Республика Августа

Общее возрождение доверия

Если недавно утвержденные законы в их совокупности приносили некоторое неудовольствие вельможам, то знать под управлением Августа снова начала управлять Римом и империей, причем осуществляла свою власть с большей легкостью, чем в другое время; у нее не было более ни риска, ни ответственности власти, а одни только ее привилегии. Средние классы также не имели поводов быть слишком недовольными. Благодаря покровительству вельмож и развитию земледелия, искусств и торговли его зажиточность увеличивалась. Он наконец получил то, чего долго домогался, — великие социальные законы, в которых хотел видеть начало новой эпохи, более счастливой, чем только что минувшая. Имперская администрация улучшилась; исчезли ужасные систематические грабежи эпохи Цезаря; управление провинциями было поручено богатым людям, которые, если не всегда были очень деятельны и очень умны, не имели нужды в грабеже своих подданных, для того чтобы засыпать золотом свою политическую клиентелу в Риме. Организация верховной власти в последние пять лет должна была также увеличить общественное довольство, Италия хотела наслаждаться выгодами монархии, т. е. продолжительностью и устойчивостью власти, не теряя привилегий республики, иначе говоря, юридического равноправия всех граждан, простоты церемониала, абсолютной свободы слова по отношению к могущественным лицам и безличности государства. Президентство двух лиц, избранных на пять лет, вместо принципата — одного на десять лет, имело две выгоды: оно заставляло надеяться, что правительство будет еще более сильным; два принцепса, если они согласны между собой, действительно должны были иметь более авторитета, чем один; кроме того, оно было ближе к республиканской традиции, так как продолжительность должности была меньше и принцип коллегиальности был сохранен. Все те, кто с самого начала восхищался новым режимом и находил его хорошим во всех отношениях, имели новое основание убедиться, что республиканская конституция была изменена только в некоторых, неважных пунктах. Если даже мир медленно должен был развязать бесчисленные оковы, которыми бедность во время гражданских войн связала несчастную нацию, то все, как в 27 г. до Р. X., готовы были с надеждой смотреть на будущее. В массах возродились мистические мечты о всеобщей палингенезии, наивное ожидание нового века, который должен был быть началом более счастливой и чистой жизни; уже двадцать пять лет эти идеи клубились в душе нации, подобно туману, то сгущавшемуся, то разрежавшемуся, смотря по ходу событий, но никогда не рассеивавшемуся вполне. В государстве, охваченном неисцелимым пессимизмом, эта живительная волна доверия, столь мистическая и столь неопределенная, была благодетельной поддержкой; и этим объясняется, почему около конца 18 г. до Р. X. Август или кто-нибудь из его друзей задали себе вопрос, не должно ли одобрить счастливое настроение общественного духа великой церемонией, которая в торжественной форме выразила бы неясную народную идею о новом веке, начале новой жизни, и связала ее в умах масс с великими моральными и социальными принципами, формулированными в законодательстве последних лет. Была очевидная необходимость в необычайной и торжественной церемонии, которая соединила бы в живописном синтезе все элементы народной веры в новый век и все социальные концепции управлявшей империей олигархии: этрусское учение о десяти столетиях; италийскую легенду о четырех веках мира; сивиллины оракулы, возвещавшие наступавшее царствование Аполлона; воспоминания об эклоге Вергилия, предсказывавшего скорое наступление золотого века; пифагорейское учение о возвращении душ на землю, согласно которому всякие 440 лет душа и тело снова соединяются друг с другом, так что мир возрождается в своих прежних формах; необходимость вернуться к историческим источникам национальной традиции, более живо восстановить религию, семью, учреждения и нравы древнего Римского государства. Но при помощи какой церемонии можно было выразить столько различных вещей? Изобретение новой церемонии страшило поколение, которое столько трудилось над восстановлением полуизглаженной и забытой традиции и цеплялось теперь за нее из страха снова заблудиться. Поэтому стали искать в прошлом и нашли там очень древнюю церемонию. Учрежденные в самый год основания республики, в 509 г. до Р. X., в честь подземных божеств, Дита и Прозерпины, с целью вымолить окончание ужасной чумы,[467] ludi saeculares были повторяемы всякое столетие как торжественная гарантия общественной безопасности. Таких повторений было три через почти равные промежутки времени: в 346 г.,[468] в 249 г.[469] и в 149 или, по другим сведениям, в 146 г.[470] Пятые столетние игры падали, следовательно, на 49 г., т. е. на начало междоусобной войны между Цезарем и Помпеем. Но тогда люди были более заняты тем, чтобы избежать преждевременного знакомства с царством Дита и Прозерпины, чем тем, чтобы приносить им жертвы; никто поэтому не думал справить в пятый раз столетние игры, почти совершенно забытые за долгим промежутком.