Мать королей

– Витовт его уломал, принудил, – сказал маршалек.

– И он вечно будет его подданным, никогда господином у себя! Даже дома, даже в спальне! – воскликнула Сонька.

Маршалек не хотел дать ей жаловаться дольше, сдержал, успокаивая, прося, утешая, уверяя, что люди за неё заступятся и не дадут королю самого себя покрыть позором.

Светало, когда Збигнев из Бжезия вышел грустный от королевы, которую Фемка вынудила пойти спать. Но сон был недолгий, Сонька не хотела оставаться дольше в месте, где она столкнулась с таким несчастьем, и требовала, чтобы тотчас поехали в Медики.

Милосердный и снисходительный маршалек подстроился под её волю. Сократившийся двор соединился с отрядом Збигнева и в молчании двинулись в Медики.

Приехав туда, королева повторила маршалку, что будет там жить до тех пор, пока не увидется с королём. Ягайлло должен был скоро подъехать, но можно было предвидеть, что он захочет избежать встречи с женой, и, узнав о ней, свернуть с дороги на Медику.

Таким образом, маршалек советовал скорее искать где-нибудь короля. Королева не хотела на это согласиться.

Наконец дали знать, что прибывает король. Маршалек был вынужден выехать ему навстречу.

Предоставленный самому себе, Ягайлло в течение этого времени терзался и тем, что учинил, и тем, что оставалось делать дальше. Он нуждался в совете, который никто ему дать не мог. Он чувствовал угрызения совести и, как много слабых людей, успокаивая её, желая в собственных глазах сделаться невиновным, уговаривал себя, что Сонька была виновна, что он проявил себя ещё слишком мягким. Воображение увеличило для него вину, делало её доказанной, не подлежащей сомнению.

Когда маршалек в лесу за несколько миль от Медики нагнал наконец Ягайллу в шатре на ночлеге, среди дикой глухомани, с небольшим числом ловчих, испугался его изменившегося, почти одичавшего лицу, к добродушной улыбке которого привык.

Король принял его холодно, тревожно, предвидя неприятный диспут о королеве, одно имя которой теперь вызывало у него безумный гнев. Збигнев хотел избежать всякого объяснения при свидетелях.

Збигнев, епископ Краковский, научил их всех смелому поведению с Ягайллой и не скрывать от него правды. Король не раз был так разгневан на епископа, что не велел ему показываться на глаза, и даже угрожал смертью, однако позже он остывал, приходила рассудительность, раскаяние, а очень часто Ягайлло сам извинялся и требовал, чтобы его простили. Также и Збигнев из Бжезия был приготовлен к тому, чтобы склонить короля опомниться и, хотя бы подвергнуться гневу, встать в защиту королевы.

С его лица Ягайлло мог прочесть, что он не будет ему потакать и не похвалит за случившееся.

Маршалек начал с изложения своей миссии, уже в ней давая почувствовать, как было несправедливо отдать королеву в жертву гневу Витовтовых слуг, арестовать каморников, произвести шум и огласку, когда вина была не доказана и невероятна. Ягайлло начал резко объяснять и настаивать. Маршалек не уступал.

– Королева в Медике, – сказал он, – и не двинется, пока не увидется с вашей милостью.

– Я не хочу её видеть! – воскликнул Ягайлло.

– Она не даст себя увезти силой, – ответил Збигнев, – и она права, милостивый король. Вы должны её выслушать. Может ли быть, чтобы обвинённой нельзя было объясниться? Витовт стал её врагом, потому что она не хотела помогать ему в его намерениях. Он придумал и подготовил эту клевету.

Затем король гневно прервал:

– Не хочу её видеть, не хочу слушать! Она виновата… виновата… не заступайтесь за неё.

– Милостивый король, я не за неё, а за вас заступаюсь, – произнёс Збигнев. – Я очень сильно убеждён, что она невиновна и несправедливо очернена. Не только я, но все урядники двора будут стоять за королеву, будут свидетельствовать за неё.

В течение недолгого времени Ягайлло думал, но гнев взял верх.

– Не говорите ничего против Витовта, – воскликнул он, – у него орлиные глаза, его взгляд лучше видит, чем мои старые глаза; он быстрее, чем я и вы.

– Что значат показания врага! – сказал маршалек.

Король начал возмущаться и ёрзать.

– Вы не убедите меня, что мне делать… напрасно! Не хочу её знать, жить с ней не хочу… кто её дал, пусть назад забирает, она его племянница.

Маршалек поглядел на короля так смело и с таким упрёком, что гнев его утих перед силой этого светлого взгляда.

Он замолчал и уставился в землю.

– Пусть это однажды закончится, – воскликнул он. – Поеду в Медики… пусть скажет в свою защиту, что имеет, но я не поверю ей, потому что не могу.

Он ударил себя в грудь.

– Её измена сократит мне жизнь. Эта женщина загонит меня в могилу. Как можно быстрей хочу избавиться от этого бремени. Нет… не в Краков… отошлю её в Литву к Витовту, чтобы больше не знать её и не встречать.

Маршалек предпочитал не раздражать его более долгим сопротивлением, добившись того, что поедет в Медики. Он надеялся, что свидание с Сонькой всё изменит к лучшему.

Согласившись на эту последнюю встречу с женой, король хотел по возможности скорее от неё отделаться.

Приказали собирать шатры, готовить коней и двинуться прямо в Медику. В дороге король с новым возмущением, которое увеличило ещё не успокоившийся гнев, узнал, что три каморника Соньки с предателем Хинчей из Рогова, на которого он больше других сердился, сбежали.

Хотя охотничий кортеж был немногочислен, из него послали человека с приказами, чтобы на все стороны отправили погоню за беглецами.

В глазах Ягайллы этот их побег как раз был самым большим доказательством, что они почувствовали себя предателями. Он угрожал им смертью, если попадут в его руки. В таком расположении, гневный и встревоженный, Ягайлло прибыл в Медики.