Старший брат царя. Книги 3 и 4

8

Под вечер прибыли в Ярославль. Неждан отправился к своему очередному знакомцу, а Клим остановился на строгановском подворье. Тут он узнал, что хозяин здесь и у него гость — опричный тысяцкий. Как только слуга доложил о приезде Клима, Аника пригласил его к столу. Войдя, Клим перекрестился, произнёс здравицу хозяину и гостю; за это краткое время успел присмотреться к тысяцкому. Тут же появилась настороженность — с этим крепким седым воем он где-то встречался!

Аника представил их друг другу. Тысяцкий оказался князем Луцкиным Глебом. Теперь всё прояснилось: Глеб Луцкин — сотник соседней стрелецкой сотни при осаде Казани. Несколько раз они встречались у воеводы, стояли рядом под стягом. С тех пор минуло пятнадцать лет, Клима тогда ранили, и они больше не встречались. Бывший сотник поседел, раздобрел, но остался по-прежнему любителем поговорить. Но вот откуда у него княжество?

Гость опорожнил уже не один кубок и теперь оживлённо перечислял свои победы в Ливонии. Аника усердно подливал ему вина и подбрасывал вопросы. Скоро из многословия князя Клим уяснил, что полутысяча местных ярославских ополченцев уже отправлена в Старую Руссу; вся тысяча там будет ждать дальнейших указаний. Аника осторожно спросил о новгородских событиях. Князь откровенно сознался: до него доходили слухи о государевой опале, но за такие слухи болтунов надо наказывать.

И ещё из разговоров Клим уразумел, что, посылая ополченцев, городское начальство направляет с ними небольшие отряды для хозяйственных целей, проще говоря — скупать и собирать награбленное. А вот Аника Фёдорович посылает без малого сотню, шестую, Медведя — сразу видно, какой размах! Тут князь с пьяной откровенностью упомянул о богатых поминках, кои получал от хозяев. Аника заверил, что за ним не задолжится. Молодец, всем понятен предлог, под которым он держит своих людей недалеко от Новгорода!

На следующее утро Аника поведал Климу, какие беды свалились на Новгородчину.

— Опоздали мы с тобой, Клим Акимыч, отвести беду, да и не смогли бы. — Го́рился Аника. — А сотню Медведя посылаю не корысти ради, как думает князёк. Может, сумеет Медведь помочь в чём. Говорил я с ним, хороший мужик, кажется, всё понимает, на что я намекал, и то, что дело опасное. Награбленное скупать тоже будем, посылаю опытного подьячего, прозвище подходящее у него — Кролик. Пусть Кролик с Медведем себя покажут. А тебе, Клим Акимыч, самому решать, что делать. Как порешишь, так и будет.

Клим ответил уверенно:

— Аника Фёдорович, моё решение твёрдое — Изверга надо убирать. Он несёт великие беды.

— Вон как! Государь со своими доглядчиками его схватить не могут, а ты...

— Наоборот, царю надобен Изверг! Он у него вроде подсадной утки — соглядатаи и стражники хватают тех, кто к нему тянется. Я тут повстречал друга былых времён, он мне поможет.

— Что это за друг? — встревожился Аника.

— Не беспокойся, Аника Фёдорович, я с этим человеком куль соли съел. Не будь его — не жил бы я на этом свете. А вот к тебе его дозволь не приводить: дело опасное затеваем, мало ли что может случиться.

— Хоть звать-то как?

— Нежданом Скомороховым, из казаков он, ныне приторговывает.

— Ладно, согласен. Сказано: бережёного Бог бережёт. И всё ж люди тебе понадобятся. Медведю веришь?

— В таком деле веры мало. Проверять не раз потребуется. Из сотни найдём доброхотов.

— А в разговоре разрешаю намекнуть: в случае чего Аника, мол, в беде не оставит.

— Благодарствую.

— И моя просьба к тебе. Знаю — ты человек удачливый, а всё ж оберегайся, не узнавши брода, в воду не суйся. Дело у тебя правое, но никто не осудит, ежели не выйдет. А ежели выйдет — никто не узнает, кого благодарить надобно!

Князь быстро принял ополчение; в каждую сотню назначил своего опричника товарищем сотника и увеличил вдвое обоз, для чего заранее приобрёл подводы и запасы. Не задерживаясь, отправлял каждое утро по сотне в поход до Старой Руссы. Первой — сотню Медведя.

От Ярославля до Старой Руссы дюжина малых гонов по сорок вёрст — дневной путь обозов и пеших путников. Или шесть больших гонов для конников. К вечеру третьего дня пути сотня Медведя подошла к Вышнему Волочку. С горем пополам ночевали на заезжем дворе, спешно построенном на пожарище с продуваемой конюшней, сторожённой из обгорелых плетней. А поутру увидели на главной улице из конца в конец — полуразрушенные обгоревшие очаги, припорошённые снегом, обгоревшие деревья и ползущие змейки позёмки — снега с пеплом. На их пути через город попались все две-три несгоревшие избы. И ни одного человека — увидали всадников, попрятались. Клим пытался заговорить с людьми заезжего двора, но они кланялись и отходили. Бабы охали: «Ой, не знаю, господин хороший, ничего не знаю».

Ехали весь день, попадались разорённые деревни и сёла, запах пожарищ и тишина. Несмотря на колючий мороз и жгучий ветер, вои, проезжая пепелища, снимали треухи и крестились. Подобные разрушения Климу доводилось видеть на тропе движения татар, Орды. А тут прошли русские люди во главе с православным государем! Господи! Как ты допустил?! За какие грехи?

К вечеру въехали в посёлок Валдай, этот пострадал меньше, чем селения до него. Уцелевший заезжий дом и несколько соседних изб приняли на постой воев. И всё ж с появлением всадников жителей будто ветром сдуло. Клим с Нежданом выбрали дом, стоявший на отшибе. Зашли, никого, хотя изба натоплена. Гулька и стремянной Неждана Гришка походили по двору, пошумели. Когда расседлали коней, появился старик. Принялись его расспрашивать, он, как и все, ничего не видел, ничего не знает.

Когда постояльцы поужинали, старик ушёл и вернулся с полузамёрзшей старухой. Хозяева, не раздеваясь, ушли за печку и тихо сидели там, старуха изредка всхлипывала. Неждан выгреб из котла остатки саломаты, взял две ложки и направился за печку. Долго шептался со стариком, старуха плакала... Клим уснул.

Наутро старуха сама согрела воды и сварила репы. Хозяева завтракать с постояльцами отказались, но поглядывали на низ дружелюбно. Неждан оставил на столе пригоршню монет. Пока вои садились на коней, хозяева крестились. Клим спросил Неждана, что ему довелось узнать.

— Невесёлое дело, брат Клим, деется. На Святки тут побывали кромешники. Избы заняли, хозяев выгнали. Всю ночь пировали. Потом баб и девок к себе потащили. Сын хозяйский в котухе прятался, а тут за жену заступился, его зарубили... Уехали кромешники, сноха поплакала, поплакала, да на себя руки наложила...

Из Валдая свернули с Новгородского тракта на Старую Руссу. Вёрст через двадцать проехали через посёлок нетронутый, однако ж, вымерший — напуганные селяне не показывались всадникам.