Вторая рука

Глава 16

Во время обеда я позвонил Чико и рассказал ему то, что мне стало известно о лошадях Розмари.

– В общем и целом, – сказал я, – у этих четырех лошадей появились проблемы с сердцем из-за того, что их заразили свиной болезнью. Там еще куча сложной информации о том, как именно это сделали, но об этом пусть уж у распорядителей голова болит.

– Свиной болезнью?! – изумленно переспросил Чико.

– Ну да. У крутого букмекера Тревора Динсгейта есть братишка, который работает в лаборатории, где делают вакцины для людей: от оспы, от дифтерии и так далее. И они вдвоем придумали план, как впрыскивать свиную заразу фаворитам скачек.

– Фавориты в результате проигрывали, – сказал Чико, – а букмекер собирал урожай.

– Верно, – подтвердил я.

Я чувствовал себя очень странно, излагая замысел Тревора Динсгейта простыми, обыденными словами и говоря о нем так, словно это одно из наших обычных расследований.

– А как ты узнал? – спросил Чико.

– У Генри Трейса пал Глинер, на вскрытии обнаружили свиную болезнь. А когда я поехал в лабораторию вакцин, то увидел человека по фамилии Шеммок, который занимается необычными мутациями, и вспомнил, что Шеммок – настоящая фамилия Тревора Динсгейта. А Тревор Динсгейт – большой друг Джорджа Каспара… А все пострадавшие лошади, насколько это известно, стояли на конюшне Джорджа Каспара.

– Не многовато ли совпадений? – спросил Чико.

– Есть немного. Но дальше уж пусть служба безопасности разбирается.

– Эдди Кейт? – скептически переспросил Чико.

– Это дело он замять не сможет, не волнуйся.

– А Розмари ты уже сказал?

– Нет еще.

– Вот смеху-то будет!

– Ага.

– Ну что ж, Сид, дружище, – сказал он, – сегодня у нас день успехов! Мы накрыли Никки Эйша.

Никки Эйша, с ножом в носке. Пустяки по сравнению… по сравнению с…

– Эй, – голос Чико в трубке звучал обиженно, – ты что, не рад?

– Рад, конечно! А как накрыли-то?

– Он опять взялся рассылать эти дурацкие письма. Я был у тебя на квартире сегодня утром, просто так, на всякий случай, а там два больших конверта с нашими наклеечками.

– Здорово! – сказал я.

– Открываю я их. Оба конверта отправили нам люди с фамилиями на «П». Не зря бегали-то!

– То есть у нас есть письмо от него?

– То-то и оно! И один в один такое же, как твоя жена рассылала, только адрес, куда деньги слать, другой, разумеется. Карандаш у тебя есть?

– Есть.

Он продиктовал адрес. Адрес был в Клифтоне, под Бристолем. Я задумчиво посмотрел на бумажку. Можно, конечно, сразу передать его полиции, а можно попробовать проверить самому. В том, чтобы проверить самому, был как минимум один существенный плюс…

– Чико, – сказал я, – позвони на квартиру Дженни в Оксфорде и попроси Луизу Макиннс. Скажи ей, пусть перезвонит мне сюда, в отель «Ратленд» в Ньюмаркете.

– Чего, боишься любимой женушки?

– Так сделаешь?

– Да куда ж я денусь!

Чико расхохотался и повесил трубку. Однако когда телефон снова зазвонил, это оказалась не Луиза, а все тот же Чико.

– Она там больше не живет, – сказал он. – Твоя жена дала мне ее новый телефон.

Он продиктовал мне его.

– Что-нибудь еще?

– Ты не мог бы подъехать со своим магнитофоном в Жокей-клуб на Портмен-сквер завтра во второй половине дня, скажем часа в четыре?

– Так же, как в прошлый раз?

– Нет, – сказал я. – Культурно, с главного входа.

Луиза, к моему облегчению, ответила на звонок. Когда я объяснил ей, что к чему, она ушам своим не поверила:

– То есть вы его в самом деле нашли?!

– Ну да, – сказал я. – Вероятно. Так вы согласитесь приехать и опознать его?

– Да, – ответила она, не раздумывая. – Куда и когда?

– Это в Бристоле…

Я помолчал и добавил не без смущения:

– Я сейчас в Ньюмаркете. И мог бы сегодня заехать в Оксфорд подобрать вас, и мы бы прямо туда и отправились. Возможно, мы его выследим уже сегодня вечером… ну, или завтра утром.

В трубке стало тихо. Потом она сказала:

– Я съехала от Дженни.

– Да.

Снова тишина – а потом ее голос, негромкий, но решительный:

– Ну хорошо.

Луиза ждала меня в Оксфорде. Она захватила с собой сумку с вещами для ночевки.

– Привет! – сказал я, выходя из машины.

– Привет!

Мы переглянулись. Я поцеловал ее в щеку. Она улыбнулась – надо полагать, от радости – и забросила свою сумку в багажник, к моей.

– В любой момент можно сдать назад, – сказал я.

– Тебе тоже.

Однако же мы сели в машину, и я покатил в Бристоль, чувствуя себя беззаботным и довольным жизнью. Тревор Динсгейт еще не начал меня разыскивать, Питера Рэммилиза с его парнями не видно было уже неделю, и никто, кроме Чико, не знает, куда я еду. Нет уж, туманное будущее не испортит мне приятное настоящее. Я решил ни в коем случае не заглядывать вперед, и большую часть времени мне это удавалось.

Сперва мы приехали в загородный отель, про который мне кто-то рассказывал: на высоких утесах, с видом на ущелье реки Эйвон, рассчитанный на богатых американских туристов, любящих комфорт.

– Ой, да нам сюда и не попасть, – сказала Луиза, окидывая взглядом всю эту роскошь.

– Я звонил.

– Какой ты предусмотрительный! Один номер или два?

– Один.

Она улыбнулась – так, словно ее это вполне устраивало, – и нас проводили в просторную комнату с деревянными панелями на стенах, коврами на полу, старинной полированной мебелью и огромной кроватью под балдахином с белыми муслиновыми оборочками, как любят американцы.

– Господи! – воскликнула Луиза. – А я-то рассчитывала на мотель!

– Про балдахин я не знал… – несколько растерянно проблеял я.

– Вот это да! – рассмеялась она. – Ну, так еще веселее!

Мы бросили сумки, освежились в современной ванной, скромно упрятанной за деревянными панелями, и вернулись в машину. Луиза улыбалась всю дорогу до нового пристанища Николаса Эйша.

Это был явно небедный дом в очевидно небедном райончике. Внушительное сооружение на пять-шесть спален, ухоженное, побеленное, озаренное вечерним солнышком и мало что говорящее.

Я припарковал машину на той же стороне улицы, довольно близко от дома, в таком месте, откуда видны были и входная дверь, и ворота, ведущие на подъездную дорожку. По пути сюда Луиза рассказала, что Никки часто выходил прогуляться часов в семь, после напряженного рабочего дня, проведенного за пишущей машинкой. Может, он и тут выйдет.

А может, и нет.

Окна машины мы держали открытыми, потому что на улице было тепло. Я закурил. Ветра не было, и струйка дыма плавно поднималась надо мной, свиваясь в колечки. «Очень спокойное занятие, – подумал я, – просто сидеть и ждать».

– А ты сам откуда? – спросила Луиза.

Я выпустил колечко дыма.

– Я посмертный незаконнорожденный сын двадцатилетнего мойщика окон, который навернулся с лестницы незадолго до свадьбы.

– Изящно сформулировано! – рассмеялась она.

– А ты?

– Законная дочь директора стеклозавода и судьи, оба они живы-здоровы и проживают в Эссексе.

Мы обсудили еще братьев и сестер: у меня не было ни тех ни других, а у Луизы были и брат, и сестра. Поговорили об образовании: у меня было кой-какое, у нее до фига. О жизни в целом, которую она повидала чуть-чуть, а я чуть побольше.

Так прошел час на тихой улочке. Кое-где пели птицы. Время от времени проезжали машины. Люди возвращались с работы и сворачивали на дорожки, ведущие к домам. Где-то хлопали двери. В том доме, за которым мы наблюдали, ничего не происходило.

– Какой ты терпеливый, – заметила Луиза.

– Ну, иногда часами ждать приходится.

– Скучно все-таки…

Я посмотрел в ее ясные, умные глаза:

– Нет, сегодня не скучно.

Семь часов. Никки не появлялся.

– А долго мы будем так сидеть?

– Пока не стемнеет.

– Что-то есть хочется…

Прошло еще полчаса. Я узнал, что она любит карри и паэлью и терпеть не может ревеня. Я узнал, что у нее большие проблемы с диссертацией, которую она пишет.

– Я ужасно выбилась из графика, – говорила она, – и теперь… Господи, вот он!

Она широко-широко распахнула глаза. Я посмотрел в ту же сторону, куда и она, и увидел Николаса Эйша.

Он вышел не из парадного входа, а из бокового. Мой ровесник или чуть помоложе. Повыше ростом, но такого же сухощавого сложения, как и я. И масть та же. Черные, слегка вьющиеся волосы. Темные глаза. Узкая челюсть. Все то же самое.

Он был достаточно похож на меня, чтобы это бросалось в глаза, но при этом он был совершенно другой. Я достал из брючного кармана свою мини-камеру, открыл объектив зубами, как обычно, и сфотографировал его.

Дойдя до калитки, он остановился и оглянулся. Следом за ним выбежала женщина с криком: «Нед, Нед, подожди, я с тобой!»

– «Нед»! – сказала Луиза и заерзала на сиденье. – А если он свернет в эту сторону, вдруг он меня узнает?

– Не узнает, если я тебя поцелую.

– Ну давай! – сказала она.

Однако сперва я сделал еще один снимок.

Женщина выглядела старше, лет под сорок. Тоненькая, милая, восторженная. Она взяла его под руку, заглянула ему в глаза – и даже отсюда, с двадцати футов, было ясно, что ее глаза полны обожания. Он посмотрел на нее сверху вниз, жизнерадостно рассмеялся, поцеловал женщину в лоб, крутанул ее, словно в танце, потом обнял ее за талию и зашагал в нашу сторону пружинистым, веселым шагом.

Я рискнул сделать еще одно фото из темноты кабины, а потом наклонился и с большим энтузиазмом поцеловал Луизу.

Они прошли мимо. Поравнявшись с машиной, они, видимо, заметили нас, точнее, мою спину, потому что оба вдруг захихикали, как хихикают влюбленные, делящие свою тайну с другими влюбленными. Они чуть было не остановились, но потом зашагали дальше. Их шаги становились все глуше и наконец стихли вдалеке.

Я нехотя отстранился.

– Ух ты! – сказала Луиза, но по какому поводу – насчет поцелуя или из-за того, что Эйш оказался столь близко, – наверняка определить было нельзя. – Он все такой же, – продолжила она.

– Настоящий Казанова! – сухо заметил я.

Она мельком взглянула на меня, и я догадался, что она пытается понять, не ревную ли я его к Дженни. Но на самом деле я гадал, оттого ли Дженни тянуло к нему, что он похож на меня, или же она увлеклась сперва мной, а потом и им, оттого что оба мы соответствуем какому-то ее внутреннему образу сексуально привлекательного мужчины. Надо сказать, что внешность Николаса Эйша расстроила меня куда сильнее, чем хотелось бы.

– Ну вот, – сказал я, – дело сделано. Теперь пора поужинать.

Мы поехали обратно в отель и прежде, чем пойти в ресторан, поднялись наверх: Луиза сказала, что хочет сменить блузку и юбку, в которых проходила целый день.

Я достал из чемодана зарядное устройство и включил его в сеть. Вынул из кармана запасной аккумулятор, закатал рукав рубашки, вынул аккумулятор, стоявший в руке, и вставил их оба в зарядное устройство. Потом достал из чемодана заряженный аккумулятор и вставил в гнездо на руке. Луиза наблюдала, как я проделываю все это.

– Тебе… не противно? – спросил я.

– Да нет, конечно.

Я отвернул рукав, застегнул манжету.

– А надолго этой батарейки хватает? – спросила она.

– На шесть часов, если рукой активно пользоваться. Часов на восемь в обычном режиме.