Вторая рука

– Расскажи, за что тебя лишили лицензии, – сказал я.

Он рассказал, что работал на одного из тех покладистых тренеров, но только женушка тренера оказалась не такой покладистой.

– Взяла и из вредности сдала его Жокей-клубу. Самому Томасу Юллестону лично написала, представляешь? Ну и разумеется, чертовы распорядители ей сразу поверили и всех нас лишили лицензии: и меня, и его, и еще одного парня, который тоже на него работает, бедолага, – он-то ни единого пенни у Рэммилиза не взял и вообще никаких взяток в глаза не видел.

– А как так вышло, – небрежно спросил я, – что в Жокей-клубе так никто и не знает про все эти синдикаты, и до сих пор не попытался ничего сделать с Рэммилизом?

– Это вопрос хороший.

Я покосился в его сторону, слыша, что он колеблется. Джекси хмурился.

– Ну? – подбодрил я.

– Ну-у… Это даже и не слухи – так, ерунда, я мимоходом слышал… – Он помолчал, потом добавил: – Не уверен, что это правда.

– Все равно выкладывай!

– В общем, один букмекер… Понимаешь, я болтался у ворот в Кемптоне, и тут выходят двое букмекеров, и один другому говорит, что, мол, в службе безопасности есть мужик один, уладит любой вопрос, если заплатишь как следует. – Он снова запнулся, промолчал и продолжал: – Один парень мне говорил, что меня бы нипочем лицензии не лишили, кабы эта сучка, тренерова жена, письмо отправила в службу безопасности, а не великому белому вождю напрямую.

– А кто это говорил?

– Э-э-э… Да не помню я. Не смотри ты так, Сид: в самом деле не помню. Это ж было несколько месяцев назад. В смысле, я об этом даже и не думал, пока не подслушал тот разговор в Кемптоне. Но ведь не может же в службе безопасности быть жуликов, скажи? В смысле, в Жокей-клубе-то?

«Какая трогательная наивность, – подумал я, – учитывая его собственные неприятности». Но еще не так давно я бы решил, что он прав. Однако стоит заронить сомнения – и становится видно, что в скачках творится немало грязных делишек, которые Эдди Кейт, похоже, проигнорировал за щедрую плату, не облагаемую налогом. Он дал добро четырем синдикатам Фрайерли, – возможно, он дал добро и всем двадцати. Возможно даже, что именно он внес дружков Рэммилиза в списки респектабельных владельцев, зная, что они таковыми не являются. Так или иначе, придется мне это выяснять.

– Сид, – сказал Джекси, – только не вздумай меня втравить в эти разборки с начальством! То, что я тебе сейчас сказал, я не скажу больше никому, особенно распорядителям.

– Я никому не скажу, что это ты мне рассказал, – заверил я. – А ты знаешь этих двоих букмекеров из Кемптона?

– Да нет, откуда? Я даже не уверен, что это были букмекеры. Просто они выглядели как букмекеры. В смысле, я их увидел и подумал: «букмекеры».

Такая твердая уверенность обычно небезосновательна, но толку с этого было мало. А Джекси, похоже, иссяк. Я высадил его, где он просил, на окраине Уотфорда, и последнее, что он мне сказал: мол, если я соберусь взяться за Рэммилиза, чтобы его, Джекси, к этому не припутывали, как я и обещал.

В Лондоне я не поехал к себе на квартиру, а заночевал в отеле. Мне казалось, что я чересчур осторожничаю. Но когда я позвонил Чико, он сказал, что это только разумно. Я предложил позавтракать вместе, и он ответил, что сейчас приедет.

Чико появился, но похвастаться ему было нечем. Он весь день бегал по адресам подписчиков – никто из этих людей за последний месяц писем от Эйша не получал.

– Но я хочу сказать одну вещь, – добавил он. – Люди с фамилиями от «А» до «К» полироль уже получали, так что теперь должна дойти очередь до фамилий на «П» и «Р». Это сужает круг поисков.

– Здорово! – сказал я (я действительно так думал).

– Я всем оставил наклейки с твоим адресом, и некоторые пообещали дать нам знать, если получат письмо. Но дадут ли они себе труд…

– Достаточно будет одного, – заметил я.

– И то верно.

– Ты не против небольшого «взлома с проникновением»?

– Почему бы и нет? – он принялся за огромную яичницу с сосисками. – А когда и зачем?

– Ну-у… – протянул я. – Ты с утра съезди на разведку. А вечером, после конца рабочего дня, но до того, как стемнеет, мы с тобой выдвинемся на Портмен-сквер.

Чико на секунду прекратил жевать, потом старательно сглотнул и уточнил:

– На Портмен-сквер – это, в смысле, в Жокей-клуб?

– Верно.

– А ты не в курсе, что тебя туда пускают через парадный вход?

– А я хочу зайти потихоньку, так чтобы они не знали о моем приходе.

Чико пожал плечами:

– Ну ладно. Так что, после разведки увидимся здесь же?

Я кивнул.

– Сюда адмирал приедет обедать. Он вчера ездил на полирольную фабрику.

– Это должно было добавить ему блеска!

– Очень смешно!

К тому времени, как Чико расправился с яичницей и атаковал тосты, я рассказал ему большую часть того, что Джекси поведал мне о синдикатах и о взяточничестве, царящем в высших кругах.

– Это и есть то, что мы ищем? Нужно перерыть кабинет Эдди Кейта, чтобы выяснить, чего он не сделал, когда должен был сделать?

– Именно. Сэр Томас Юллестон – старший распорядитель – говорит, что Эдди подходил к нему и жаловался на то, что мне показывали бумаги. Лукас Уэйнрайт не мог выдать мне эти папки так, чтобы не знала секретарша Эдди, а секретарша на стороне Эдди. Так что, если я хочу что-то найти, придется действовать тайно.

«Интересно, – подумал я, – а незаконное проникновение в Жокей-клуб сойдет за „нечто в самом деле дьявольское“, если об этом станет известно?»

– Ладно, – сказал Чико. – Только не забывай, у меня сегодня дзюдо!

– Как же, как же, – сказал я, – мелкие спиногрызы – это святое!

Чарлз приехал в двенадцать, принюхиваясь к непривычной обстановке, словно насторожившаяся собака.

– Миссис Кросс передала мне твое сообщение, – сказал он. – Но почему здесь? Почему не в «Кэвендише», как обычно?

– Потому что есть один человек, с которым мне не хочется встречаться, – объяснил я. – Здесь он меня искать не станет. Розовый джин?

– Двойной.

Я заказал напитки. Чарлз спросил:

– Это как-то связано с теми шестью днями? Тактика уклонения?

Я не ответил.

Он смотрел на меня вопросительно:

– Я вижу, тебя это до сих пор мучает, что бы это ни было.

– Чарлз, не надо об этом.

Он вздохнул, закурил сигару, втягивая дым и глядя на меня сквозь огонек спички.

– Так с кем тебе не хочется встречаться?

– С человеком по имени Питер Рэммилиз. И если кто будет спрашивать, вы не знаете, где я.

– Да я и так этого почти никогда не знаю. – Он с удовольствием затянулся, разглядывая тлеющий кончик сигары, как драгоценный камень. – То ты на воздушном шаре летаешь…

Я улыбнулся:

– Один псих предложил мне место постоянного второго пилота.

– Меня это ничуть не удивляет, – сухо заметил Чарлз.

– Как там дела с полиролем?

Он не хотел ничего говорить, пока не принесли напитки, а потом потратил уйму времени, расспрашивая, отчего я пью воду «Перье», а не виски.

– Мне нужна свежая голова, у меня сегодня ограбление со взломом, – честно признался я. Он поверил мне лишь отчасти.

– Полироль этот, – сказал он наконец, – делают на кустарном производстве, расположенном под боком у заводика, где перерабатывают мед.

– Пчелиный воск! – воскликнул я.

Он кивнул:

– Воск, парафин и скипидар, больше там и нет ничего. – Он снова смачно затянулся. – Там работает очень милая дама, она была крайне любезна. Мы провели немало времени, листая их книги заказов. Люди нечасто заказывают такие крупные партии, как Дженни, а уж тем более мало кто требует, чтобы полироль поставлялся в белых коробочках, которые можно отправлять по почте. – Его глаза сверкнули поверх сигары. – Таких заказчиков было всего три, и все за последний год.

– Три… Так вы думаете… это все три раза был Николас Эйш?

– И каждый раз примерно то же количество! – добавил он, явно гордясь собой. – Хотя, разумеется, на разные фамилии и адреса.

– Которые, разумеется, у вас с собой?

– Разумеется. – Он достал из внутреннего кармана сложенный лист бумаги. – Вот, пожалуйста!

– Ну все, попался! – сказал я с глубоким удовлетворением. – Вот идиот!

– К ним еще и полисмен приходил по тому же вопросу, – добавил Чарлз. – Он пришел сразу после того, как я записал эти фамилии. Похоже, они и сами всерьез ищут Эйша.

– Это хорошо. Мм… а вы им не сказали про список подписчиков?

– Нет, не сказал.

Чарлз сощурился, глядя сквозь бокал на свет, как будто один розовый джин был не похож на другой и он пытался запомнить точный оттенок.

– Я предпочел бы, чтобы ты нашел его первым.

– Хм. – Я поразмыслил. – Если вам кажется, будто Дженни скажет мне спасибо, вы будете разочарованы.

– Но ведь это ты ее спасешь от уголовного преследования.

– Она сама предпочла бы, чтобы это сделала полиция.

Я подумал, что она, пожалуй, сделалась бы даже полюбезнее со мной, если бы удостоверилась, что я проиграл. Ну и на кой мне такая любезность?

В середине дня позвонил Чико.

– Ну и что ты делаешь у себя в номере в это время суток? – осведомился он.

– Смотрю по телевизору скачки в Честере.

– Разумно, – вздохнул он. – Слушай, короче, разведку я провел: войти туда можно, но только в здание надо попасть до четырех. Спиногрызов я отменил. Смотри, короче. Войдешь в подъезд, так? Как будто ты к ним по делу. Из холла наверх идут два лифта. Один в пару контор на втором и третьем этаже и на четвертый, который занимает Жокей-клуб, – это ты и сам знаешь.

– Угу, – сказал я.

– Когда вся мелкая шушера, и распорядители, и прочие расходятся по домам, этот лифт они оставляют на четвертом этаже с раскрытыми дверьми, чтобы никто им не пользовался. У них там есть ночной сторож, но после того, как он загнал лифт на четвертый этаж, никаких обходов он не делает, просто сидит у себя внизу. И да, оставив лифт на четвертом этаже, он спускается по лестнице и на каждой лестничной площадке запирает дверь, перекрывающую путь наверх. Всего, значит, три двери. Ты понял?

– Угу.

– Ладно. Так вот, там есть еще один лифт, который идет на верхние четыре этажа того же здания, там восемь квартир, по две на каждом этаже, в них живут жильцы. И между этими этажами и Жокей-клубом на четвертом этаже на лестнице всего одна запертая дверь.

– Вас понял, – сказал я.

– Хорошо. Так вот, я так понимаю, что охранник, или сторож, или как его там, который сидит в холле внизу, наверняка знает тебя в лицо, так что он может счесть странным, что ты явился в контору, когда все уже закрыто. Поэтому тебе лучше прийти заранее, подняться на лифте на жилые этажи, на самый верх, и я там буду тебя ждать. Там нормально, и скамеечка есть у окошка, можно книжечку почитать или еще что-нибудь.

– Ну, до встречи, – сказал я.

Я взял такси, заранее выдумав благовидный предлог для своего прихода, если встречу в холле кого-нибудь знакомого. Но в холле я никого не встретил и беспрепятственно сел в лифт, идущий на жилые этажи. Наверху, как и говорил Чико, была лавочка у окна. Я сел на эту лавочку и больше часа предавался праздным размышлениям. Из двух квартир, что были на этаже, никто не выходил. И из лифта тоже. В первый раз, как двери лифта раскрылись, из них вышел Чико.