Молодой Александр

РАЗРЫВ

Античные авторы сообщают, что источником раздора была женская половина дома[662]. На тот момент Филипп женился уже шесть раз. Одна из царских жен, Никесиполис, умерла вскоре после рождения Фессалоники, и неясно, кто из остальных, кроме Олимпиады и, вероятно, Меды, оставался в живых, но положение Александра давно сделало его мать самой влиятельной из цариц, и она потеряла бы больше всех, лишившись благосклонности супруга. Примерно в 337 году до н. э. в этой шаткой обстановке появилась еще одна жена. Клеопатра была молодой македонянкой знатного происхождения, племянницей и подопечной царского сподвижника Аттала. Древние историки говорят, что Филипп «влюбился в девушку, когда был уже в неподходящем для того возрасте»[663]. Афиней, писавший в начале III века н. э., но опиравшийся на более раннюю биографию Филиппа, сообщает, что «он разрушил всю свою жизнь», когда привел в царскую семью Клеопатру[664]. Новый брак разворошил осиное гнездо тревог, ревности и неуверенности других жен, в первую очередь Олимпиады. Клеопатра воспринималась как откровенная угроза установленному порядку.

В Древнем мире браки заключались как деловое соглашение. Они не имели отношения к делам сердечным, главным считалось деторождение и социальный статус. И хотя нет оснований сомневаться в том, что Филипп влюбился, скорее всего, за этим союзом стояли более веские причины. Во-первых, молодая жена давала шанс произвести на свет больше сыновей. В этом отношении Филипп, насколько известно, не мог слишком похвастаться: у него было всего два сына (Александр и Арридей), один из которых (Арридей) неспособен был самостоятельно править, и три дочери (Киннана, Клеопатра и Фессалоника). Учитывая новую и важную роль Александра в войске, ему, очевидно, суждено было сопровождать Филиппа в Азию; и, хотя это лишь предположение, трудно представить, что его можно было убедить отказаться от грандиозного военного похода и остаться дома. Многочисленные грядущие войны неизбежно подвергли бы риску и царя, и царевича, и Спутники могли беспокоиться о сохранении дома Аргеадов. Позже, когда сам Александр стал царем, Спутники убеждали его жениться перед отъездом в Азию[665]. Во-вторых, важно рассматривать Клеопатру в контексте общей брачной стратегии Филиппа. Каждая из его предыдущих шести жен принесла ему политическую выгоду, и вполне вероятно, что этот последний брак также подразумевал некую практическую цель.

За 20 с небольшим лет Филипп преобразовал Македонию. Его политика строительства государства и армии укрепила и изменила царство до неузнаваемости, взрастила новое чувство национальной гордости среди его населения. Но все это подрывало власть старых аристократических семей и, возможно, привело к затянувшемуся недовольству. Филипп, похоже, намеренно избегал женитьбы на македонянке, чтобы не отдавать предпочтение какой-либо одной семье. Теперь он либо чувствовал себя в достаточной безопасности, либо пытался уладить внутренние разногласия внутри царства, совершив символический акт, который ставил македонян на первое место в царском доме[666].

Предпочтение, которое Филипп оказывал Клеопатре, наряду с присутствием новой и влиятельной македонской фракции в царской семье, в некоторой степени оправдывает опасения Олимпиады. Чтобы подчеркнуть ее обиду, Арриан высказывает предположение, что Клеопатра, став женой Филиппа, сменила имя на Эвридику[667]. Это было обычным делом в царственных браках, но выбор имени имел большое значение: Эвридика, мать Филиппа, возможно, умерла незадолго до появления Клеопатры, и принятие ее имени могло указывать на стремление новой жены занять влиятельное положение матриарха семьи. Александр был предан матери, и, очевидно, это заставило его думать не о масштабных политических и социальных проблемах, беспокоивших Филиппа, а об оскорблении матери и перспективе появления еще одного наследника мужского пола. Между отцом и сыном вспыхивали ожесточенные ссоры[668]. А поскольку царь вот-вот должен был надолго покинуть дом, положение Олимпиады при дворе было камнем преткновения. Александр готов был сражаться за то, чтобы оно оставалось главенствующим. Ставки были высоки, не стоит забывать и о вечном страхе перед узурпацией власти, и о непостоянстве благосклонности двора. Вскоре во дворце закипели страсти.

Апогей конфликта наступил уже на свадебном пиру. После простой официальной церемонии, состоявшей в том, чтобы мечом рассечь буханку хлеба, оба супруга съели ритуальные ломти, а затем начался настоящий пир[669]. Все уже изрядно напились, когда поднялся Аттал, чтобы произнести тост. Он призвал македонян просить богов о том, чтобы новобрачные произвели на свет законного наследника. Слова были подобраны откровенно неудачно. Александр, полумолосс, бесстрашно защищавший свою мать и настороженно относившийся к переменам в своем положении, отреагировал немедленно. «А как же я, негодяй! – закричал он. – Ты принимаешь меня за ублюдка?» В ярости он швырнул чашу в Аттала. Филипп, по словам Плутарха, вмешался, обнажив меч не против Аттала, а против Александра. К счастью, он был слишком пьян, а потому споткнулся и упал, не успев подобраться достаточно близко, чтобы использовать оружие. Александр насмехался над ним, говоря: «Смотрите, люди! Вот тот, кто готовится к походу из Европы в Азию, но неспособен перейти с одного ложа на другое»[670]. Это взрывной эпизод. Действия Филиппа нельзя сбрасывать со счетов, как пьяную выходку, скорее всего, это была кульминация утомительного противостояния между ним и сыном. После завершения пира Александр и Олимпиада немедленно покинули двор, отправившись в добровольное изгнание, их честь и статус были поставлены под сомнение, и они уехали в Эпир. Филипп не спешил с примирением и преодолением раскола в царской семье, и обида нарастала с обеих сторон. Близкие отношения Филиппа и Александра так никогда и не восстановились.