Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения

Более того, под влиянием очередного, но гораздо более широкого, чем прежде, выступления горцев на стороне якобитов в 1715–1716 гг. к этому же времени формируется представление о необходимости предварительного разоружения кланов Горной Страны как обязательной основы всех остальных мероприятий по ее умиротворению. Между 1715 и 1745 гг. особенно содержательно и оптимистично шотландские кланы «разоружались» в рапортах все того же генерала Уэйда[800].

Учитывая, что первой официально заявленной задачей командовавшего королевскими войсками в Северной Британии являлась именно эта мера, указанное обстоятельство не вызывает удивления[801]. При этом вновь видна определенная преемственность с прежними планами — своеобразным аналогом вооруженной и верной Короне части подданных в Горной Стране предполагаются отдельные хайлендские роты[802].

Можно предположить, что в течение примерно четверти века, с 1689 г., Лондон на практике искал нужные подходы к решению «Хайлендской проблемы» и рапорты генерала Уэйда явились в некотором роде заключением к этим поискам, сохраняя актуальность вплоть до окончательного умиротворения Горной Страны к концу 1750 гг.

Итак, выяснив характерные особенности презентации вариантов решения «Хайлендской проблемы», предложенных лордом Ловэтом и генералом Уэйдом, можно вернуться к вопросу об административной логике и кадровой политике Короны и министров в Хайленде — сопоставить мемориал вождя и рапорт командующего для того, чтобы выяснить, почему Лондон принял как руководство к действию (по крайней мере на официальном уровне) программу умиротворения Горной Страны, предложенную генералом Уэйдом.

На заинтересованный характер мемориала лорда Ловэта указывалось уже не единожды. С другой стороны, представление об ангажированности мемориала слабо способствует пониманию того, почему в Лондоне при принятии решений в отношении Горного Края руководствовались рапортом генерала Уэйда. Сам рапорт — всего лишь отражение реалий Горного Края? Версия вождя Фрэзеров, пересказанная британским командующим? Новая «реальность» Горной Страны, отличная от изображенной в мемориале лорда Ловэта? При ответе на эти вопросы имеет практический смысл сравнительный анализ изучаемых текстов. В этих целях в качестве критерия для сравнения целесообразно обратиться к повторяющимся в мемориале и рапорте темам.

Во-первых, это географические, социально-экономические и политические «карты» Горной Страны, предложенные лордом Ловэтом и генералом Уэйдом. Вождь Фрэзеров, определяя географическое, временное и культурное пространства Горной Страны, располагает Горный Край как можно дальше от предполагаемых читателей мемориала (Горная Шотландия рисуется им как самая настоящая «Terra Incognita» — труднодоступная географически, чужая и непонятная культурно и лингвистически, а потому опасная уже политически, будучи источником постоянного беспокойства для официальных властей с точки зрения криминогенной обстановки и угрозы восстания).

Между тем в рапорте командующего сообщается не столько о «труднодоступности» Хайленда, сколько о его конкретных, вполне измеряемых и конечных параметрах[803]. В последнем случае уместно говорить о типичном примере присваивающего дискурса. В рапорте совершенно ясно указано на связь между присутствием Короны в Горной Стране и предпринятым генералом «изучением» беспокойного края.

Вторая дублируемая Уэйдом тема — социокультурные практики жителей Хайленда. Акцент в обоих сопоставляемых отчетах сделан на наиболее значимых с точки зрения умиротворения Горного Края характеристиках: «тираническая власть вождей» — наследственная юрисдикция, и «набеги» — грабежи, которые эта власть поощряла. Однако если лорд Ловэт не приводит особой конкретики и в его мемориале это лишь пример, призванный подтвердить прежние выкладки автора, то генерал Уэйд, напротив, излагает особенности грабежа («черная рента») в Горной Стране весьма обстоятельно[804]. Такая обстоятельность, в свою очередь, позволяет прийти к любопытному выводу, о котором, впрочем, открыто не говорится: в воровстве замешаны все жители Горного Края — либо в том, что берут, либо в том, что платят «черную ренту» (в том числе и клан Фрэзер с вождем).

Далее авторы анализируют роль и значение разоружения кланов Горной Шотландии после восстания якобитов в 1715–1716 гг. и деятельность рот, набранных из союзных короне хайлендеров. По мнению лорда Ловэта, «благие намерения обернулись дурными последствиями», так как разоружились только лояльные кланы. Его вывод — необходимо восстановить распущенные в 1717 г. отдельные хайлендские роты[805]. Генерал Уэйд в этом случае в заочный спор не вступает, а «лишь» уточняет причины роспуска этих рот — коррупция и слабая лояльность Короне, делая вывод о безусловной необходимости нового всеобщего разоружения[806].

Затем информаторы Короны излагают свое видение проблем местного управления в Горной Стране. В мемориале Фрэзер настойчиво убеждает сделать основной фигурой в их решении лорд-лейтенантов[807]. Лорд Ловэт исходил из того, что его предложение соединить в руках одних и тех же сторонников новой династии в Хайленде возможности и полномочия вождей кланов и лорд-лейтенантов графств с точки зрения повышения их мобилизационных возможностей по привлечению в милицию своих клансменов и арендаторов на фоне провальных мер по разоружению горцев в предыдущие годы должно быть встречено в Лондоне более чем благосклонно. Рапорт генерала Уэйда предлагает иное решение — расширение возможностей и полномочий мировых судей и военных губернаторов фортов, не связанных с местным окружением Горного Края[808].

Наконец, авторы рекомендаций обращаются к логике вооруженного сдерживания мятежных кланов и к вопросу эффективности регулярной королевской армии в Горной Стране. В результате предлагаются прямо противоположные решения. Лорд Ловэт видит оппозицию сторонникам Стюартов в Горном Крае в клановой же организации — среди лояльных Ганноверам горцев, мотивируя это предложение неэффективностью «красных мундиров» в специфических условиях Хайленда[809]. Генерал Уэйд, в свою очередь, предлагает расширить британское присутствие в Горной Стране, повышая эффективность регулярных частей строительством фортов и прокладкой через Горный Край военных дорог[810].

Сравнение этих повторяющихся тем, таким образом, позволяет понять, как на то, о чем писал в своем мемориале лорд Ловэт, смотрели из Лондона (через призму рапорта генерала Уэйда). Однако вопрос о том, почему Лондон доверился программе умиротворения Хайленда, составленной командующим королевскими войсками, а не местным вождем горного клана, подтвердившим лояльность Короне личным и весьма решительным участием в подавлении мятежа 1715–1716 гг., остается открытым.

Вопрос создания картины — это почти всегда еще и вопрос ее восприятия. В отличие от лорда Ловэта, генерал Уэйд рисует такую картину Горного Края, которая предполагает, что местные лидеры — не единственный возможный источник опоры Короны в Горной Стране. Основой своего присутствия в Горном Крае Лондон может выступить сам — с помощью регулярной королевской армии, опирающейся на военные дороги и форты в Хайленде. В этом свете набранные среди лояльных кланов роты — только поддержка военного присутствия, а не его основа.

Таким образом, командующий королевскими войсками в Северной Британии не предлагает, в отличие от вождя Фрэзеров, довериться ему и «будь что будет» (вероятно, поэтому умиротворение Горной Страны ему и доверили). Напротив, закрашивая на социально-политической «карте» Хайленда и лояльные, и враждебные Лондону силы одним — «тартановым» — цветом, генерал Уэйд советует опереться на британские общественные и государственные институты регулярного, фискально-военного государства Европы первой половины XVIII в., а не на клановые (от использования которых в достижении поставленных целей он, впрочем, не отказывался[811]).

В результате рапорт генерала Уэйда предлагал принцип «разделяй и властвуй», за который в своей записке ратовал лорд Ловэт, заменить принципом «баланса сил», при котором Лондон имел бы перспективу постепенного, но постоянного усиления и расширения присутствия в Горном Крае, пока оно не станет там доминирующим.

Такая заранее предполагаемая постепенность при этом подтверждается источниками. В рапорте 1724 г. пока еще отсутствовала явная конструктивная составляющая: все рекомендации генерала в основном сводились к мерам по защите лояльных и преследованию враждебных Короне жителей Горного Края. Однако в конкретных условиях 1724 г. (и прежде всего речь идет о степени готовности Лондона к решительным мерам по решению «Хайлендской проблемы») набор мер, предложенный Уэйдом, похоже, был оптимальным — максимум возможного в той ситуации.

Фактически рекомендации командующего в крае явились своеобразным компромиссом между крайностями двух других аналитических сочинений этого рода — лорда Ловэта и лорда Грэнджа, лорда-клерка Сессионного суда Шотландии, предлагавших либо довериться местным сообществам (в первом случае), либо пойти на самые решительные шаги, к которым Лондон окажется вынужденно готов только с подавлением последнего мятежа якобитов 1745–1746 гг. По целому ряду причин к этим вариантам решения проблемы мятежности Горной Страны правительство в 1724 г. обращаться не собиралось.

Лорд Грэндж обещал Чарльзу Тауншенду, государственному секретарю Северного департамента в 1721–1730 гг., составить мемориал о положении в Горной Шотландии летом 1724 г., то есть примерно тогда же, когда в Горную Страну с разведывательными целями был отправлен генерал Уэйд. Очевидно, правительство рассчитывало оперировать информацией, полученной из разных источников.

Однако Джеймс Эрскин отправил виконту Тауншенду пространные и пугавшие министров масштабами предлагаемых реформ мемориалы только зимой 1724/25 гг. К этому времени на столе короля уже лежал рапорт фактически назначенного командующим королевскими войсками в Шотландии генерала Уэйда, практически полностью следовавший инструкциям монарха в порядке сообщаемых сведений (впрочем, составленным во многом исходя из информации, представленной в мемориале лорда Ловэта) и соответствовавший ожиданиям Короны и правительства в Лондоне.

Соответственно мемориалы лорда Грэнджа были несвоевременны вдвойне. С одной стороны, лорд-клерк припозднился и подал сведения тогда, когда государственная машина в деле решения «Хайлендской проблемы» уже была запущена — произведены назначения, определено финансирование, указаны сроки реализации предложений, прописанных в рапорте командующего. С другой стороны, Джеймс Эрскин во многом опередил свое время, так как к его предложениям, познаниям и опыту власти вновь обратятся, но более чем двадцать лет спустя, когда будет подавлен последний якобитский мятеж 1745–1746 гг.[812]

Более надежный по набору и характеру предлагаемых мер (менее зависимый от местных интересов), чем мемориал вождя Фрэзеров, и вместе с тем значительно менее радикальный (в сочинении генерала Уэйда не говорится ни о ликвидации наследственной юрисдикции, ни о ликвидации феодальных держаний, ни о социальной инженерии, на которые Лондон пока не решался, но к которым призывал в своих мемориалах лорд Грэндж), рапорт командующего оказался набором именно таких рекомендаций, к которым правительство было в свое время готово прислушаться. Подобное соображение представляется тем более верным, если учесть, что «интерес в Лондоне к тому, что происходило [в Хайленде], не продержался и года [после 1725 г., на который намечались основные мероприятия, изложенные в отчете командующего от 1724 г.]; правительству казалось, что оно побеждает»[813].