Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения

Дальнейшие рапорты генерала между тем ясно свидетельствуют о том, что перспективу британского присутствия в Горной Стране он представлял себе достаточно ясно — как «цивилизацию» этого беспокойного края[814]. В целом весь «цивилизационный» дискурс рапорта Уэйда также убеждал потенциальных читателей в правоте командующего королевскими войсками в Северной Британии.

Как уже было отмечено в главе, посвященной административной этнографии «Хайлендской проблемы», в первой четверти XVIII в. наука и литература уже провели первичную подготовку для последующей «цивилизации» Горного Края, изображая его жителей такими же «дикарями» и «варварами», какими в свое время (в том числе и в первой половине XVIII в.) представлялись ирландцы (еще раньше — валлийцы, но с другим идейным подтекстом) и подкрепляя мысль о «цивилизующей» миссии Соединенного Королевства в Горной Стране[815].

В модель англоязычного протестантского образования на Британских островах с самого начала был встроен определенный «гэлизм» (и в этом смысле параллели, конечно, уместны только между ирландцами и хайлендерами), аналогичный в сущностных чертах (возьмем наиболее примечательный в последние десятилетия пример) «ориентализму» Европы Нового времени, как его понимал в своем широко известном исследовании Эдвард Вади Саид[816].

Наблюдается довольно своеобразная коннотация исторических образов: изображенный лордом Ловэтом горец времен первых Ганноверов очень похож на ирландца времен поздних Тюдоров. «Описание Ирландии» Файнса Морисона, составленное еще при Елизавете и вновь опубликованное в 1735 г. (не подобные ли штудиям вождя Фрэзеров и генерала Уэйда сочинения сообщили «Описанию…» впервой половине XVIII в. новую актуальность?), — показательный пример для сравнения[817].

Таким образом, сформировался определенный исследовательский менталитет. Так как британские власти вполне разделяли с учеными и путешественниками (а Уэйд примерил сразу две эти роли) принятые в их среде образы «отсталости» и «варварства» гэлов (и ирландцев, и горцев, чей язык именовали «ирландским» еще в первой половине XVIII в.), этот гэльский словарь социальной лексики рапорта генерала, видимо, изрядно поспособствовал доведению его соображений до Лондона.

Справедливости ради необходимо отметить, что и вождь Фрэзеров писал о «цивилизации» горцев, органично вписывая британское присутствие в Горной Стране и в универсалистский дискурс Просвещения о всеобщем «прогрессе», и в концепции шотландских literati о природе «отсталости» их родины в прошлом, повлиявшие на восприятие Шотландии в том числе в Англии[818]. Сведения Ловэта также поддаются в результате пониманию в контекстах культурных традиций предполагаемых читателей и тем, вероятно, призваны повышать доверие к автору.

Вместе с тем, в отличие от горского вождя, стремившегося вписать положение в Горном Крае прежде всего в ситуацию политического размежевания в Лондоне, в предлагаемом командующим расписании лояльных и враждебных Короне кланов о «вигах» и «тори» речь не идет. Зато упоминаются католики, а основной акцент сделан на границах «цивилизации» в Шотландии, определяя которые (в том числе расписанием кланов) генерал выписывал Хайленд как цельный культурный регион в составе Северной Британии, по отношению к которому лорд Ловэт вместе со всем своим кланом был лишь его частью.

Фактически Уэйд обыграл Ловэта в представлении положения дел в Горной Стране перед Короной и правительством в Лондоне. Информация, как известно, еще не само знание, а вождь Фрэзеров оказался в рапорте генерала пусть важным, но лишь одним из информаторов в Хайленде, помогавших командующему королевскими войсками в Шотландии приобретать новое знание о Горной Стране.

Вместе с тем хотелось бы отметить, что вопрос о том, насколько построение общего дискурса «Рапорта о положении в Горной Шотландии» в 1724 г. и отбор риторических стратегий осуществлялись генералом Уэйдом целенаправленно, остается открытым. Можно лишь предположить, что предложения конкретных мер по умиротворению края — плод напряженных размышлений, основанных на богатом личном опыте их автора, а вот Хайленд как культурный регион в рапортах вышел бы из-под пера генерала в любом случае — как результат понимания и представления Уэйдом окружавшей его в Горном Крае реальности[819].