Сухая возня

25 Александр Солодов, день 26 июня 2024 года, Москва

Продремав ещё несколько часов, я созвонился с А.А. и, договорившись о встрече, поехал в центр.

В новый офис меня не пригласили — типа показали недовольство.

Потому мы сидели в очередном кафе где-то в районе Большой Дмитровки.

— Ну что? Сдавться пришёл? — ехижным голосом спросил меня А.А.

— Знаете, я не вполне понимаю, что я, собственно говоря, сделал не так — я решил не признавать за собою никакой вины перед Старшими Товарищами, до тех пор, пока не получу внятных разъяснений — с Лумиэлем Вы меня познакомили сами. Никаких разговоров о том, чтобы с ним не иметь дел — не было. И чего?… Я должен для Вас был сохранить эти документы, заранее не зная, что они Вам понадобятся? Я их принёс. Даже не знаю, до сих пор, что в них содержится.

— Ну, с одной стороны ты, можно считать и прав — А.А. не стал цепляться к мелочам. — Тут мы с тобой не доработали. С другой — сам должен понимать…

— Что? Я действительно хочу с вами работать. Но я ж не телепат — Вы бы хоть объяснили, что происходит то — я до сих пор не имею никакого понятия…

— Ну, дружка своего мог бы и порасспросить, если уж вы с ним так быстро спелись. Ладно, в двух словах — я тебе уже говорил насчёт исторических событий?

— Говорили. Я, правда, не понял, к чему это.

— Ну, можно сказать, сценарии. Изменение общественного сознания не происходят сами по себе. Их, как ты понимаешь, надо организовывать. Там где этим не занимаются специальные люди — вроде нас с тобой — там никакой истории и не происходит. Например, в Афганистане или там Сомали. Война всех против всех, каждый второй — самый умный. Общество разрушено. События нет никаких. Развития нет — все тупо соревнуются, кто кого первый замочит. Сам понимаешь, никому это не интересно.

— Т. е. эти документы?

— Это ж не сами сценарии, а, скажем так, правила их разработки. Процесс очень сложен, для каждой страны они заказываются индивидуально. Ну, как будто расчет конструкции самолёта или здания — у всех самолётов есть крылья и летают они примерно одинаково, но каждую конкретную модель самолёта надо считать отдельно. А тут всё ещё хуже — потому что эти расчёты практически невозможно тиражировать. Все общества разные, ну и, на самом деле это — принципиальный момент. Грубо говоря, если в одной стране конкретный пакет расчётов применили, то в другой он уже не сработает — если, конечно, между ними есть хоть какая-то связь.

Услышанное повергло меня в лёгкое обалдение. Разумеется, мне, как программисту, был понятен сам подход — не всё ли равно, для чего писать программу — биопрограммы по своим свойствам в некотором смысле не особо отличаются от компьютерного софта. Для общества? Почему бы и нет?

— Но как это реализуется на практике? Я не понимаю…

— Всё тебе подскажи, да расскажи. В двух словах ты мне можешь объяснить, как твой компьютер программировать? Со всеми подробностями?

— Ну…

— И я вот не могу. Но если коротко — ты, собственно, не задумывался о том, зачем нужна Разметка? Чтобы крутые такие как ты — А.А. сопроводил эту атрибуцию смешком — могли с понтом исчезать с глаз нефигурантов?

— Я, если честно, совсем об этом не думал.

— Так подумай. При этом ты должен понимать, что процесс этот вовсе не бесплатный. И для участников. Если тебя берут в команду — можешь считать, что тебе устроят жизнь, будешь обеспеченным человеком.

— Прекрасно. Я готов. Мне это интересно. А что я должен делать? И что с Лумиэлем то… — никаких мучительных терзаний на тему — соглашаться или не соглашаться, я не испытывал. С чего бы. Но начинать работу в новой команде со сдачи товарища всё-таки не хотелось.

— А ничего пока. Тебя сгоняли уже на одно задание, ты там нормально выступил, могло быть хуже.

А Лумиэль твой… хороший парень, но немного себя неправильно ведёт. Пытаться переключить на себя то, что мы несколько лет согласовывали с исполнителями — ну там спецификацию процессов, граничные условия — с его стороны было ну очень некрасиво. Ему за это ничего не будет.

— Почему?

— Я же тебе говорил. Парень из хороший семьи. Перспективный кадр. Мы его старшим уже выставили претензию — они ему самостоятельно объяснят, что он очень не прав. Но, он, похоже, сам уже всё осознал. Раз прислал тебя с бумагами. Типа, мириться хочет. Ты общаешься с ним — будь аккуратнее. Ему-то за все эти художества ничего не будет, а на тебя будет навесить вину — будешь потом лет 70 отрабатывать.

— Учту. — Свою мысль о том, что 70 лет отработки подразумевают 70 лет жизни я предпочёл не высказывать — в конце концов, наиболее эффективные технологии её продления развиваются очень бурно, и при наличии денег — вполне реально воплотить в жизнь некие давние идеи…

— Так что сейчас ты просто идёшь домой и некоторое время просто занимаешься своими делами. Будешь нужен — позовём. Будут какие-то вопросы — позвонишь. Постарайся изучить материальную часть — нам нужны нормальные люди, чтобы умели с этим работать. Потому тебя и взяли — ты ж в смежной области крутишься — я тебе ещё подкину потом материалов по социальной динамике, почитаешь.

А.А. попрощался и быстро свалил.

Некоторое время я продолжал сидеть в кафе, употребляя чашку за чашкой — то кофе, то какао.

Похоже, что прошедшие переговоры сводились к тому, что меня воспитывали и учили жизни. Другого реального смысла первоначально высказанного недовольства и последующих, почти отеческих интонаций А.А. я не углядел. Но, если он говорит правду, перспективы открываются интереснейшие. Это не скучное ковыряние в чужих компах. Это — Проект. С большой буквы. Единственное, что смущало во всём раскладе — намёки Лумиэля на некие финансовые затруднения, не позволившие Старшим Товарищам оплатить заказанные ими разработки… но, в конце концов, пока ещё — пока ещё, это явно не мой уровень компетенции.