Огненный суд

Глава 9

– Мой муж, – сказала Джемайма, сидя за туалетным столиком на Пэлл-Мэлл и рассматривая свое отражение в профиль в зеркале, – удачливый человек.

И Мэри, чье отражение дрожало и смещалось позади отражения хозяйки, отозвалась, как искаженное эхо:

– Да, миледи, хозяин очень удачлив. Не сомневаюсь, он сам это знает.

«Да, – подумала Джемайма, – а когда мой отец умрет и Сайр-плейс и все остальное станет моим, он будет еще удачливее. Благодаря мне». Когда отец умрет, ее муж станет управлять Сайр-плейс и всем остальным. Включая свою жену, если только она не научится искусству управлять им.

Окончив туалет, она спустилась по лестнице, держась за перила одной рукой, а другой опираясь на Мэри. На ней было платье из серой тафты, строгое, но элегантное, и кулон с бриллиантом размером с голубиное яйцо. Мэри уложила ей волосы, припудрила лицо и украсила его мушками.

Вместо того чтобы пойти сразу в столовую, где уже слышался гул голосов, она спустилась в кухню. Ее встретили запахи предстоящего ужина, и ее затошнило. Она положила руку на живот. Неужели она беременна?

На кухне птицы вращались на шампурах над огнем, шипел жир, капая на жадное пламя. Кухарка и посудомойка присели в реверансе. Хал, кучер, снял шляпу и поклонился, а мальчик, сын Хала, попытался спрятаться за дверью в посудомойню, но Хал вытащил его оттуда и надавал таких пощечин, что тот ударился о стену. Лимбери не держали в Лондоне большой штат, и все их слуги были сейчас в кухне, кроме Ричарда и Хестер, прислуживающих за столом наверху, и садовника.

Джемайма молча и пристально смотрела на них. Она обычно посылала Мэри с распоряжениями. Но не вредно и самой показаться на кухне, даже если не хочется. Брак – это контракт, объяснял ей отец, и она готова исполнять свои обязательства, даже если муж даст слабину.

Дать слабину. Какое ничтожное, пустое, глупое выражение!

– Итак? – сказала она.

Кухарка снова сделала реверанс:

– Да, миледи. Все идет как надо.

Она задержала взгляд на кухарке, как учила ее мать когда-то давно в Сайр-плейс, а потом посмотрела на все повернутые к ней лица поочередно.

– Цесарка превратится в угли, если вы не досмотрите.

Кухарка придушенно вскрикнула и бросилась к очагу. Не произнеся больше ни слова, Джемайма оперлась на руку Мэри и отвернулась. Поднимаясь вверх по лестнице, она ощущала, если не слышала, как в кухне все выдохнули с облегчением.

В холле она остановилась в нерешительности. Она не видела Филипа с тех пор, как он заходил к ней накануне днем. Хотя утром он прислал слугу узнать, будет ли она обедать с ними сегодня. Она не любила встречаться с незнакомыми людьми, даже у себя дома. Ей также не хотелось видеть Филипа.

Словно уловив тревогу хозяйки, Мэри тронула ее за руку и прошептала:

– Вы прекрасно выглядите, миледи. Не припомню, чтоб вы выглядели лучше.

В столовой джентльмены встали и поклонились, когда она вошла, а Ричард тотчас ринулся к ней, чтобы предложить помощь. Ричард был лакеем Филипа, еще из прошлой жизни, до их женитьбы. Он был одет в ливрею и носил вставные зубы и потому выглядел респектабельно. Мэри говорила, что он ненавидит вставные зубы, поскольку они натирают десны.

Джемайма присела в реверансе и позволила проводить себя к столу.

– Моей жене нездоровилось в последние дни, – сказал Филип, – но она не могла остаться в постели, узнав, что вы будете у нас обедать, сэр Томас. И наш дорогой друг Громвель тоже.

– Какой очаровательный бриллиант, – сказал Громвель, глядя c восхищением, но уважительно в направлении груди Джемаймы. Несмотря на свою неприязнь, она вынуждена была признать, что он был высоким привлекательным мужчиной. Когда-то он был богат, но теперь его средства значительно сократились. – На миледи Каслмен был похожий на днях, но не столь совершенный. И к тому же не такой крупный.

– Это принадлежало моей матери, – холодно произнесла Джемайма, равнодушная к его попытке обворожить ее. Когда они встречались в последний раз в Клиффордс-инн, он и не пытался быть обходительным.

– Просто потрясающе, – пробормотал он, оставляя всех гадать, относился ли комплимент к бриллианту или к ее груди.

Сэр Томас прочистил горло и отважился высказать пространное и полное тонких деталей мнение, которое, хотя поначалу было не совсем ясным, все же предполагало, что это обладатель бриллианта украшал его собою, а не наоборот.

Филип улыбнулся, глядя на нее с обожанием ласковыми карими глазами. Такая улыбка была призвана растопить ее сердце, и, когда он начал за ней ухаживать, ее сердце растопилось помимо ее воли.

– Люциус прав, любовь моя, – сказал он, – и сэр Томас тоже, ты прекрасно выглядишь сегодня, прекраснее, чем когда-либо, если такое вообще возможно.

– Как можно улучшить совершенство? – вопросил Громвель. Его манеры были обходительны, но, как и его желтый костюм, слегка старомодны. – Но миледи это удалось. Она обладательница двойного чуда, чуда природы и логики.

– Изволите шутить, сэр, – сказала она рассеянно, и ее губы дрогнули в подобии улыбки.

– Я никогда не шучу по поводу священных вещей, мадам.

«Ах ты, паразит!» – подумала она, улыбнулась и кивнула, а джентльмены рассмеялись и подняли бокалы в ее честь. Отдав долг вежливости, они вернулись к своему разговору.

– Я и не представлял, что вы будете слушать дело о Драгон-Ярде, – сказал Филип, обращаясь к сэру Томасу. – Какое совпадение. – Как Джемайме было хорошо известно по горькому опыту, он обладал способностью говорить самую нелепую и очевидную ложь с такой уверенностью, что она становилась истиной, не требующей доказательств. – Вызывает восхищение, что вы, судьи, заседаете из любви к стране и к городу, а не ради золота. Вы будете служить образцом для будущих поколений. – Он поднял бокал. – Тост. За здоровье и процветание наших судей Пожарного суда.

Они торжественно выпили, и тут в дверях появилась Хестер с цесарками, перед подачей на стол политыми соусом. Джемайма попробовала кусочек и заключила, что мясо отлично прожарилось. Это ее порадовало, так как еда, подаваемая у нее за столом, была предметом ее гордости, как и другие вещи, которые принадлежали ей.

– Я иногда сам посещаю слушания, сэр, – сказал Громвель. – Не то что у меня какой-то личный интерес. Как вы понимаете, меня интересует само качество решений.

– Вы юрист, сэр? – спросил сэр Томас. – Кажется, не имел чести видеть вас в суде.

– Никогда не практиковал, сэр. Однако в молодости провел много полезных часов, изучая юриспруденцию, и, как мне кажется, сохранил способность оценить обоснованное дело и взвешенный вердикт. – Он отвесил поклон сэру Томасу.

Джентльмены закусывали, выпивали и снова выпивали. В комнате становилось теплее. Сэр Томас был вынужден удалиться за ширму – облегчиться. Джемайме хотелось посмеяться над ними, над этой пародией дружбы, но вместо этого она нехотя ела и улыбалась комплиментам, которые ей бросали, как объедки суке под столом. Время от времени, как следует хорошо воспитанной хозяйке, она задавала вопрос – но не для того, чтобы что-то узнать, а чтобы предоставить собеседнику возможность блеснуть в ответе. Но к Громвелю она не обращалась.

Позже – через полчаса? час? – беседа вновь вернулась к Пожарному суду.

– Это не суд общего права, – говорил сэр Томас явно для нее, – однако наши решения имеют силу закона и могут отменять такие положения, которые обычно считаются неприкосновенными. Например, договоры аренды и контракты, касающиеся имущества.

– И если я правильно вас понимаю, сэр, – вставил Громвель с видом прилежного ученика, – ваши решения не создают прецедента и применимы только в отношении рассматриваемого иска.

– Точно. – Сэр Томас рьяно закивал и протянул бокал для добавки. – Вы совершенно правильно меня поняли, сэр. – Он лучезарно улыбнулся Громвелю. – Если позволите, юриспруденция только потеряла оттого, что вы решили применить свои силы в других отраслях знания. Наши усилия просто направлены на то, чтобы помочь Лондону вернуть свою славу как можно скорее, на благо городу и королевству в целом. – Он стукнул кулаком по столу. – Да что уж – всему миру. Разве наша торговля не охватывает весь земной шар и не обогащает все, к чему прикасается?

За этим последовал еще один тост, после чего Филип произнес, улыбаясь:

– И если все пойдет хорошо, сэр, при мудрой помощи судей мы не только восстановим Лондон. Мы приумножим его славу на грядущие столетия.

– Я полагаю, Драгон-Ярд станет частью этого, – сказал Громвель. – Так, Филип? Конечно, если на следующей неделе будет принято решение в вашу пользу.

«Вот оно, – подумала Джемайма, – наконец-то мы достигли цели этого утомительного застолья».

Громвель обратился к судье:

– Я изучил планы. Какой превосходный проект, сэр! Это будет самый благородный район с домами первого класса, спроектированными и построенными таким образом, чтобы они были защищены от будущих пожаров. Безопасные, просторные – украшение города. К тому же все это на благо населению и торговле, как я понимаю. Откроется новый проезд на Чипсайд, что избавит от заторов на дорогах.

У Твиздена сделалось серьезное лицо. Он стал похож на раскрасневшегося сыча.

– Без сомнения, сэр, без сомнения. Хотя все это потребует значительных вложений.

– Не станем утомлять сэра Томаса деловыми разговорами. – Филип улыбнулся всем сидящим за столом. – Не сыграть ли нам партию-другую в карты, сэр?

Судья преисполнился радостью:

– Если ее светлость не станет возражать. Ну и Громвель, конечно, тоже.

– С превеликим удовольствием, – отозвался Громвель, улыбаясь. – Как насчет лантерлоо? И может, начнем с шиллинга или двух?

– Почему бы и нет? Это добавит азарта, не так ли?

– Думаю, сэр, – сказала Джемайма, – если вы не возражаете и если сэр Томас и мистер Громвель не сочтут меня неучтивой, я оставлю вас наслаждаться игрой.

– Разумеется, они вас простят, любовь моя, – сказал Филип. – Вы еще не совсем оправились. Вам нельзя переутомляться. Мы можем играть как вчетвером, так и втроем. Ричард! Пошли за Мэри, пусть она поможет хозяйке подняться по лестнице.

Через пару минут Джемайма удалилась. Сэр Томас так низко поклонился ей, что наткнулся на стул и чуть не упал.

– Все хорошо, миледи? – ласково поинтересовалась Мэри, когда они поднимались по ступеням.

– Вполне хорошо.

Джемайме хотелось добавить «для твоего хозяина», но она удержалась. Она могла побиться об заклад, что Филип заранее узнал о страсти Твиздена к лантерлоо и что он договорился с Громвелем о том, чтобы судья выиграл у каждого из них фунт или два.

Когда сэр Филип Лимбери за ней ухаживал, он казался человеком импульсивным, а его любовь к ней казалась такой же чистой и искренней, как само солнце. Однако вскоре после свадьбы она узнала, что он почти ничего не делал случайно. Практически во всем, что он говорил или делал, была цель. Иногда их было несколько.

Когда она уселась в свое кресло у окна и дверь в комнату закрылась, она подозвала Мэри.

– То другое дело. Ничего? Уверена?

– Да, миледи.

– Слуги должны знать. Им всегда все известно. А Ричард? А Хал?