пригодится.

— Кто из нас квакер? — риторически вопросил я и позвал Логана за собой.

Дедуля смотрел на нас со своего балкона. Я показал ему на Джейка, который вел совсем расклеившегося Билли к отелю, и полез в фургон. Вслед за мной запрыгнул Джефферсон.

Вести наше транспортное средство я доверил Логану: у него это явно лучше получалось, чем у меня.

Надо сказать, дорога между ванбюренской переправой и нашей переправой через Пото (в просторечии «южная дорога») идет практически параллельно расчерченным по линейке улицам Форт-Смита и в какой-то момент превращается в Одиннадцатую улицу, потом слегка искривляется, снова становится Южной дорогой, потом еще раз слегка искривляется и впадает в Пото-Авеню. В том месте, где Гринвуд-роуд пересекается с пустоватой Одиннадцатой, находится два магазина, парикмахерская и два салуна (место здесь оживленное, хотя до Гаррисон-авеню в районе почты не дотягивает), а дальше к югу стоит несколько домиков — и город заканчивается.

— Вот этот дом, — возбужденно зашептал Джефферсон.

— И что теперь? — спросил Логан.

— Сиди здесь, — тихо сказал я и выпрыгнул из фургона.

Дом стоял тих и безмолвен, даже собака по двору не бегала.

— Эй, хозяин, — крикнул я, сам еще не представляя, о чем говорить с людьми, которые живут здесь.

Никто не откликнулся. Я потрогал дверь: заперто. Окно забрано деревянной ставней-жалюзи, сквозь нее мало что разглядишь. Забор вокруг дома был скорее символический: столбики еще стояли, а вот прибитые поперек тонкие бревнышки где отвалились, где посгнивали… ясно было, что хозяйством никто не занимается: двор зарос сорными кустиками, крыша над сараем обвалилась, огорода нет. Сам дом немного подновили, правда: то здесь то там видны были приметы недавней работы плотника. Впечатление создавалось такое, что люди недавно вселились и только начали обживаться в порядком запущенном строении. Я прошел сквозь забор во двор и обошел дом. Перед задней дверью был навес, образующий что-то вроде веранды, рядом натоптана в сорняках полянка, посреди которой располагалась импровизированная печь — просто каменная стенка вокруг кострища.

Под навесом стоял топчан, а на топчане гнило какое-то тряпье… ох, судя по вони, не тряпье. Я подобрал на полянке обломок ветки и осторожно отодвинул палочкой ткань. Так и есть, труп, и, судя по запаху, не очень свежий.

— А что тут?.. — прискакал через двор Джефферсон и, увидев топчан, замер испуганным столбиком.

Я шуганул его, чтобы возвращался к фургону, и потянул на себя заднюю дверь. Она легко подалась, и я отшатнулся: в лицо мне удалила еще большая вонь: здесь блевали, дристали, а к тому еще, кажется, и умерли. Идти туда не хотелось, но я поплотнее прикрыл нос и нырнул внутрь дома.

В задней комнате на земляном полу, в подсохшей зловонной луже лежала мертвая женщина. Комната была обставлена очень скупо, вместо мебели большей частью ящики, прикрытые, впрочем, всякими салфеточками. В углу стояли две корзины с разворошенным барахлом, и я подумал: а не вещички ли это сестер Сайкс?

Я пошел дальше и в передней комнате на топчане увидал мужчину — не то недавно помершего, не то в беспамятстве. Я прислушался и присмотрелся. Сквозь гудение мух дыхания было не слышно, но рубашка на груди вроде мерно шевелилась.

В этой комнате было гораздо чище, но помойное ведро ароматизировало воздух не хуже лужи.

В комнате послышался какой-то клекот — вроде бы со стороны мужчины. Оглядываясь на него, я нащупал крючок на двери и вывалился наконец на свежий воздух.

Логан и Джефферсон тревожно смотрели на меня.

— Холера, — выдохнул я. Отдышавшись, я скомандовал: — Логан, езжай на Пото-авеню, привези доктора. Гофман, кажется, жив еще, но краше в гроб кладут. А может, и не холера, — добавил я, подумав. — Я не доктор, чтобы диагнозы ставить.

Логан развернул фургон, но прежде, чем он подхлестнул лошадей, я вспомнил и попросил оставить мне оружие.

Джефферсон пошарил в ящике и приволок мне револьвер. Я сунул его в карман куртки.

Фургон покатил к перекрестку, а я, подперев обе двери деревяшками на всякий случай, тоже пошел в ту сторону, присматриваясь к участкам соседей. Джефферсон вприпрыжку шел рядом со мной и понятливо помалкивал.

Ближний дом, теоретически отделенный от крайнего Двенадцатой улицей (фактически там стоял столб с дощечкой, на которой была полусмытая надпись суриком), оказался пустым. Я попробовал заглянуть в полуоткрытое окно, опасаясь той же холерной вони, но тут такими страстями не пахло.

Во дворе следующего я увидел девочку-подростка, которая нянчила куклу и голопопого живого младенца, но когда я попробовал с ней заговорить, она подхватила обоих своих питомцев и спряталась в доме. Никто из взрослых на шум не вышел.

Дальше был перекресток Гринвуд и Одиннадцатой. Я посмотрел вокруг. До войны город заканчивался где-то в районе Девятой, дальше только вдоль Гринвуд-роуд стояли дома, а в войну район между Девятой и Одиннадцатой начали обживать беженцы. Редко у кого были средства, чтобы строиться всерьез, да и смысла особенного не было всерьез строиться: война все-таки. То стреляют, то жгут, то индейцы набегут, как-то так. Юнионисты, когда пришли, отгородили себе для постоя район между Пятой и Восьмой, там у них что-то вроде второго форта получилось за баррикадами, а прочий люд выживал как мог. И строил жилье из чего мог, очень вольно импровизируя на темы землянок, палаток и сарайчиков. Халупа Гофмана на фоне этих лачуг казалась чуть ли не Букингемским дворцом. В общем, трущобный райончик, прямо таки гетто, разве что живут тут белые.

Я выбрал ближайший салун и зашел в совершенно пустую распивочную. Салунщик, услышав наши с Джефферсоном шаги, выглянул из задней комнаты, молвил: «Я сей момент!..» и исчез. Пару минут спустя он все-таки вышел к нам.

— Пиво свежее, — сообщил он. — Только что доставлено.

— Виски, — попросил я, кладя на стол монету. — Двойную.

Он налил, я опрокинул стаканчик на ладони и тщательно протер руки.

— Еще двойную, — попросил я, пока он не отсчитал сдачу.

— Если вам для обтирания, то могу предложить индейский самогон, — невозмутимо сказал салунщик. — Он ядренее.

— Нет, теперь внутрь.

Он налил, я выпил.

— Последний дом по Гринвуд — это Гофман живет, мне верно сказали? — спросил я.

Салунщик подтвердил.

— Давно он тут живет? Что за человек?

— Второй месяц, — ответил салунщик, явно Гофмана не одобряя. — Непьющий. Вроде как нанимается где-то в городе. Говорили, он в Техас мимо нас ехал, да жена заболела, рука да нога отниматься начали: куда уж тащиться по жаре с такой больной! Вот и осели у старика Седдона.

— А старик Седдон?.. — подтолкнул рассказчика я.

— А Седдон месяц назад шел от меня ночью тепленький, да неудачно пошатнулся, приложился об столбик ограды аккурат виском, — поведал салунщик. — Утром нашли уже холодного.

— Так может, убили? — закинул я вопрос.

— Не, кому он нужен. Ни с кем не ссорился, мирный такой старичок, и денег никогда в кармане не водилось. Что жильцы за постой давали — мигом всё ко мне волок кредит закрывать.