Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения

«Казнить нельзя помиловать»: амнистия в Хайленде

Мерой, призванной поддержать и вместе с тем ускорить процесс разоружения кланов Горной Шотландии, являлась амнистия. «Казнить нельзя, помиловать» — эта формула без запятой, разделявшей два прямо противоположных решения проблемы мятежности Горной Шотландии, являла собой одну из главных дилемм для Лондона в определении его позиции по отношению к характеру и содержанию британского присутствия на севере Соединенного Королевства в первой половине XVIII в., коль скоро именно армия была призвана обеспечивать все принятые по итогам мятежа в отношении Горного Края решения.

Политика правительства в данном случае первоначально предполагала масштабные судебные преследования и конфискации по примеру того опыта, который был вынесен из подавления якобитского мятежа в конце XVII века в Ирландии[933]. Однако в Шотландии специфика региона непреложно означала в этом случае продолжение полномасштабной гражданской войны и в горной ее части, и на Равнинах, что, несомненно, потребовало бы от правительства такой военной оккупации Северной Британии, которая, учитывая размах мятежа якобитов в 1715–1716 гг. и наличие такой естественной «внутренней крепости» всех прошлых, нынешних и грядущих противников режима в Шотландии, как практически недоступная пока Горная Область, превзошла бы по затратам, конечно, даже имевшую место на «Изумрудном острове», в покоренной Ирландии[934].

Осознанием неизбежности такого поворота событий государственные мужи Соединенного Королевства во многом обязаны аналитическим запискам своих преданных и опытных сторонников в Шотландии, среди которых самый яркий образчик — неподписанное и, очевидно, тайное письмо Данкана Форбса из Каллодена к сэру Роберту Уолполу, лидеру оппозиции в британском парламенте, в 1716 г. Масштаб вовлеченности шотландцев в мятежные события 1715–1716 гг. через личное участие и родственные отношения с восставшими («во всем королевстве не найдется и 200 джентльменов, не имеющих близких связей с тем или иным мятежником») означал, по мнению Форбса, необходимость не менее жестких, чем предполагалось, но вместе с тем гораздо более адресных и скорее демонстративных мер насильственного характера[935]. Учитывая крайне низкий уровень военно-политического контроля правительства в Горной Стране в этот период, верность этих предложений, очевидно, не вызывала сомнений.

И действительно, «карающая длань правосудия» применительно к признанным якобитам Хайленда оказалась достаточно легковесной по сравнению с формальной тяжестью совершенных ими преступлений и самого тяжкого среди них — мятежа против Короны. Только около 20 шотландских пэрств (из примерно 43 частных владений в Шотландии, отмеченных в соответствующих бумагах правительства) подлежали конфискации по обвинению обладателей указанных титулов и имений в государственной измене в соответствии с актом о конфискации от 1716 г.[936] И только семь лордов среди этой категории приговоренных являлись владетелями и в Горном Крае — это Джеймс Огилви, номинальный 4-й граф Айрли; Кеннет Сазерленд, 3-й барон Даффас; Уильям Мюррей, 2-й барон Нэйрн; Джеймс Драммонд, номинальный 2-й герцог и номинальный 5-й граф Перт (Perth); Уильям МакКензи, 5-й граф Сифорт; Джон Синклэйр, номинальный 11-й граф Синклэйр; Джон Эрскин, 6-й граф Мар[937].

Даже рядовые участники мятежа из Горной Шотландии не особенно пострадали от действий правительства по его окончании — из свыше 700 плененных под Престоном горцев большая часть была депортирована в Америку для работы на плантациях в качестве «белых рабов»[938]. Однако их первоначальным наказанием полагалась смертная казнь, и из более чем 11 000 мятежных хайлендеров это были единственные, испытавшие на себе всю суровость британского правосудия за участие в безуспешном предприятии Стюартов 1715–1716 гг.

С актом о помиловании 1717 г. практически все якобиты, содержавшиеся в заключении, были освобождены (некоторые, бежав из заточения, добыли свободу таким образом самостоятельно), отделавшись определенными финансовыми тратами и проведенным в тюрьмах правительства временем, — не столь уж дорогая цена за участие в якобитском восстании[939].

Однако причины такой относительной милости Лондона крылись не только в стремлении к скорейшему умиротворению Горного Края[940]. Сознавая благодаря истории с разоружением кланов Горной Шотландии бесперспективность вооруженного воспитания лояльности в Хайленде в обозримо короткие сроки, правительство опрометчиво решило сосредоточить основные усилия на борьбе с финансовой опорой якобитов, выпустив 22 июня 1716 г. «Акт о назначении комиссаров для расследования имений определенных изменников в той части Великобритании, что зовется Шотландией», в соответствии с которым имения и прочая собственность лиц, признанных виновными до 24 июня 1718 г. в государственной измене, совершенной до 1 июня 1716 г., подлежали конфискации в пользу Короны[941].

Комиссары правительства, однако, оказавшиеся по долгу службы в Горной Шотландии, практически с самого начала были вынуждены расстаться с иллюзиями относительно перспектив скорого и последовательного выполнения возложенных на них «Актом о назначении комиссаров» задач. Три проблемы обернулись для них практически непреодолимым препятствием. Во-первых, спорный юридический статус подлежавших конфискации владений — с этих имений кредиторы сразу же потребовали уплату долгов, настаивая до той поры на неприкосновенности секвестрированной ими собственности[942]. Во-вторых, вооруженное и «налоговое» сопротивление комиссарам[943]. В-третьих, приобретение имений родственниками или друзьями обвиненного в государственной измене владельца, каковыми порой оказывались даже управляющие конфискованными имениями от имени кредиторов, назначенные Сессионным судом Шотландии в данных владениях[944].

Между тем в 1716 г. один пожелавший остаться анонимным член британского парламента от Шотландии (как отрекомендовал себя автор) опубликовал некий «меморандум», в котором акцентировал внимание читателей на том факте, что 300–400 знатных шотландцев, разогнанных с подавлением восстания якобитов 1715–1716 гг. по шотландским горам, представляют для режима, вынуждающего их укрываться от правительственных преследований во Франции без надежды вернуться на родину и вернуть конфискованные имения, потенциальную угрозу. Сохраняя связи и влияние в Шотландии, они, по мысли автора «меморандума», будут представлять для существующей власти ту же опасность, что и отправившиеся в изгнание за Стюартами несколько ранее ирландские нобили[945].

Это замечание «парламентария» может показаться вполне обоснованным. Однако в случае с иммигрантами-якобитами из Горной Страны дело обстояло еще сложнее. Проблема для Лондона, в отличие от ирландской якобитской иммиграции, заключалась в том, что даже при нахождении враждебных новому престолонаследию вождей и магнатов Горного Края за рубежом их по-прежнему вооруженная опора находилась, пока еще почти не ограниченная правительственными мерами, как прежде, именно в Соединенном Королевстве, в Хайленде.

Крайне примечательно в этой связи, что инициатором и организатором очередной амнистии мятежникам-якобитам стал генерал Уэйд. Первый же, разведывательный по назначению визит в Горную Шотландию летом 1724 г. привел его к твердому убеждению, что «национальная привязанность… подданных [Вашего Величества] в Северной Британии друг к другу представляет собой большое побуждение для мятежников и лиц, приговоренных к изгнанию и лишению прав, к возвращению домой из изгнания»[946].

Вернувшись в Горный Край уже в 1725 г., генерал Уэйд констатировал: «Ничто более не способствовало успеху моих усилий в разоружении Горной Страны и приведении вассалов последнего лорда Сифорта [Уильям МакКензи, 5-й граф Сифорт] к послушанию… нежели дарованная Вашим Величеством мне правомочность принимать прошения о помиловании от лиц, приговоренных к изгнанию и лишению прав по обвинению в государственной измене… Они [приговоренные к изгнанию и лишению прав по обвинению в государственной измене за участие в мятеже якобитов 1715–1716 гг.] были рассеяны по разным частям Горной Страны без малейшей угрозы быть преданными… своими соотечественниками и по причине своей безопасности и защищенности, должно быть, использовали все, что в их силах, чтобы побудить к оружию и заразить умы тех людей, от которых зависела их безопасность. В этой ситуации они служили подходящим инструментом и всегда были готовы вовлечься в содействие интересу Претендента или любой другой иностранной силы, которую они бы сочли способной произвести изменения в том правлении, которое лишило их права на жизнь и от которого они не ждали пощады»[947].

Слабости британского военно-политического контроля в Горной Шотландии командующий решил, таким образом, компенсировать компромиссом с местными мятежными вождями и магнатами, преследуя вполне оправданные и понятные цели — в короткие сроки добиться успеха своей миссии в Горной Стране (в том же точно смысле, в котором это подразумевалось и «разоружением» кланов), держать в поле зрения потенциальных противников существующего правительства и тех, которые с ними в Шотландии связаны (особенно если учесть, что решившим замириться с властями в обязательном порядке требовались ответственные за них поручители)[948]. Невозможность расправиться с врагом в настоящий момент диктовала необходимость «дружбы» с последним, и Джордж Уэйд от имени Короны готов был ее предложить[949].

В конце августа — октябре 1725 г. командующий королевскими войсками в Северной Британии получил 11 «писем о подчинении» Его Величеству от лиц, приговоренных к изгнанию и лишению прав по обвинению в государственной измене за участие в мятеже якобитов 1715–1716 гг. Этими первыми «подчинившимися» Короне были: Александр МакКензи из Дэтчмэлаха, Джордж МакКензи из Бэлламаки, Родерик МакКензи из Фэйрберна, Родерик Чисхолм из Стрэтглэсса, Роберт Стюарт из Эппина, Александр МакДоналд из Гленко, Джон Грант из Гленморисона, Джон МакКиннон из МакКиннонов, Джон МакДугал из Лорна, Роберт Кэмпбелл (он же — МакГрегор, более известный как Роб Рой), Джеймс Огилви (номинальный 4-й граф Айрли)[950].

За совершенно естественным исключением командовавшего армией «старшего Претендента» в Соединенном Королевстве в 1715–1716 гг. графа Мара, все остальные пэры Горного Края также получили монаршее прощение. При этом в 1727 г., с восшествием на престол Георга II, вышел еще один акт о помиловании[951].

Кеннет Сазерленд, 3-й барон Даффас, бежал в Швецию, однако вскоре решил добровольно явиться и сдаться, о чем известил британского посла в Стокгольме, однако был схвачен по приказу британского резидента в Гамбурге на пути в Англию, но в 1717 г. освобожден без суда из Тауэра; его старший сын и наследник, Эрик Сазерленд, в 1734 г. подал петицию Георгу II, однако конфискованные владения и титул себе не вернул (что, впрочем, не мешало проякобитски настроенным членам клана Сазерленд привычно именовать Кеннета и Эрика лордами)[952].

Уильям Мюррей, 2-й барон Нэйрн, был пленен под Престоном 14 ноября 1715 г. и заключен вместе с сыном, Джоном Мюрреем, в Тауэр 8 декабря 1715 г.; по приговору суда, заседавшего с 18 января по 19 марта 1716 г., приговорен к смертной казни по обвинению в государственной измене, однако вскоре был прощен в соответствии с актом о помиловании 1717 г.; в 1737 г. вышел акт, даровавший Джону Мюррею, 3-му барону Нэйрну, право владеть имениями в Шотландии[953].