Старший брат царя. Книги 3 и 4

9

Сотня Медведя добралась до Старой Руссы к вечеру. Высланный вперёд вестник вернулся с проводником, который проводил прибывших в Стрелецкую слободу на сотенные заезды. На следующий день поутру до завтрака Неждан в сопровождении стремянного Егорки верхами уехали по своим делам. Клим после завтрака, взяв с собой Гульку, пошёл осматривать заезды.

Сотенные заезды оказались довольно большим острогом в конце слободы, протянувшейся по правому берегу Пилисто́. В каждом сотенном заезде — три обширных избы для размещения сотни воев и два-три десятка обозных людей этой сотни, затем утеплённые конюшни на полторы сотни лошадей и двор для обоза, огороженный плетнём. Таких заездов Клим насчитал дюжину, половина из которых была занята ярославским ополчением. Кроме того, в остроге дымились кузницы, около каждой — станок для ковки лошадей. По углам частокола острога возвышались сторожевые башенки, правда, стражи там видно не было. Главные ворота выходили на улицу слободы, и ещё трое ворот — в сторону реки. Эти были распахнуты настежь — вои выводили коней на водопой.

Гулька спросил, когда они остановились в воротах, чтобы пропустить косяк возвращающихся с водопоя коней:

— Клим Акимыч, тебе понравились заезды? Будем строить такие у себя?

— Поучиться всегда полезно. Однако стены не по мне.

— Как?! Брёвна самые тонкие шесть вершков, да связки в два ряда. И высота небось сажени две!

— Верно, стена как стена. Но надвратных башен нет, а за воротами глаз да глаз надобен. И самое плохое: между конюшней заезда и стеной двух саженей не намеришь. И вот, положим, враг зажёг конюшни. Из-за жара защитники разбегаются, стены открыты! Понял? Пошли.

В десятке саженей от ворот невысокий берег полого уходил под лёд. Здесь близ берега тянутся узкие проруби, из которых пьют догляди. Клим указал на них Гульке:

— А вот тут, смотри, хозяйское око: сменники не только проруби от ледяшек очищают, но и навоз со льда убирают и на берег таскают — и реке чище, и удобрение для полей. Запомни.

Пройдя вдоль водопоя, Клим полагал вернуться через главные ворота. Здесь между острогом и слободой находился погост. Он зашёл в часовенку и поставил свечи к образам. Обратил внимание: народ от него сторонится — он к иконе, а молящиеся от неё в сторонку отходят, неспешно, а всё ж заметно — не любят воев! Послушав службу, направился к воротам, тут его нагнал подьячий Кролик, возвращавшийся верхом из города. Приветствуя Клима, стащил треух и попросил:

— К тебе слово есть. Когда прийти прикажешь?

— Пожалей уши, шапку надень. Как вернусь, заходи.

Кролик в избе прежде всего осведомился:

— Нас никто не подслушает?

— Тут — мы одни, Гулька в передней избе.

— Клим Акимыч, ты меня прости, но дозволь спросить вначале.

— Спрашивай, да и садись, чую, разговор долгий. Как христианское имя твоё?

— Зови Кроликом, я привык. А крестили Полувием. Так вот, Клим Акимыч, я хотел спросить: ты доверяешь Неждану?

— Доверяю.

— А знаешь его давно?

— Очень давно. А что у тебя против него?

— Понимаешь, по хозяйским делам был я года полтора назад на дому у дьяка Разбойного приказа. И там этот самый Неждан-коротышка распивал с дьяком бражку! Спроста ли такое?! А вот утром поехал он с Егоркой в город, я неспешно за ними. Видать, заметили. Поскакали. А у меня конь резвей ихних. В Заречье, верно, опять узрели, остановились, в лавку зашли, потом опять на коней и поехали. У одного переулка Неждан прямо пошёл, а Егорка в переулок. Я за мужиком, а он принялся кружить, опять на Торги выехал и сюда направился. Перегнать я его решил. Поравнялся и глазам не верю: на Неждановом коне, в его одёжке — Егорка! В лицо мне расхохотался! Вот ты смеёшься, а мне... Ведь это с умыслом сделано: Егорка и ростом, и статью — Неждан. И стрижены одинаково, и бороды белые, у одного по молодости, а у другого от старости...

— Да, Полувий, это не самое лучшее твоё действо! Ты — доверенное лицо хозяина, я — тоже. Тебе поручили своё дело, вот его и делай. А у меня с Нежданом другое. И иной раз не только с Разбойным связываться приходится.

— Так ведь я думал, как лучше. Вдруг этот человек из Разбойного! А мы всё около плахи ходим...

— Да, кроме всего прочего, ты и трус никак?

— Не обижай, воевода...

— Ладно... Будут сомнения, приходи запросто. А Неждану я доверяю, как себе. Ежели ещё чего нет, можешь идти.

— Есть, Клим Акимыч. Доглядчик из Новгорода прибегал...

— Зови сюда.

— Кроме меня, он никого знать не должен. Да и ушёл уже. А мне грамоту оставил. Хозяин приказывал всё показывать тебе. Вот она. — Это был довольно большой пергамент, с двух сторон исписанный мелкой скорописью.

Клим принялся читать, а Кролик ушёл, пообещав вернуться перед обедом. Это был страшный документ о величайшем злодеянии государя и его опричного войска, совершенном на Новгородской земле. Чувствовалось, что пергамент писал священнослужитель, он особенно подробно останавливался на издевательствах над монахами и священниками. Читать было страшно, хотя Клим уже обо всём этом слышал. Пожалуй, новым было описание надругательств над жёнками и монашками[1]...

Вернувшегося Полувия Клим спросил, верит ли он во всё написанное. Кролик развёл руками:

— Там же и в начале и в конце клятвенно написано, что всё сказанное было на его глазах, и Господь спас его от смерти только для исповеди на бумаге. Нельзя не верить!

— Тогда плохо наше дело, брат Полувий. Не ровен час, пожалует сюда государь и придётся нам помогать опричникам.

— Упаси Господи! Мы ж крещёные!

— Там у государя некрещёных нет!.. Ты вот что скажи: твои доглядчики говорили что про Изверга?

Кролик наклонил голову и хмуро произнёс:

— За такие разговоры язык режут и разогретый свинец в ухо льют.

— За твою грамоту Новгородскую голова тоже не удержится на вые, и наша большая забота — плаху подальше обойти. Так был разговор? Поймали, ловят, куда ушёл? Запомни: я должен такое знать, таково распоряжение хозяина.

— Знаю. Но мне приказано слушать доглядчиков, а вопросы не задавать... Об нём доглядчики неохотно говорят. Смущает он народ, из-за него идут на гибель, а сам хитёр — от всякой погони уходит. Уж ловят его, стараются. Государь за поимку серебро обещал!.. Ушёл он будто бы на Псковщину, там в пещерах прячется.

— Ещё что слыхал, выкладывай! Всё очень важно.

— Дальше сказки разные. Будто накрыли его с друзьями в лесной землянке. Всех повязали, а он ударился о сыру землю, превратился в сокола и был таков!

Из беседы с подьячим Клим сделал вывод: надо немедля отправляться, вероятнее всего, во Псков. Окончательное решение за Нежданом.

Теперь предстоял разговор с Медведем. Клим верил в преданность этого воя, но всё ж задумался: как он поведёт себя, узнав о предстоящем деле? Потому решил повременить и не открываться полностью. А Савву попросил отобрать самых верных, самому проверить каждого воя и коня, а десятникам, как говорится, — гвозди на подковах пересчитать. Запаса взять на пять дён без обоза.

Клим вновь уединился с подьячим, который принёс ему описания сёл и постоялых дворов по трактам от Старой Руссы на Псков и Великие Луки и из Пскова до Великих Лук. Теперь Кролик знал: воевода не сегодня-завтра исчезнет.

Появился Неждан; на этот раз на его коне сбруя была куда беднее прежней. И в ту же ночь Клим, Неждан и полусотня Медведя покинули заезды. Порядка для Клим вечером заглянул к тысяцкому, но тот ещё не возвратился. Доложил его товарищу, что выбыл на седмицу по делам хозяина.