Республика Августа

Август в Сирии

Получив знамена и пленников, Август отправился в Сирию,[342] страну столь любимых в Риме в ту эпоху пантомим. Он хотел реорганизовать взимание сирийских податей и разрешить некоторые затруднения, порожденные в Иудее политикой Ирода.[343] Хотя македонское завоевание принесло в Сирию учреждение греческого полиса и распространило в ней эллинизм, однако эта семитическая нация, чувственная, мистическая, индифферентная к политике, к войне, к философии, к суровым искусствам, жадная только до денег и наслаждений, работала, как после македонского, так и после римского завоевания, только над тем, чтобы поддерживать в мире то, что можно было бы назвать сирийской империей наслаждения, и сохранить первое место во всякой торговле, промышленности и профессии, касающейся удовольствия. Пользуясь крестьянами как полусвободными, класс мелких, очень интеллигентных собственников умел возделывать в своих знаменитых садах[344] самые превосходные плоды и самые сочные овощи; область Лаодикеи производила вино, которое вывозили даже в Индию,[345]ее знаменитые фиги,[346] сушеные сливы[347] и фисташки[348] вывозились во все страны света. Ремесленники были не менее ловки, чем рабочие. Тир и Сидон посреди стольких войн и политических переворотов сохранили свою старую славу своими ткацкими мастерскими, красильнями и производством стекла. Их пурпур ценился выше всякого другого.[349] Тир, несмотря на ужасную грязь своих узких густонаселенных улиц, полных красильнями, оставался хотя и заразной, но богатейшей столицей пурпура. В каждой из его красилен несколько рабочих <а часто и один) окрашивали пурпурные ткани, самые знаменитые во всем мире, а сирийские купцы затем всюду развозили их на продажу, извлекая из этой торговли большую прибыль. В древности не было более ловких и деятельных купцов; не довольствуясь вывозом местных продуктов, они привлекали к Сирии часть торговли Парфии, Китая и Индии со средиземноморскими странами.[350] Они основали также торговые дома и конторы по всему бассейну Средиземного моря; почти во всех приморских городах в эту эпоху были маленькие семитические колонии сирийских торговцев, как в более древнюю эпоху почти везде были поселения финикиян.[351] Одновременно со своими торговцами Сирия посылала во все богатые города танцоров, слуг, акробатов, музыкантов, мимов; большинство музыкантов, рассеянных по империи, как мужчин, так и женщин, были сирийцы; уроженками Сирии было и большинство куртизанок, особенно в Риме, где грациозные ambubaiae так нравились молодым людям, и не одной своей прекрасной игрой на флейте.[352] Таким образом, тысячью способами гибкие, умные и хитрые семиты Сирии во всех частях империи извлекали золото и серебро в обмен на наслаждения и роскошь; приобретенное богатство они снова тратили в Сирии на роскошь и наслаждения; но в этой вечной и утомительной погоне за удовольствиями, которую люди склонны были оплачивать на вес золота, в этом постоянном соприкосновении со сладострастием, которым наслаждались или приказывали наслаждаться, это общество, наконец, подверглось моральному вырождению. Эта страна купцов и судохозяев никогда не была способна усвоить ни одной из великих философских концепций, ни одной из великих политических идей, ни одного из великих художественных или литературных стремлений эллинизма, которые могли бы вести ее к более высоким целям. Ее литература состояла только из плохих греческих романов, наполненных волшебными, любовными и разбойническими историями, которые можно сравнить с наиболее грубыми из наших фельетонов. В Сирии пренебрегали великими искусствами, как-то скульптурой и архитектурой, требующими не только остроумия и ловкости, но и мощи духа и воли.[353] Религия там сводилась к тем эротическим культам, распространение которых мы уже видели в Малой Азии, и в грубой практике суеверия, в оргиях и скучных празднествах они расточали весь философский дух, который может поставить людей в соприкосновение с бесконечным.[354] Повсюду жизнь была легкой и несерьезной. Звуки кротал и систра усыпили остатки энергии и силы, на которых основывались республиканские учреждения греческого полиса. В сирийских городах не было более ни борьбы, ни партий; изобилие, развлечения, сладострастные культы, легкость сношений с богатыми классами — все это более, чем угрозы закона, поддерживало теперь порядок; сами крестьяне покорно подчинились теперь своему полу рабству, не бывшему, впрочем, тяжелым. Если неспокойный дух сирийцев вызывал по временам беспорядки, особенно в индустриальных городах, то они без труда успокаивались сами собой. Привыкнув к легкой прибыли, вся страна платила безропотно, с покорным безразличием свою подать, т. е. наибольшую часть сумм, необходимых для содержания римской армии. Она не жаловалась на подать и, однако, не отдавала себе отчета в том, что благодаря этой армии, охранявшей границы и обеспечивавшей мир, она может наводнять империю своими купцами, своими слугами, своими увеселениями и своими куртизанками.