Огненный суд

Глава 47

– Следуй за ними, – велел я Сэму.

– Но, хозяин…

– Ступай! – рыкнул я, внезапно разгневавшись на него. – Или катись к черту! Все одно.

Я оттолкнул его и, пробив путь сквозь толпу, собравшуюся перед канцелярской лавкой, вошел внутрь. Войдя, я оглянулся. К моему облегчению, Сэма не было видно. Мне чертовски повезло, если на этот раз он послушался меня. Калека не может бегать вверх по лестнице. Я не хотел быть ответственным еще и за его смерть, помимо смерти Кэт.

Крытый коридор вел к лестнице и к двери в переплетную мастерскую. Мастерская мне была ни к чему, и я стал подниматься по лестнице так быстро, как мог. Боль от ожогов и скованность конечностей меня тормозили.

В воздухе висел дым, но не так много, чтобы затруднять дыхание. Однако чем выше я поднимался, тем дым становился гуще, а жар сильнее.

Пламени не было. Пока еще. «Только не огонь», – подумал я, и в моей памяти всплыло лицо Челлинга, когда я видел его в последний раз: когда он умирал среди языков пламени.

Я закрыл плащом рот и нос. Я взбирался выше и выше, пока лестница не кончилась. На верхней площадке была единственная дверь, закрытая. На вид крепкая, но и она не сможет удерживать огонь бесконечно. Вокруг дверной коробки уже было видно оранжевое свечение.

Я дотронулся до щеколды. Железо так нагрелось, что мне пришлось обмотать руку плащом, чтобы поднять щеколду.

За дверью был огненный туннель. Повалил дым. Признаков присутствия Кэт не было Раздался сильный треск, и одно из окон вывалилось наружу. Пламя устремилось через проем к небу.

Меня охватил страх, и похолодело в животе. С одной стороны, я думал, что история повторяется, и я снова в комнате Челлинга, и на этот раз огонь сотворит со мной еще более страшное.

С другой стороны, времени думать о чем-либо просто не было. Мои действия были никак или почти никак не связаны с той частью меня, которая была напугана. Прикрыв лицо плащом, я осторожно двинулся через длинную комнату к двери напротив. Хвала Господу, доски пола выдерживали мой вес. Дверь была заперта на засов. Сдвигая засов, я забыл обернуть руку плащом и обжегся. Я закричал от боли, выпустив воздух, остававшийся в моих легких.

Я почувствовал запах паленых волос. Загорелся мой парик с правой стороны. Волосы шипели и извивались от жара. Я сорвал с головы парик вместе со шляпой и швырнул их в огонь.

Эта комната была меньше, чем первая, и в ней была еще одна дверь напротив. Здесь воздух был чище. Окна исчезли, как и часть потолка. В углу виднелся обуглившийся остов кровати. Горели балки на потолке и доски пола. Я поднял голову и увидел небо. Черепица трескалась от жара и падала вниз на обломки кровати. По оставшимся стропилам бежали струйки огня.

Я накрыл плащом голую голову, пытаясь защитить еще не зажившую кожу от страшного жара. Балки, несущие пол, остались неповрежденными, только две, что были рядом с камином, тлели и обугливались. Я сделал вдох и закашлялся. Потом перепрыгнул с одной балки на другую. На двери в конце комнаты не было щеколды. Я дернул дверь, и она отворилась.

Наконец вот она, Кэт. Стоит ко мне спиной, опираясь об оконную раму. Меня наполнила радость. В душе я боялся, что ее уже нет в живых.

Я позвал ее по имени, переступая порог и закрывая за собой дверь. Сюда пламя еще не добралось. Комната оказалась уборной. Кэт пробила неровное отверстие в стекле и проковыряла дыру в свинцовой обрешетке. Ее голова и плечи были снаружи.

Она не заметила, что больше не одна. Я дотронулся до ее бока. Она тотчас обернулась. Я увидел, как у нее в руке сверкнул нож. Она была не похожа сама на себя. Лицо белое, кожа на лбу натянута, зубы оскалены.

Я услышал, как падают балки и черепица и усиливается рокот бушующего огня.

– Река, – сказал я ласково, как разговаривают с напуганным ребенком или нервным животным. – Единственный выход.

– Нет, – прошептала она. – Лучше я останусь здесь.

– Нужно прыгать. – Я сбросил плащ, скинул камзол, и он упал на пол. – Снимите туфли.

Она сделала движение, словно собираясь броситься на меня с ножом. Я отступил, насколько было возможно в таком тесном помещении. Спиной я чувствовал жар огня и слышал алчное потрескивание пламени.

– Кэт…

– Я не могу, – сказала она. – Вы прыгайте.

– Не валяйте дурака.

– Не буду. – Она топнула ногой, как капризный ребенок. – Я не умею плавать. И ненавижу воду.

Я схватил ее за руку и скрутил ее. Она попыталась меня укусить. Она лягалась. Но я держал крепко, пока она не выронила нож. Я обхватил ее и подтащил к окну.

Уборная стонала. Дерево трещало и трескалось. Каморка раскачивалась, пока не повисла под углом чуть ли не в сорок пять градусов. Нас отбросило к наружной стене рядом с окном. Стена проседала и скрежетала.

Перебирая руками и подтягиваясь, Кэт двигалась вдоль скамьи, пока не ухватилась за дыру в сиденье. Я двигался за нею. Моя рука появилась рядом с ее рукой, мы соприкасалась. Мы смотрели друг на друга, близкие, как любовники или как смертельные враги. Я видел, как побелели костяшки наших пальцев.

Уборная вздохнула и раскололась на куски, как грецкий орех. И рухнула в реку дождем обломков.

Пока мы падали, я закрыл глаза.

Огонь, река, рухнувшее здание окружили меня своими звуками. Когда мое тело упало в воду, раздался шлепок. Какие-то твердые предметы били меня. Раздались крики. Вода была страшно холодной – меня парализовало. Река затянула меня под воду и перевернула, а потом…

Я ударился обо что-то плечом. Удар был такой силы, что я ушел под воду, где течение играло со мной, как мальчишка, мучающий кошку, или кошка, мучающая мышку. Потом река перевернула меня и швырнула на опору моста. Я съежился, пытаясь защитить руками голову. Течение трепало и крутило меня. Оно освободило меня на секунду, а потом перебросило через водослив, устремленный вниз по течению от моста.

Вода была такой холодной, что у меня перехватило дыхание. Я захлебнулся и поспешил выплюнуть воду, пока она не попала в легкие. Я не мог всплыть на поверхность. Мне было нечем дышать.

Я почувствовал острую боль в правом бедре, не задетом огнем, она пронзила ногу до колена. Казалось, мою грудь вот-вот разорвет. Потом еще один удар, словно молотом, сильнее остальных, по моему согнутому позвоночнику. Река медленно убивала меня.

Потом – с чудесной внезапностью – все кончилось. Я бултыхался в спокойной воде, ниже по течению от моста. Я выплыл на поверхность и набрал свежего воздуха в легкие. Меня несло течением, но гораздо медленнее, чем раньше. Я перевернулся на спину. Над головой был серый купол неба.

Где же Кэт? Я перевернулся и стал крутить головой. Я был ближе к северному берегу реки. Дома на мосту возвышались надо мной, как скалистые утесы. Люди указывали на меня и беззвучно открывали и закрывали рты. Кэт не было видно.

Я плавал туда и обратно. Во мне нарастало отчаянье. Я звал ее по имени. Моя грудь вздымалась, мне был нужен отдых. Я барахтался, делая глубокие вдохи. Боль в груди медленно утихла, но не отчаянье, которое я испытывал. Я убил ее. Я подвел ее. Она бы никогда не оказалась здесь, если бы не я.

Слава Всевышнему. От пристани Биллингсгейт отчалила лодка. Мужчина на корме указывал в мою сторону.

На миг волна подняла меня. Я увидел маленькую руку, которая показалась из воды. И тотчас исчезла.

С неожиданным приливом энергии я поплыл к месту, где показалась рука. Вода была мутной; проходя под мостом, она становилась мутнее и грязнее, чем была выше по течению. Растопырив пальцы, я шарил руками под водой. Я ничего не видел и не ощущал. Я выплыл на поверхность, набрал воздуха и снова нырнул.

Моя левая рука нащупала что-то. Я поплыл дальше вниз по течению и дотронулся до чего-то, похожего на руку. Она ускользала от меня. Я успел ухватить ее левой рукой. Я поморщился от боли от ожогов, вызванной напряжением мышц. Я подтянул ее ближе, и правой рукой нащупал контуры тела Кэт.

Я сделал толчок ногами и вытащил ее на поверхность. Тяжело дыша, я лег на спину, работая ногами. Она, неподвижная, колыхалась рядом. Я попытался притянуть ее к своей груди.

Ее глаза были закрыты. Кожа на одном плече поцарапана, на другой руке – порез. Распущенные испачканные волосы плавали по воде.

Я легонько ее потряс. С таким же успехом я мог трясти мокрый матрас.

Меня охватило отчаяние. «Бог мой, – подумал я, – ведь она же мертва».