Сокровища ханской ставки

Глава двенадцатая. Семейная реликвия

Сергей Сергеевич Воронцов смотрел на полковника Лукова сердито, шевелил бровями, супился.

– Ты все сказал? – спросил он сурово, когда Луков умолк.

– Да вроде все, – отвечал полковник, – а впрочем, если понадобится, то и для протокола добавить могу. Если, к примеру, одной прослушки недостаточно будет.

Полковник с детства не лез за словом в карман, а с возрастом это его ехидное свойство только усилилось. Вероятно, именно поэтому он закончил службу всего только полковником, хотя по талантам и в генерал-лейтенанты мог выбиться. Так, во всяком случае, считал его старший друг и начальник генерал Воронцов.

– Язык твой – враг твой, – частенько говаривал он Лукову. – Засунь его себе в службу тыла и помалкивай, когда не спрашивают. А и когда спрашивают, тоже особо не распинайся. «Так точно» и «слушаюсь» – этим твои речи и должны ограничиваться. Болтать по душам ты с подследственными будешь, а с начальством должен быть чуть умнее еловой дубины… Иначе не видать тебе генеральских погон, как своих ушей.

Но, однако, Луков его не слушался, при всяком случае норовил свое мнение показать, следствием чего и явилась прискорбная задержка по службе и выход на пенсию в чине всего только полковника. Впрочем, и это было неплохо, потому что полковничья пенсия в КГБ – это как армейская генеральская, то есть деньги очень даже приличные.

– Ну, это если один живешь, – сурово уточнял Луков. – Или, к примеру, с женой-старушкой, которая даже трусов новых себе не покупает, потому что за возрастом некому их с нее снимать. А если у тебя двое детей и трое внуков, из которых один болен, а остальные сидят на ипотеке и работают на трех работах каждый… Вот тут, брат Сережка, оказывается, что пенсия моя генеральская – просто плюнуть и растереть.

– Ну, ты, Сашка, ври да не завирайся, – окорачивал его генерал. – Во-первых, пенсия у тебя такая, что многие работающие такую бы зарплату мечтали иметь. Во-вторых, насчет ипотек. Ты советские времена вспомни. Там люди десятилетиями на улучшение жилищных условий стояли, по три поколения в одной квартире ютились. И это еще хорошо, если в отдельной. Мы-то с тобой и бараки застали, и коммуналки, и общаги разновсякие. И ничего, жили люди, никто на большую пенсию не жаловался.

Луков хмыкал. Эвон чего вспомнил: бараки, коммуналки. Он бы еще пещеры первобытных людей вспомнил или каменные топоры вместо пистолетов! Это все когда было – в незапамятные времена. А сейчас вон прогресс куда ушел – у каждого смартфон, а в смартфоне целый мир. Хочешь, книги читай, хочешь, музыку слушай, хочешь, кино смотри. Или в музей пойди – виртуальный. В космос уже не космонавты летают, а обычные туристы – из тех, что побогаче. А люди по-прежнему от зари до зари трудятся, чтобы по квартире ипотеку выплатить. И при этом у некоторых олигархов яхты по полмиллиарда долларов и самолетов личных целая эскадрилья. Нехорошо это, неправильно.

– Вот как был ты, Сашка, диссидентом, так диссидентом и остался, – сердился Сергей Сергеевич. – Ты вообще с такими взглядами революционными чего на службу в КГБ пошел?

– А чтобы социалистическую законность восстановить, – отвечал Луков. – У меня отца ни за что ни про что репрессировали. Вот я и решил помочь Никите Сергеевичу разогнать всю эту малину, да так, чтобы органы наши были примером всему миру, а не пугалом огородным.

Воронцов только руками разводил: вот, нашел себе пугало! Да КГБ во всем мире боялись. Боялись и уважали. И до такой степени, между прочим, что в пятидесятые годы американские генералы из окон сигали с криком: «КГБ идет!»

Во-первых, не КГБ, а красные, отвечал полковник. Во-вторых, не генералы сигали, а один только всего генерал, он же министр обороны США. И в третьих, что нам за радость, чтобы нас боялись? Его мнение такое – не бояться должны, а уважать и любить.

– Вот они нас и любили в девяностые – при Горбачеве и Ельцине, – кивал Воронцов. – Уж так они нас любили, до сих пор звон в ушах стоит. Только недавно разгибаться стали потихонечку да с колен вставать от той любви. Нет, Сашка, враг есть враг, и нечего тут с ним хороводы водить, ни к чему хорошему, как показывает опыт, это все не приводит.

Луков только рукой махнул и домой засобирался: разговоры эти вели они не первый раз и толку от них никакого не было. Ну, даже, предположим, взял бы генерал его сторону и во всем бы с ним согласился – что дальше? Люди от этого что, лучше бы жить стали? Его собственные дети и внуки, которым, сколько он ни бейся, а помочь не в состоянии… Нет, если хочешь жизнь изменить, тут надо не с генералом разговаривать, а с полковником. Вот только сидит тот полковник высоко, смотрит далеко, и Александра Анатольевича Лукова со всеми его гуманистическими идеями никто к нему не подпустит.

Так, обуреваемый грустными мыслями по обустройству России, которые сам Александр Анатольевич звал стариковскими прожектами, добрался он до собственной квартиры. Несмотря на почтенный возраст, зрение у Лукова оставалось орлиным. С таким зрением, шутил он, хоть обратно на службу поступай – в снайперы. Однако шутки шутками, а зрение в этот раз не подвело его и, возможно, спасло от серьезных проблем.

Вы конечно, спросите, что значит слово «проблемы» в представлении отставного полковника спецслужб? Ответить на это легко: серьезная проблема – это когда тебя на тот свет отправляют, на встречу со святым Петром. Все остальное – лишь досадные мелочи, в крайнем случае, неприятности.

Приблизившись к двери и вытаскивая уже ключи из кармана, вдруг увидел полковник Луков, что замок его двери слегка поцарапан. Ключами таких царапин не сделаешь, тут чем-то другим шуровали. Ясно как день, что в квартиру его вошел взломщик, при этом, похоже, взломщик неопытный.

Луков застыл на несколько секунд, обмысливая ситуацию. Словечко это, «обмысливать», почерпнул он, кажется, у Солженицына еще в те годы, когда тот был не лауреат никакой и не патриот отчизны, а отщепенец и идейный враг. Очень оно тогда полковнику понравилось своей картинностью. Он обычно так и делал, то есть именно что обмысливал, подходил к проблеме с самых разных сторон. Правда, голова у полковника работала с реактивной скоростью, иными словами, пока у обычного человека рождалась всего одна мысль, да и то хромая и кургузая, перед Луковым проходила целая рота размышлений, ровных, крепких и хоть сейчас готовых в бой.

Итак, что мы имеем? Первое – кто-то пытался взломать дверь его квартиры. Проще всего, наверное, было спуститься на этаж ниже и вызвать полицию, чтобы та повязала незваного гостя. Однако, судя по царапинам, субчик этот был человеком во взломе не очень опытный, так что может быть, ничего он и не взломал, а просто ушел домой, несолоно хлебавши. Таким образом, если вызвать полицию сейчас, можно оказаться в смешном положении старого беспокойного пердуна, которому чудится невесть что. А могут и штраф выписать за ложный вызов.

Следовательно, прежде, чем кого-то вызывать, надо убедиться, что вор находится в квартире. А как в этом убедиться? Правильно, войти в квартиру самому – благо, наградной пистолет у полковника всегда с собой, в пиджаке. Тут люди непосвященные скажут, конечно, что вор наверняка дверь за собой запер изнутри, чтобы его не беспокоили разные там хозяева квартир и прочие сомнительные старички. Но полковник знал, что запереть дверь его квартиры изнутри можно, только имея ключ. Никаких засовов и самозакрывающихся английских замков в доме у него не было. Таким образом, открыть-то вор квартиру еще мог, а вот запереть – вряд ли. Именно поэтому есть смысл незаметно зайти в квартиру самому, при поддержке верного ПМ[40], и спросить у грабителя, чем это он тут занимается?

Только действовать надо быстро, чтобы застать противника врасплох, а то он сдуру и в окно может сигануть. Второй этаж – высота небольшая: прыгнул – и был таков! Не хотелось бы, дамы и господа, взять и упустить врага, который имел наглость явиться грабить квартиру отставного полковника КГБ.

Голова еще только додумывала все эти мысли, а правая рука уже извлекла из пиджака пистолет. Взявшись за дверную ручку, полковник мягко и медленно на нее надавил. Дверь открылась так же мягко, медленно и совершенно бесшумно. Полковник затаил дыхание и направил пистолет прямо перед собой. Даже если вор услышал его и притаился в прихожей, рефлексы должны сделать свое дело. Собственно, чего тут делать, только на спусковой крючок нажать, уж на это его подагрические пальцы еще способны.

С другой стороны, нажимать на крючок не хотелось бы, совсем не хотелось. Что, если грабитель окажется безоружным, а он его из пистолета? Это, дамы и господа, явное превышение необходимой самообороны. Правда, в последнее время ходят упорные слухи о смягчении закона о самозащите. То есть типа как в Америке: если вдруг зашел незваный гость на твою территорию, защищаться можешь любыми способами – хоть кулаками, хоть из пистолета, хоть баллистической ракетой по нему ударь. Потому что, что он делает в твоем доме, этот незваный гость, если его никто не звал?

Но у нас, пожалуй, еще лет сто такой закон не примут, потому что традиции другие: типа, ударили по щеке, подставь другую. Но если на его, луковский взгляд, не надо бы так делать. Потому что уж больно много злого и дикого народа вокруг. Если каждому подставлять щеку, никаких щек не хватит, придется другие места подставлять, более, что ли, стыдные и болезненные.

Полковник уже стоял в прихожей и внимательно прислушивался. Квартира у него двухкомнатная, помимо того, есть еще кухня, санузел и кладовка. Очень важно понять, куда идти первым делом, чтобы враг не оказался у тебя за спиной.

Слух у полковника был похуже, чем зрение, но и такого слуха оказалось довольно, чтобы различить движение в гостиной. Что ж, спасибо, что не в туалете заперся добрый человек, есть некоторое пространство для маневра.

Луков прижал руку с пистолетом к печени – случись чего, так труднее его выбить из руки – и шагнул в гостиную. Диван был наполовину разобран, из его недр вывалилось одеяло и подушка, все шкафы, все ящики в комнате были раскрыты и выпотрошены. На полу валялась разбросанная одежда хозяина. Среди этой одежды сидел человек лет пятидесяти в сером костюме, устремив застывший взгляд куда-то в стену.

– Руки вверх! – отчетливо произнес полковник.

Человек медленно повернул голову к Лукову, глаза его были водянистые, голубые.

– Руки! – повторил тот.

Грабитель как-то нехотя поднял одну, правую руку.

– Обе руки, – сказал полковник.

Тот поднял и вторую – невысоко, примерно на уровне лица. Несколько секунд Александр Анатольевич изучал физиономию пришельца. В смысле волос белобрысый, черты лица правильные, хотя и слегка отекшие – видимо, злоупотребляет спиртным. Круги под глазами и килограммов двадцать лишнего веса, неравномерно распределенные по всему телу, подтверждали эту версию. Пьет, но не алкоголик, подумал полковник. Что называется, культурно употребляет. В целом же лицо неприметное, находка для шпиона.

– Ну, и что мы тут делаем? – осведомился полковник.

Лицо грабителя исказилось, словно бы от сильной боли.